Главная тайна Библии - Том Райт

И сейчас мне снова придется вернуться к значению «царства Божьего». Приступая к последнему разделу книги, читателю стоит помнить о том, что обетование нового творения — которое мы рассматривали ранее — не просто призывает нас прояснить наши мысли относительно «жизни после смерти». Оно прямо касается миссии церкви. У нас много говорят о так называемой церкви, сформированной миссией, появился даже отчет с таким названием, который призывает церковь сегодня не смотреть на «миссию» как на нечто внешнее, чем христиане занимаются, когда у них остается время от прочих трудов, но как на главную задачу, которая формирует саму церковь и дает ей жизненные силы.[208] Однако если отнестись к этой идее всерьез, нам потребуется пересмотреть само представление о миссии. Нам не стоит возвращаться к старому конфликту по поводу христианской миссии, когда одни люди понимают под ней «евангелизацию», которая помогает «спасать души для вневременной вечности», а другие верят, что «миссия» равноценна «труду ради справедливости, мира и надежды в нынешней жизни». Это великое разделение не имеет никакого отношения к Иисусу и Новому Завету, но оно просто отражает состояние христиан (неважно, «ортодоксов» или «радикалов»), незаметно для себя оказавшихся в рабстве у платонической идеологии Просвещения. Как только мы исправим наши представления о воскресении, мы тотчас же получим верные представления и о миссии. Если мы желаем быть в церкви, сформированной миссией, нам нужна миссия, сформированная надеждой. И если эта надежда нас удивляет, пора начинать с ней знакомиться уже сейчас.

Мы начнем с самой крупной темы, которая для христиан является чем–то самоочевидным, но представления о которой необходимо срочно пересмотреть самым радикальным образом. Эта тема — спасение.

2. «Спасение» — что это значит?

Настал воистину удивительный, шокирующий и, быть может, пугающий момент: мы будем вынуждены пересмотреть смысл понятия «спасение».

Слово «спасение» подавляющее большинство западных христиан понимает достаточно однозначно: «отправиться на небеса после смерти». Но если хотя бы на секунду задуматься обо всем том, о чем мы уже говорили, то окажется, что эта мысль совершенно неверна. «Спасение», конечно, есть «избавление». А отчего в конечном счете нам надлежит избавиться? Ответ очевиден: от смерти. Но в таком случае, если после нашей смерти тело разлагается, а душа (или любое другое слово, описывающее продолжение нашего существования) куда–то отправляется, это не будет избавлением от смерти. Это просто значит, что мы умерли.

И если Божье творение, куда входит и мир, и знакомая нам жизнь наших славных и замечательных тел, мозгов и кровеносных сосудов, действительно хорошо и если Бог хочет снова сказать «да» всему этому в акте нового творения в последний день, это значит, что видеть в смерти тела и избавлении души «спасение» — не просто незначительная ошибка, нуждающаяся в легкой коррекции. Такое представление абсолютно неверно во всем. Здесь мы молча соглашаемся со смертью, разрушающей хорошее творение Бога, которое носит Его образ, а нашим (но никак не христианским и не иудейским) утешением служит мысль, что «самая важная» часть человека «спасена» от порочного и мерзкого тела и от этого печального и мрачного мира пространства, времени и материи! Как мы могли убедиться, вся Библия, от Книги Бытия до Откровения, решительно противостоит этому абсурдному убеждению. однако большинство современных христиан, в том числе так называемых библейских, верит именно в этот вздор. Такую безрадостную ситуацию поддерживают не одни только расхожие представления, но и богослужение, тексты молитв, разнообразные гимны и проповеди.

Все это я снова остро почувствовал недавно, читая популярную книжку известного христианского писателя Адриана Пласса. Автор не претендует на глубокое знание богословия, хотя нередко говорит чрезвычайно важные вещи, используя юмор, иронию, а иногда пикантные истории, которые заставляют нас снова задуматься об истинах, которые нам казались очевидными и простыми. И когда мне подарили его новую книгу «Сандвичи с беконом и спасение», я ожидал найти там что–нибудь свежее. И я не разочаровался: это забавная книга, содержащая несуразности и серьезные положения, в которой такое сочетание соответствовало замыслу автора.[209]

И вот я дошел до самых глубоких размышлений — о спасении — и ожидал познакомиться какими–то новыми идеями. Пласс задает вопрос, который сегодня многих беспокоит:

Но что это значит? Мы говорим: «он спасен». Спасен от чего? Спасен ради чего? Должно ли спасение менять то, как я сейчас живу, а не только будущее? А если говорить о будущем, чего нам ожидать от вечности на небесах? Какой смысл для нас имеет небо, когда мы так прочно стоим на земле? Где область контакта, место встречи между плотью и Духом? И когда закончится время всех странных религиозных терминов, всех этих голосов, и обычаев, и мантр, и человеческих канонов, что у нас останется?[210]

Отлично. Именно над этой загадкой мы размышляли в первых главах книги. И я перевернул страницу, надеясь, что тут Пласс дает новое определение «спасению». Но то, что я увидел, меня разочаровало:

План [Бога] о нас заключается в достижении полной гармонии с Ним… А затем все испортилось самым ужасным образом… Произошло нечто кошмарное, и человек отделился от Бога, Который тем не менее продолжал любить его (то есть нас) с необыкновенной силой. Он не мог устранить эту пропасть и придумал иной план спасения… После того как Иисус был вознесен на кресте, каждый из нас получил возможность через покаяние, крещение и верность восстановите великие взаимоотношения с Богом, которые были глубоко нарушены… И если вы или я примем смерть и воскресение Иисуса как живой и дееспособный божественный механизм для нашей жизни, однажды мы вернемся домой к Богу и обретем мир… Святой Дух, которого Иисус послал нам после своей смерти, дает поддержку и силу тем, кто обращается к нему.[211]

Я понимаю, что не слишком честно нападать на Адриана Пласса в моей книжке. Он вовсе не претендует на звание богослова, и, как я говорил, в его книге множество чудесных мыслей (и немало здорового юмора). Я увидел просто классический пример — тем более показательный, что автор выражает мысли, которые многим кажутся совершенно очевидными, — «нормальных» представлений христианина Запада: «спасение» касается «моих личных отношений с Богом» сейчас и заключается в том, что я «вернусь домой к Богу и обрету мир» в будущем. Пласс задает много коварных вопросов и не находит на них удовлетворительных ответов, но он и не думает ставить под сомнение сами эти готовые ответы — это показывает, как глубоко такие представления укоренены в нашей традиции. Те из нас, кто жили в такой традиции с рождения (я не говорю лишь о традиции «евангелизации», но обо всех традициях западных церквей), согласятся, что резюме Пласса верно отражает то, «во что верит большинство христиан» — и даже представления большинства нехристиан о вере христиан. И мне снова хочется заявить во весь голос, что эти представления ни капли не соответствуют тому, что написано в книгах Нового Завета.

На другой же день после того, как я написал предыдущий абзац, я снова наткнулся на яркий пример все той же проблемы. Ко мне по электронной почте пришло письмо от встревоженного человека, который переводит мою книгу «Иуда и Евангелие Иисуса» на один из балканских языков. Он дошел до того места, где я писал о том, что вера многих западных христиан удивительно напоминает гностицизм II века: они считают, что нынешний мир наполнен злом и видят единственный достойный выход в бегстве из этого мира на небеса. Переводчик, который именно так понимал Евангелие, выдвинул против меня несколько обвинений. Разве я не читал Библию? Почему я не верю в небеса? Или в Иисуса? Зачем я выдумываю новую религию?

До сего момента я все еще продолжал повторять главную мысль книги, которую мы уже рассматривали. Но теперь, в завершающем разделе, нам предстоит поговорить о последствиях столь распространенного в церкви неверного понимания «спасения». Если мы думаем, что «спасение» — это «отправиться на небеса после смерти», тогда главная задача церкви сводится к спасению души для будущего. Но если «спасение» для нас, как и для Нового Завета, прямо связано с обетованием нового неба и новой земли и с обетованием о нашем воскресении, которое позволит нам участвовать в этой воплощенной во славе реальности — я назвал ее «жизнью после жизни после смерти», — это коренным образом меняет и наши представления о важнейшем деле церкви здесь и сейчас.

Уместно вспомнить знаменитый девиз организации Christian Aid: «Мы верим в жизнь перед смертью». Именно жизнь перед смертью ставится под вопрос, если мы верим, что спасение сводится к «жизни после смерти». Если мы устремлены ко вневременной и бесплотной вечности, стоит ли тратить силы на наведение порядка в этом мире? Но если самое важное — это жизнь в новом теле после «жизни после смерти», тогда нынешняя телесная «жизнь перед смертью» предстает в ином виде: это уже не какой–то любопытный, но мало связанный с будущим феномен и не просто «закаляющая душу долина слез», пройдя которую, мы обретаем бесплотное блаженство, но это важнейшее время, пространство и вещество, куда с воскресением Иисуса уже вторглось Божье будущее, и это будущее уже сейчас предвосхищает миссия церкви. Идея «жизни после смерти» отвлекает внимание не только от окончательной «жизни после «жизни после смерти», но и от «жизни перед смертью». Если мы это игнорируем, то заключаем союз не только со смертью, но и со всеми другими силами, которые обретают мощь из сотрудничества с этим последним врагом.