На Другой Стороне - Дмитрий Ахметшин

Теперь человек-кукушка обращался к Денису.

— Видно, ты пришёл издалека, маленький человеческий ребёнок. Великая эволюция кукушек — событие, настолько исключительное, настолько восхитительное по своей сути, что не могло случиться везде и сразу. Прежде всего, нам с вами, двум цивилизованным народам, требуется выпить по чашке чая.

Этот чай немедленно вручили им в хрупких маленьких чашках из слежавшихся листьев. Он был холодным и кислым, и совсем не напоминал чай из жестяной банки, который заваривала дома мама.

Денис просто захлёбывался от любопытства, так, что чашка сразу сломалась у него в пальцах.

— Вы что, просто взяли и отрастили себе большие пальцы?

Доминико кружил перед ним и отчаянно махал руками, призывая замолчать. Кукушки призрака не видели.

Однако Кукуш был сама снисходительность.

— Ценю твоё любопытство, мальчик. Что же, любая маленькая тайна тянет за собой большую. Так вот тебе новый повод удивляться: на самом деле наш род ведётся от наших отцов и матерей. Да, у каждого из нас, кукушек, были родные мама и папа. Для тебя это может быть очевидно, но только не для нас. Испокон веков каждый из наших предков рос в отдельном, чужом гнезде. Иные гнёзда были большие, иные такие маленькие, что бедняга-птенец выпадал из него раньше времени. Иные были дуплами, иные — открыты всем ветрам. Иные в траве, иные на верхушке высоченного дерева. Так мы приобрели зачатки индивидуальности. Наши предки не знали настоящих матерей, и со своими детьми поступали точно так же — подкидывали яйца в чужие гнёзда. Но всему приходит конец. Вскормыши разных гнёзд, мы, в конце концов, задумались: а кто мы на самом деле? Существует ли наш вид? Можем ли мы гордиться собой, если не имеем ни истории, ни сообщества? Забегая вперёд, скажу тебе, что в основе и прежде этих понятий идёт то, что мы приобрели каждый сам по себе — индивидуальность. Так или иначе, настало время для великого кукушачьего совета. О, это было великое время! Мы целый год разыскивали взрослых кукушек по всему свету, от начала и до края мира. Был большой собор, который накрыл весь дремучий лес на западе и частично лес голубых ручьев чуть восточнее, сороки-посыльные носились в воздухе, как стрелы чокнутых сиу. И было решено там больше никогда не оставлять детёнышей в чужих гнёздах, чтобы отныне слова «кукушонок» и «подкидыш» больше никогда не ставились рядом. После этого слёта мы странным образом начали чувствовать в себе перемены.

Человек-кукушка выразительно посмотрел на свои руки.

— Это выражалось не только в телесных изменениях. Мы учились мыслить шире. Мы разработали свой язык, стали понимать языки других существ, в том числе и язык ваших отцов, малыши. Теперь давно уже всё по-другому. В знак того, что мы помним о нашем прошлом и знаем, кто породил нас на свет, мы носим маски из лиц наших матерей. Когда родитель умирает от старости, когда соблюдены все ритуалы и из головы его изготовлена маска, только тогда птенец может считаться взрослым.

— Подыгрывай, подыгрывай! — сказал под ухом Макс, так, что Денис вздрогнул.

— Ну, это… довольно мерзко, — сказал он. — Ой!

— Ничего, ничего, — снисходительно сказал человек-кукушка. — Я понимаю, что на ваш, человеческий взгляд это несколько экстравагантно. Лучше хлебни ещё чаю, это успокоит нервы.

17

— Оставайся ребёнком, что бы ни случилось, — сказал Максим Денису, когда они, наконец, остались в относительном одиночестве. — Эти существа снисходительны только к детям. Взрослых они убивают.

— Я и так ребёнок, — огрызнулся Денис, ошарашенный всем произошедшим. — В отличие от некоторых.

— Но и слишком по-детски не вздумай себя вести, — продолжал поучать Максим. — Они подумают, что ты пытаешься их обмануть. Они набрасываются скопом и способны разорвать человека на части за несколько минут. В их владения не суётся ни одно племя сиу, а в английских и испанских поселениях ходят слухи, что в лесных чащобах водятся звери, способные противостоять любому человеческому оружию. Редко когда посланные туда отряды возвращаются. Иногда — просто ради развлечения — кукушки не нападают на разведчиков, а пугают их до полусмерти, прыгая по кронам, роняя на головы шишки. Показываются на мгновение-другое вдалеке, среди деревьев, и исчезают, как будто их и не было. Разыгрывают настоящий театр теней. Чаще всего после такого представления люди теряют всякое понятие направления и разбегаются в разные стороны. После чего тихо умирают, блуждая по бесконечному лесу в поисках тропы.

— А что дети?

— От детёнышей всех родов и видов они без ума, — сказал Максим. — Но это ты и сам уже заметил.

Поселение кукушек могло сойти за нечто, что могло присниться школьнику после кропотливого изучения учебника истории средних веков и учебника орнитологии. Видно, что к тому, чтобы вить настоящие гнёзда, эти существа были непривычны, однако, старание их было видно невооружённым глазом. Всё, до чего могли дотянуться эти очеловеченные конечности, теперь служило одной, поистине царившей в пернатых головах цели — обустройству домашнего очага. На высоте в десять метров от земли раскачивались поразительные в своей неловкой очаровательности гнёзда, сложенные из высохших веток (иногда даже брёвен), связанных разноцветными тряпками и лоскутами, укреплённых покорёженным железом: щитами, кирасами, насквозь проржавевшими ружейными стволами. Сверху всё это напоминало бобровые плотины, призванные удерживать всякий здравый смысл от проникновения внутрь этих поселений. Располагались такие гнёзда на разных уровнях. Может, люди-кукушки летали достаточно тяжело, но лазали по-прежнему очень ловко, и царили над тобой, просовывая головы в просветы в листве и выкрикивая приветствия, от которых кожу пробирал мороз.

Развлечений и дел у кукушачьего племени была уйма — несколько раз в день что-нибудь непременно обрушивалось и какой-нибудь кукушонок летел вниз, истошно вопя, хлопая крыльями и стараясь уцепиться за встречные ветки. Ценный строительный материал, который перестал быть конструкцией, за считанные минуты растаскивался по соседним гнёздам, ещё больше утяжеляя их и превращая в авиационные бомбы, висящие в паутине.

Гостеприимство также было весьма странным. Из гнезда в гнездо ребят носили исключительно в когтях. То и дело появлялись новые особи, принося какую-нибудь снедь, съедобную (и вонючую), но чаще несъедобную, так и норовя сунуть её детям прямо в рот. Те защищались как могли: Денис отчаянно зажимал рот, Варра молотила руками по сторонам и кричала, что она не хочет есть, а Максим, скрестив ноги и сложив на груди руки, с видом маленького императора принимал одни подношения и отвергал другие, сжимая губы и качая головой. То, от чего он отказывался, шебутные кукушки тут же пытались предложить его брату и девочке.