Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина - Леонид Млечин

Это было неслыханно! Однако публике это даже понравилось. И тогда, и позже экстравагантность, скажем так, поступков Ельцина соответствовала романтическим представлениям о русском медведе, грубоватом и неуклюжем, но добром, искреннем и надежном. Со временем стало ясно, что президенту России не хватает элементарного воспитания и понимания общепринятых норм поведения.

Сразу после лекции Ельцина повезли в Белый дом на встречу с советником президента Соединенных Штатов по национальной безопасности Брентоном Скоукрофтом, очень влиятельным человеком.

Майкл Бешлосс и Строуб Тэлбот, авторы книги об окончании «холодной войны», пишут, что «Буш не очень стремился принимать Ельцина. Он опасался, как бы официальная встреча не вызвала у Горбачева подозрения, что Соединенные Штаты занимаются политиканством, вмешиваясь в советские внутренние дела за его спиной. Буш считал Ельцина — при его репутации человека пьющего, несдержанного и неуместно вспыльчивого — чем-то вроде незакрепленной пушки на скользкой, покачивающейся палубе советской политики».

Тем не менее опытный Скоукрофт настоял на том, что Бушу нужно встретиться с видным оппозиционером. Сотрудники Белого дома предложили ни к чему не обязывающую форму: российского гостя примет Скоукрофт, а президент Буш и вице-президент Дэн Куэйл просто по очереди заглянут к ним в комнату. Это стандартный дипломатический прием, позволяющий проводить некоторые встречи, не вписывающиеся в обычный протокол.

В машине Ельцин, который по-прежнему находился, скажем мягко, в необычном состоянии, вдруг заупрямился и заявил, что не поедет к Скоукрофту — не тот, мол, уровень:

— Ну, представляете себе, Лев Евгеньевич, что Буша встречаете вы, мой советник, а не я?

Пока все наперебой уговаривали Ельцина, машина доехала до бокового входа в Белый дом. Борис Николаевич, проявив неожиданные познания в вашингтонской политической жизни, недовольно сказал:

— Когда гостя привозят к президенту, то входят не здесь.

Его встречала Кондолиза Райс, которая у Буша-младшего станет советником по национальной безопасности, а в аппарате его отца отвечала за отношения с Советским Союзом. Райс на приличном русском языке пояснила:

— У вас встреча с генералом Скоукрофтом.

Ельцин стоял на своем:

— Зачем мне идти, если меня не примет президент?

Кондолиза Райс — женщина с характером. Она твердо сказала:

— К сожалению, генерал Скоукрофт — человек занятой. Если ' мы не собираемся к нему идти, ему надо об этом сообщить.

Ельцин сдался:

— Хорошо, пошли.

Всем приехавшим вручили стандартные карточки с надписью «гость». Ельцин обиделся — он не гость, а политик, который пришел к другому политику, — и карточку не взял.

Пока они сидели у Скоукрофта, пришел президент Буш. Президент извинился перед российским гостем, что у него мало времени, он должен выступать по телевидению. И они с Ельциным поговорили всего двенадцать минут. Буш потом сказал, что Ельцин — «славный парень».

Затем в этот же кабинет Скоукрофта наведался и вице-президент Дэн Куэйл. Он тоже коротко побеседовал с экзотическим московским гостем и ушел.

Все были довольны. Неформальный характер встречи не создавал для американцев проблем в отношениях с Горбачевым, который ревниво следил за американским путешествием своего соперника. Ельцин же мог смело говорить, что беседовал с президентом Соединенных Штатов и объяснил ему, как следует спасать советскую перестройку.

Словом, все было бы хорошо. Но необычность поведения российского гостя и вероятные причины его причуд не остались незамеченными для западных журналистов.

19 сентября 1989 года «Правда» перепечатала из итальянской газеты «Репубблика» хлесткую статью журналиста Витторио Дзукконе об американской поездке Ельцина:

«За пять дней и пять ночей, проведенных в США, Ельцин спал в среднем два часа в сутки и опорожнил две бутылки водки, четыре бутылки виски и несметное количество коктейлей на официальных приемах...»

С Ельциным итальянский журналист не церемонился: «пьяный, невоспитанный русский медведь, впервые очутившийся в цивилизованном мире».

Появись такая статья через несколько лет, она оказалась бы в < русле куда более злых публикаций российской оппозиционной прессы. А тогда правдинская публикация вызвала в стране искреннее возмущение. Но возмущались не героем фельетона, а газетой, которая посмела оскорбить Ельцина.

Описания пьяных похождений Бориса Николаевича не произвели никакого впечатления на советских людей. Во-первых, в те годы никакая грязь к Ельцину не приставала — и это главное. Во-вторых, абсолютное большинство читателей решили, что это клевета, организованная Горбачевым и Лигачевым. В-третьих, с каких это пор пристрастие к алкоголю в нашей стране кому-то ставили в упрек?

Покойный Виктор Афанасьев, тогдашний главный редактор «Правды», вспоминал:

«Невообразимый скандал развернулся вокруг публикации. Телефоны в редакции звонили не переставая. Потом шли телеграммы, письма. Демократическая общественность вознегодовала: как это «Правда» позволила дискредитировать самого Ельцина? У подъезда редакции были выставлены пикеты. Номер газеты демонстративно сожгли...

Говорили о том, что материал поступил из ЦК КПСС в красном пакете с пятью печатями и был адресован лично главному редактору чуть ли не со строгим указанием о его немедленной публикации...

Статья из «Репубблики» пришла по обычным каналам ТАСС. Из ЦК она вообще тогда не могла поступить: было воскресенье, и бумаги в такой день из ЦК к нам не поступали.

Принесли мне это официальное сообщение два члена редколлегии «Правды» — Владимир Губарев и Александр Черняк. Втроем мы просмотрели материал. Приняли не сразу, возникли сомнения. Но материал-то официальный, тассовский, значит, с кем-то согласованный.

К тому же сенсационный — какой газетчик устоит перед сенсацией? Не устояли и мы.

Не в оправдание, а в порядке информации должен сказать, что после выхода ночного номера я еще раз, уже более внимательно, прочитал опус итальянского журналиста. С опозданием понял: сей труд не в традициях и манере «Правды», и попросил на следующий день в основном тираже его не повторять.

«Правда» в 1989 году имела тираж десять с половиной миллионов экземпляров. Из них два с половиной миллиона экземпляров (ночной выпуск) распространялись в столице, центральных и западных районах страны, за рубежом.

А основной тираж (около восьми миллионов экземпляров) шел вечерним выпуском и распространялся в большинстве районов страны. На места он передавался через спутниковую связь или фототелеграфом. Нередко тот или иной материал из-за позднего его поступления печатался сначала в ночном выпуске (в 24 часа), а на следующий день повторялся в вечернем. Именно так проходила и статья о Ельцине».

Но и московского тиража вполне хватило, чтобы на следующий день о статье говорила вся страна. Мало кто сомневался в том, что публикация — дело рук ЦК.

Горбачев и его помощники находились в тот момент на даче в малоизвестном еще Ново-Огареве и трудились над проектом доклада генерального секретаря на пленуме ЦК о национальной политике.

В толстой пачке информационных материалов ТАСС они получили и перевод статьи о Ельцине из итальянской газеты. И сразу разгорелся спор: публиковать ее или не публиковать?

Помощник генерального секретаря Георгий Шахназаров вспоминает:

«Почти все говорили, что дело беспроигрышное, речь идет всего-навсего о перепечатке, и непонятно, почему надо щадить человека, который переходит границы дозволенного; он подставился, а значит — следует этим воспользоваться, в конце концов, борьба есть борьба.

Кто-то выразил сомнение. Опыт подсказывал: чем больше ругают Ельцина в официальной прессе, тем больше ему сочувствует народ. На Руси принято сострадать мученикам и гонимым властями, так что бросить лишний камушек в его огород — только помочь ему набрать очки.

Горбачев задумался. Встал, походил по просторной продолговатой комнате на первом этаже, в которой шла работа... Мы молча ждали решения генсека. Он еще раз обошел вокруг стола, потом остановился у своего кресла и, оглядев нас, сказал:

— Не лежит у меня душа. Что-то в этом неэтичное. Конечно, от Бориса всякого можно ожидать, но не будем же мы ему уподобляться.

Были после этого еще попытки убедить Михаила Сергеевича, но он стоял на своем.

-Ну а если все-таки какая-то газета перепечатает? У нас теперь свобода печати, никому не закажешь, — спросил кто-то.

Горбачев развел руками.

На том порешили, и Медведев передал в ТАСС указание: никаких рекомендаций газетам о перепечатке статьи из «Репубблики» не давать. А на другой день она красовалась в «Правде»...»