История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе - Равиль Бухараев

«Царь булгар платит дань царю хазар: от каждого дома в его государстве – шкуру соболя. Если же к булгарам прибывает торговый корабль из страны хазар, то царь выедет верхом, пересчитает находящиеся на корабле товары и возьмет себе десятую часть. А если прибудут к ним русы или какие-нибудь люди из других племен с рабами, то царь выбирает для себя из каждого десятка одного человека[166]».

Чиновничьего сословия в Волжской Булгарии тогда еще не существовало, и царь самостоятельно занимался таможенными сборами. Он был достаточно прост в обхождении и ездил по базару один, без всякого сопровождения, хотя и достоинство, и собственное состояние его были весьма значительны. В дни пребывания ибн Фадлана в Волжской Булгарии еще господствовала простота тюркского родоплеменного строя. Для приветствия государя никто не простирался ниц – достаточно было при его приближении встать и снять головной убор, который по обычаю носили все булгары.

Между тем, несмотря на все усиливающуюся урбанизацию жизни вокруг древнего торжища Ага-Базар, близ которого по берегу Волги находились деревянные дома, склады и ритуальные места поклонения приезжих купцов, сами булгары, по свидетельству ибн Фадлана, все еще жили в юртах. Юрта царя отличалась от других разве что своим богатым убранством и огромными размерами:

«Юрта же царя очень большая, вмещает более тысячи человек и устлана армянскими коврами. В середине ее стоит трон, покрытый византийской парчой[167]».

Человек, которому доведется побывать на развалинах древнего города Болгар недалеко от устья Камы, вполне может вообразить себе, как выглядела окружающая местность в мае 922 года, когда багдадское посольство достигло цели своих странствий. По воле судьбы, природа вокруг Болгарского историко-археологического заповедника остается еще живой, как и в X веке, хотя вокруг лежат обширные пашни, а телеграфные столбы с линиями электропередач давно заменили собою дремучие булгарские леса. Противоположный берег Волги с его по-прежнему залесенными холмами разве что в сумерки мерцает редкими огоньками, и вид, открывающийся с обрывистого песчаного берега на волжские плесы, поистине захватывает дух. Конечно, Волга при Камском устье тогда не была, как сейчас, подобна морю, и сам город отстоял от нее на более значительное расстояние, однако величие окружающих пространств и речная свежесть волжских просторов словно и вправду позволяют нам благодарно осязать чистоту и первозданность природы X века. В том далеком мае половодная вода стояла еще высоко, и еще более высоким и чистым было над нею огромное, синее и тихое небо, в котором еще не гремели самолеты, и парили, как и сегодня, неизменные коршуны.

Посольство еще за сутки до прибытия в эти места было торжественно встречено главами всех четырех племен булгарского союза, а также братьями и сыновьями царя. Сам царь также выехал навстречу посольству и встретил его в воскресенье 12 мая 922 года на расстоянии двух фарсахов – около четырнадцати километров от своей ставки. При виде послов повелителя правоверных он «сошел с лошади и пал ниц, поклоняясь и благодаря Великого и Могучего Аллаха». Затем он осыпал членов посольства серебряными дирхемами и велел разбить для них отдельные юрты, в которых в течение следующих трех дней они отдыхали от тягот своего семидесятидневного пути.

В четверг 16 мая состоялась церемония чтения письма халифа. Прежде, чем зачитать письмо, послы «развернули два знамени, оседлали присланную в подарок лошадь седлом, элтабара одели в савад – черную одежду высших сановников повелителя правоверных, а также надели на него тюрбан». Первый урок аббасидского дворцового церемониала был преподан царю и его окружению тогда же:

«Я достал письмо халифа и сказал элтабару: «Не подобает сидеть при чтении письма халифа». И он встал на ноги, так же поступили и все присутствовавшие именитые лица его государства. Элтабар же человек толстый и пузатый. Я прочитал начало письма, и когда дошел до слов: «Мир тебе, и воистину я прославляю, обращаясь к тебе, Аллаха Единого и Могучего», – я сказал ему: «В ответ пожелай мира повелителю правоверных». И он пожелал, за ним повторили все остальные. Переводчик, не переставая, переводил письмо буква в букву. Когда мы закончили чтение, они дружно воскликнули «Велик Аллах!» таким криком, от которого задрожала земля[168]».

Затем царю было прочитано письмо везира Хамида ибн ал Аббаса, после чего ибн Фадлан попросил его сесть, и последнее письмо – послание от главного царедворца Назира ал-Харами царь выслушал уже сидя на троне. Состоялось вручение багдадских подарков царю и его жене, сидевшей по обычаю рядом с мужем, и вся церемония через некоторое время завершилась пиром в юрте царя.

Между тем первый религиозный разговор ибн Фадлана с царем Алмушем завершился для последнего как бы вторым рождением – сменой имени. Царь, как мы уже отметили, был мусульманином, но продолжал носить языческое имя. У него уже была собственная мечеть, на минбаре которой провозглашали здравицу такими словами: «О Аллах! Сохрани в благополучии элтабара – царя булгар!» Нижеследующий разговор ибн Фадлана с царем дает нам редкую возможность понять, каким образом шло исламское просвещение в этих совсем еще недавно языческих землях. А шло оно в виде двусторонних и многосторонних бесед, составленных из вопросов и ответов. Именно в ходе таких бесед новообращенным мусульманам предлагалась не только новая информация, но и ее посильное толкование. Вот как в одном ответе по поводу царской здравицы ибн Фадлан раскрывает и суть земной власти, и существо Единобожия, и религиозное смирение, образцом которого и сегодня является для мусульман Святой Пророк ислама (мир и благословения Аллаха да пребывают с ним):

«Я же сказал ему: «Воистину, единственный великий царь – это Аллах, и на минбаре этим титулом никто, кроме Него, Великого и Могучего, не упоминается. Вот господин твой, повелитель правоверных, для собственной особы довольствуется тем, что на его минбарах на востоке и на западе провозглашают: «О Аллах! Сохрани в благополучии раба Твоего и наместника Твоего[169] Джафара, имама ал-Муктадира-биллаха, повелителя правоверных!» И так же поступали его бывшие предки-халифы. Ведь сказал Пророк, да благословит его Аллах и да спасет: «Не восхваляйте меня без меры, как восхваляли христиане Иисуса, сына Марии. Ведь право, я всего лишь раб Аллаха и посланник Его[170]».

В результате этой первой проповеди мусульманского смирения царь Алмуш, как утверждает ибн Фадлан, принял имя халифа ал-Муктадира, Джафар, а также посмертно «обратил в ислам» своего отца, дав ему имя Абдаллах. С тех пор здравица с минбаров булгарских мечетей провозглашалась так: «О Аллах! Сохрани в благополучии раба твоего Джафара ибн Абдаллаха, повелителя булгар, клиента (маула) повелителя правоверных».

Археологические находки раннебулгарских монет говорят о том, что царь булгар пользовался указанным именем еще до 908 года[171]. Это открытие, если оно действительно верно, требует убедительного объяснения. Из слов ибн Русты и того же ибн Фадлана следует, что булгары не имели своей золотой или серебряной монеты, а расплачивались куньим мехом: одна шкурка куницы равнялась двум с половиной дирхемам. В книге татарского ученого Ф. Хузина о Волжской Булгарии приводится такое объяснение утверждения, что «чеканку собственных серебряных монет – дирхемов булгары освоили еще в начале X века»:

«Самая ранняя монета известна пока в единственном экземпляре в составе Неревского клада, найденного в 1956 году в раскопках древнего Новгорода. На этом обломке дирхема с именем Джафара ибн Абдаллаха – мусульманским именем царя Алмуша сына Шилки, дата и место чеканки отсутствуют, но нумизматы убедительно относят его к 289–295 гг. Х/902-908 гг. Монетное дело в начале X века только зарождалось. Первые собственные монеты булгар, по мнению ученых, играли не экономическую, а политическую роль; ни дата, ни место чеканки не воспринимались еще как реальности. Обозначение места чеканки на этих и более поздних монетах 10 века попросту копируют саманидские оригиналы: Самарканд, аш-Шаш, Балх, Нисабур (Нишапур)[172]».

Не совсем понятно, кто же здесь заблуждается – ибн Фадлан, который подробно пишет о принятии царем мусульманского имени только в 922 году, или ученые нумизматы, называющие его этим именем еще между 902–908 годами? При всем том, сам халиф Джафар ал-Муктадир взошел на престол только в 908 году. С 902 года по 908 год правил халиф ал-Муктафи, чьим собственным именем было имя Али ибн Ахмад. Зная тягу царя булгар к Халифату, мы не можем внятно ответить на вопрос, по какой причине он мог назваться именем малолетнего халифа, едва взошедшего на престол в 908 году, но вступил с ним в политическую переписку лишь тринадцать лет спустя.