Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина - Леонид Млечин

Тогдашний секретарь ЦК по идеологии Вадим Медведев вспоминает:

«Почитали, посмеялись и после некоторых колебаний пришли к выводу, что эту дешевку перепечатывать в нашей прессе не следует — она дискредитирует страну.

Такая точка зрения была доведена мною до руководства идеологического отдела. Впоследствии мне доложили, что некоторые газеты, в частности «Советская Россия», обращались в отдел с предложением опубликовать статью, и им посоветовали воздержаться от такого шага.

Каково же было мое удивление, когда, раскрыв утром «Правду», обнаружил в ней злополучную статью! Выступая в тот день в Академии общественных наук, я был буквально засыпан вопросами по этому поводу.

Я чувствовал, что моим пояснениям далеко не все верят, и только довод о том, что публикация скандальной статьи — это ошибка, дискредитирующая страну, недопустимый метод полемики, заставил слушателей подзадуматься над случившимся».

Главному редактору «Правды» неудачная публикация стоила карьеры. Горбачев воспользовался этим поводом, чтобы посадить в кресло редактора центрального партийного органа одного из своих сотрудников.

Виктор Афанасьев вспоминал:

«Утром мне позвонил Горбачев, отчитал как следует, мол, не дело такой газеты, как «Правда», заниматься перепечаткой из мелкобуржуазной «Репубблики». Я ответил, что это солидная независимая газета, одна из самых крупных в Италии...

25 октября 1989 года меня вызвал секретарь ЦК КПСС по идеологии, член политбюро Вадим Медведев и сказал:

— Виктор, ты просил отпустить тебя в науку. Горбачев согласен. Пиши заявление.

И мне ничего не оставалось, как подать заявление с просьбой освободить меня от должности главного редактора «Правды» в связи с переходом на научную работу.

А через пару дней в «Правду» пожаловал Горбачев в сопровождении Медведева. Он представил нового главного редактора И.Т. Фролова, такого же, как и я, академика-философа».

21 сентября 1989 года «Правда» дала опровержение на последней полосе:

«В связи с публикацией о Б.Н. Ельцине в газете «Репубблика»:

По поручению редакции наш корреспондент в США В. Линник разговаривал с Витторио Дзукконе, автором статьи в итальянской газете «Репубблика», перепечатанной «Правдой».

На вопрос, ручается ли он за все, написанное им о Б.Н. Ельцине в своем материале, Дзукконе ответил, что делал его, основываясь на вторичных источниках: публикации в «Вашингтон пост» от 13 сентября, озаглавленной «С пьяными объятиями к капиталистам», плюс свидетельства эмигрантов из СССР, слышавших разговоры о поведении Ельцина в Балтиморе.

Редакция «Правды» приносит свои извинения Б.Н. Ельцину. Полагаем, что это сделает за своего корреспондента и редакция «Репубблики».

Конечно, эта статья в «Правде» попортила Ельцину крови, но, как он вскоре убедится, число его сторонников не уменьшилось. Сам Виктор Афанасьев, критически оценивая плоды своего труда, пришел к такому выводу:

«Осмысливая ныне эту и другие акции типа «анти-Ельцин», которые активно проводились руководством КПСС в 1989—1990 годах, я невольно прихожу к мысли, что они в конечном счете возвратились бумерангом к их инициаторам и исполнителям.

Надо знать наш русский, российский народ, который веками выражал самые горячие симпатии именно к гонимым, обиженным и тем, кто осмелился поднять голос против начальства... Даже злополучная публикация в «Правде» сработала на него. «Ну, выпивает Ельцин, а кто из русских не пьет? Нет, он наш человек» — так или примерно так рассуждали на святой Руси».

Неприятности Ельцина на этой истории не закончились. Сентябрь и октябрь вообще оказались для него временем испытаний. Поездка в Америку ему дорого обошлась.

27 сентября Ельцину позвонил председатель Гостелерадио Михаил Ненашев и сказал, что телевидение намерено показать документальный фильм о поездке Ельцина в США. Речь шла о вызвавшем множество пересудов выступлении Ельцина в Институте имени Дж. Гопкинса в Балтиморе, когда российский гость после трудной ночи явно был не в форме.

Ненашев вспоминает:

«Мне не понравилась перепечатка в газете «Правда», представленная в типичном стиле бульварной прессы, своей развязностью, откровенным намерением скомпрометировать. И сама публикация, и манера ее подачи чем-то дурно припахивали. Я считал для себя идти тем же путем невозможным и неприличным. Поэтому сам позвонил Б. Ельцину и сказал:

— У нас есть пленка вашего выступления в США, в университете, и мы намерены дать его по Центральному телевидению. Понимаю, что восприятие ее будет неоднозначно, и потому ставлю в известность, ибо не хочу это делать за спиной.

Сказал также, что, если будет желание предварительно посмотреть, мы готовы ее показать ему лично или помощнику...»

Ельцин захотел посмотреть видеозапись. Вместе со своим помощником Сухановым съездил в Останкино. Потом перезвонил Ненашеву:

— Михаил Федорович, я только что посмотрел видеопленку, и мне кажется, этот материал показывать не стоит. Есть ведь и другие мои выступления...

Но показывать или не показывать — это зависело не от председателя Гостелерадио. У него был твердый приказ, он его выполнял. Партийное руководство все еще надеялось подорвать авторитет Ельцина.

Борис Николаевич это понимал, поэтому попросил Михаила Ненашева:

— Раз ты не можешь не давать, у меня к тебе только одна просьба, дайте не одно выступление, где я выгляжу не лучшим образом, но и другие встречи в Соединенных Штатах.

Просьба была выполнена, но общего впечатления не изменила. 1 октября телезрители увидели человека, который был или крепко пьян, или находился под воздействием каких-то сильнодействующих препаратов, или вообще совершенно слетел с катушек. Люди просто не узнавали Ельцина, который куролесил самым неприличным образом.

Пошли разговоры, что это результат специального монтажа, а Ельцин пьяным не был. Просто устал и принял транквилизатор. Виктор Ярошенко писал: «Над пленкой тщательно поработали, имитируя эффект плавающего звука, что тем самым свидетельствовало бы о пьянстве политика Ельцина».

Сам Борис Николаевич утверждал: «Специальные мастера произвели с видеопленкой особый монтаж: где надо замедляя на доли секунды изображение, а где надо — растягивая слова».

Председатель Гостелерадио Ненашев был удивлен такой наивностью:

«Понимаете, такое даже чисто технически невозможно. Ну нет у нас такой аппаратуры, чтобы изобразить человека пьяным, если он на самом деле трезв. И никакое замедление звука тут не поможет — заметно будет...

В телевизионной записи была представлена встреча, а не просто монолог. На встрече, как известно, участвуют, двигаются, одновременно говорят, задают вопросы много людей, и технически бывает невозможно даже при желании исказить манеру поведения и речи одного человека, не трогая других».

Эти объяснения тоже не возымели никакого действия. Тогда многие люди так восхищались Ельциным, что принимали на веру самые нелепые предположения. Конечно, это касалось не всех. Достаточно было людей, которые оценивали Бориса Николаевича достаточно критически. Но они не могли не видеть, что с каждым днем именно он, а уже не Горбачев символизирует стремление двигаться дальше по пути реформ. С этим приходилось считаться даже тем, кто приходил в ужас от некоторых выходок Бориса Николаевича.

Осенью 1989 года по Москве поползли неясные слухи о покушении на Ельцина. Такая была атмосфера в обществе, что многие поверили: народного любимца пытались убить. В «Московских новостях» появилось сообщение: «На протяжении нескольких дней в редакции раздаются звонки читателей: правда ли, что на Бориса Ельцина было совершено хулиганское нападение и он находится в тяжелом положении?» Журналисты позвонили самому Ельцину домой. Он ответил: «Сейчас я немного приболел, видимо в Америке простудился, и теперь вот вынужден сидеть дома». Вслед за этим выступила «Комсомольская правда»: «В редакции раздаются многочисленные звонки: почему Ельцина нет на сессии? Ходят слухи, что кто-то сбросил его в реку... Мы позвонили Борису Николаевичу домой. Вот что он ответил: «Чуть ли не каждую неделю до меня доходят такие слухи: то у меня инсульт, то я попал в автомобильную катастрофу, и даже что меня убили. Но все это, конечно, слухи, не более. На самом деле со мной все нормально. В поездке по Америке я, вероятно, простудился и сейчас приболел. Но температура уже спала. Лечащий врач сказал, что с 16 октября могу приступить к работе. Так что в понедельник буду участвовать в работе сессии Верховного Совета СССР».

Но вскоре стало ясно, что дело не в простуде. Эта загадочная история случилась поздно вечером 28 сентября 1989 года в подмосковном дачном поселке Успенское.