Ярость - Салман Рушди

Мила с трудом перевела дух и после небольшой паузы с яростью накинулась на экзотические яства, стоящие перед ней. Соланка выжидал; было очевидно, что это еще только вступление. Не нужно тебе выходить замуж за Эдди, ты не сможешь с ним жить, думал он, но понимал, что не вправе давать ей какие-либо советы.

— Я тебя насквозь вижу, — снова заговорила Мила. — Ты внушаешь себе, что мы совершали что-то дурное. Я знаю, это так. Ты хочешь, чтобы чувство вины позволило тебе считать себя свободным. Чтобы ты мог уйти от меня со спокойной совестью. Но мы же не делали ничего плохого! — Ее глаза наполнились слезами. — Абсолютно ничего! Мы просто помогали друг другу преодолеть живущее в нас обоих огромное чувство утраты. И все эти затеи с куклами на самом деле были только предлогом. Неужто ты решил, что я и в самом деле спала со своим отцом, что я ерзала задницей у него на коленях, дергала его за соски, лизала его бедную шею? Ты же потому решил, что все это надо закончить? А может, ты как раз потому и надумал все начать, а? Разве тебя это не заводило — изображать призрак моего отца? Если кто-то из нас и болен, то это явно вы, профессор! Повторяю еще раз: в том, чем мы с тобой занимались, не было совершенно ничего плохого. Это была просто игра. Серьезная, может где-то опасная, но игра. И я думала, что ты это понимаешь. Думала, вдруг ты особенный, вдруг ты тот единственный, обладающий сексуальной мудростью мужчина, с которым я почувствую себя в безопасности, с которым буду свободной и которого, кстати говоря, сделаю свободным взамен, вдруг мое настоящее — подле него и можно будет оставить позади накопившиеся обиды и разочарования, всю боль и ярость, просто взять и отпустить их. Увы, оказывается, я ошиблась, профессор. Как выяснилось, вы такой же болван, как и все остальные. Кстати, Говард Стерн сегодня говорил о вас.

Такого левого поворота Соланка никак не ожидал, такого стремительного броска в сторону против встречного эмоционального движения. Перри Пинкус, понял он, и у него упало сердце.

— Значит, она все же это сделала. Что именно она сказала?

— О! — промычала Мила, жуя баранину, тушенную в соусе сальса верде, — много чего!

У Милы была отличная память, она могла практически дословно воспроизводить целые диалоги. Перри Пинкус, которую она имитировала с язвительным удовольствием молодой комедиантки Сандры Бернхард или актрисы Стокард Чэннинг, оказалась — как ни тяжко было Соланке это признать — очень близка к оригиналу. Как только он это понял, его сердце сжалось. «Порой мужчины, которых считают чуть ли не гениями, являют собой хрестоматийный пример задержки в умственном развитии, — сообщила Перри Говарду и его многомиллионной аудитории. — Взять, к примеру, Малика Соланку. Очень показательный случай, хотя он и далеко не гений. В свое время он бросил занятия философией и ушел на телевидение. Сразу признаюсь: он не входит в число тех, с кем я… ну вы понимаете… Он не из моего списка. Хотите знать, в чем его проблема? Так вот, позвольте вам поведать, что вся его комната — я подчеркиваю, мы говорим о преподавателе Королевского колледжа, Кембридж, Великобритания, — была забита куклами. Настоящими детскими куклами. Как только я это увидела, то думала лишь о том, как бы поскорее убраться подобру-поздорову. Боялась, что он, не дай бог, примет меня за куклу и начнет тыкать в живот, чтобы я сказала ма-ма. Прошу прощения, я никогда не любила кукол, даже в детстве, хотя я девочка. Что вы говорите? Да нет, нет конечно. Я отлично знаю геев. Нет-нет, абсолютно. Говард, я же из Калифорнии, честное слово. Геем он совершенно точно не был. Он был… Да просто мерзкий тип. Ради смеха я каждое Рождество отправляю этому парню мягкую зверюшку. Всяких там белых медведей с кока-колой, ну вы поняли. Он, конечно, ни разу не подтвердил получения, но, представляете, ни разу не отослал обратно. Мужчины. Когда вы знаете их маленькие секреты, очень трудно удержаться от смеха».

— Я сомневалась, стоит ли тебе это рассказывать, — уже более спокойным тоном произнесла Мила, — а потом подумала: да пошел он! Чего уж теперь-то с ним церемониться?

Донья Джио продолжала петь, но визгливые голоса фурий мгновенно заглушили ее голос. Голодные богини кружили над головами, кормясь клокотавшим в их душах гневом. Интервью Пинкус пробудило в профессоре зверя, и он буквально взревел от гнева. Мила тут же переменилась.

— Ш-ш! — успокаивала она Соланку. — Я, конечно, виновата, что все это рассказала. Прости меня, пожалуйста, но не мог бы ты вести себя потише? Нас сейчас просто выкинут отсюда, а я еще рассчитывала на десерт.

Значит, он опять ругался во весь голос. На них смотрели. Через зал к ним быстрыми шагами направлялся владелец и управляющий рестораном, похожий на актера Рауля Хулиа. В руке у Малика Соланки треснул стакан. Кровь и вино смешались, испачкали скатерть. Стало очевидно, что нужно как можно скорее уходить. На рану наложили повязку, от медицинской помощи они отказались, мгновенно получили чек, торопливо рассчитались и вышли. На улице начинался дождь. Ярость Милы улеглась, спасовав перед гневом Соланки.

— Кстати о той женщине в программе у Говарда, — продолжила она в такси. — Ее туда явно пригласили ради смеха. Жеманная нимфоманка и старая сплетница. Ты же старше меня, пора бы тебе усвоить, какова жизнь. У всех у нас есть слабости, они волочатся за нами, как незакрепленные концы каната, и время от времени больно хлещут наотмашь. Забудь о ней. Она ничего для тебя не значит и вряд ли когда-либо значила. Судя по тому, как она рушит свою карму, я не завидую ее будущему. Хватит уже орать на публике! Господи, иногда ты меня просто путаешь. Поначалу кажется, что ты и мухи не обидишь, а потом вдруг превращаешься в какого-то Годзиллу из черной лагуны, способного в один прием перегрызть горло тираннозавру рекс. Малик, тебе нужно научиться как-то себя контролировать. В чем бы ни была причина, жить с этим нельзя.

— Ислам очистит твою душу от грязного гнева, — неожиданно вмешался в разговор водитель, — и откроет тебе, что праведный гнев движет горами. — И затем, когда другая машина прошла впритирку к его такси, продолжил, правда уже на другом языке: — Эй ты, америкашка! Безбожник, пидор, скотоложец, поимевший любимую козу своей бабушки!

И тут Соланка вдруг расхохотался. Этот безрадостный противный смех все-таки снял тяжесть с души.

— Приветствую тебя. Возлюбленный Али! — прокаркал он. — Рад видеть тебя снова в отличной форме!

Прошла неделя, и, к удивлению Соланки, Мила позвонила ему и пригласила к себе «обсудить кое-что». Она была дружелюбна, собранна и, по-видимому, здорово взбудоражена какой-то идеей. До чего же быстро она оправилась! — удивился про себя Соланка и принял приглашение. Он впервые оказался в ее жилище на четвертом этаже дома без лифта, маленькой квартирке, которая тщилась сойти за типично американское жилье, но не слишком в этом преуспела. Огромные плакаты с изображениями бейсболиста Латрелла Спрюэлла и теннисистки Серены Уильямс выглядели неуместными рядом со стеллажами, забитыми по большей части книгами сербских и восточноевропейских авторов, изданными на языке оригинала и в английском и французском переводах: Данило Киш, Андрич, Павич, ниспровергатели традиций, и, конечно, классика — Обрадович и Вук Стефанович Караджич, а также Клима, Кадаре, Надас, Конрад, Герберт. Соланка отметил, что нигде не видно портрета ее отца — примечательное отсутствие. Зато с черно-белой фотографии в рамке Соланке широко улыбалась молодая женщина в цветастом платье с пояском. На снимке мать Милы выглядела скорее ее младшей сестрой.

— Видишь, как она счастлива, — сказала Мила. — Это было последнее лето перед тем, как она узнала, что больна. Сейчас мне ровно столько, столько было ей в момент смерти. Так что, можно сказать, одним кошмаром меньше. Роковой барьер я уже преодолела. А ведь много лет считала, что мне это не суждено.

Она хотела принадлежать этому городу, этой стране и этому времени, но вой демонов старой Европы все еще терзал ее слух. Хотя в одном она, без сомнения, стала полноправной представительницей молодой Америки: самое почетное и обширное место в ее комнате было отдано компьютеру. В центре стола — ноутбук «Мак Пауэр», на заднем плане — старенький настольный «Макинтош»; сканер, CD-проигрыватель, сложная аудиосистема, синтезатор, дублирующий диск, какие-то руководства, полки, забитые CD- и DVD-дисками, и много еще чего незнакомого Соланке. Кровать смотрелась здесь чем-то случайным, не слишком и нужным. Очевидно, она пригласила профессора не ради запретных удовольствий, а в знак того, что с постельными забавами покончено. Еще один пример «перевернутой логики» Милы. Покойный отец играл в ее жизни главную роль, и потому в доме нет ни одной его фотографии. Сам Соланка воспринимался теперь как сосед по дому, профессор в годах, и, следовательно, его вполне можно было зазвать к себе в спальню на чашечку кофе.