Терпень-трава - Владислав Вишневский

У меня ёкнуло сердце, ох, сейчас выдадут свою «страшную» тайну…

– Вот как! – невольно воскликнул ректор. – А почему – только? Если не секрет.

– Это секрет, да. – Опустив глаза, коротко ответила девочка, попутно толкнув ногой под столом Гоньку, чтоб не проговорился.

– Да я молчу совсем! – не ожидая, обиженно воскликнул Тонька. – Чего ты…

Ребята переглянулись между собой, и как по команде, склонив головы, спрятали глаза…

– Ага, понятно, – секрет. – Качнул головой ректор, согласился. – Тайны, безусловно, никому выдавать нельзя. Ни государственные, ни общественные, ни тем более, личные. – Обернулся к аудитории. – Как видите, коллеги, к нам приехали очень хорошие ребята: и весёлые, и серьёзные, и целеустремлённые и, главное, ответственные… Это очень хорошо. Это приятно. – И первым захлопал в ладоши. Его дружно поддержали…

Эта часть беседы получилась на удивление лёгкой и очень добродушной… Детвора, потому что участвовала…

– И теперь что?

– К вам приехали, – дождавшись, когда успокоится аудитория, продолжил я. – А там, дома, срочно ремонтируем школу. И жильё для учителей…

– А сколько всего детей? Какой у вас возраст, в основном?

– Разный, – отвечаю. – До пятого класса в основном. Человек двадцать пять – тридцать. Пока.

– Ууу!..

«По пять человек в классе!» – Дипломники живо обменивались мнениями. – «Это хорошо». «Мало». «Это здорово!»

«Неужели заинтересовались?» – наблюдая деловое оживление, подумал я. Как наконец вопросы послышались вполне конкретные и жёсткие… Для меня жёсткие.

– А школа у вас большая? Типовая?

– Сколько там классов?

– А какое отопление?

– А удобства есть? Ванна? Душ? Санузел?

– Ванн у нас нет, бани только. И туалет, конечно, есть… у всех есть, – с заметной гордостью ответила Вера. – Во дворе только.

– Ууу!.. – выпучив глаза, аудитория разочарованно выдохнула. – Во дворе!.. Такую даль!

– Нет, это не далеко, это совсем близко, – спасая ситуацию, с жаром выскочил Тонька. – Только через огород, по тропинке… А когда жарко, можно из лейки… этот… душ… Дедушка мой, часто так меня охолонивает. Да!

«Дедушка!..» «Охолонивает!..» – захлёбываясь, стонала от смеха аудитория. – «Вот смех!» «Ну, насмешили ребята». «Туалет на улице…» «Общий».

Под недоуменно-скептическими взглядами ребятни, отсмеявшись, кое-как, с трудом, студенты-дипломники успокоились… Продолжили пресс-конференцию.

– А зарплата какая?

– А какой штат? А сколько учителей вам нужно?

И ещё серия тяжёлых вопросов: про телевидение, отопление, про транспортные сообщения, телефон, детсад, про школьный бюджет… Ректор даже напугался от такой лавины.

– Товарищи, пожалуйста, поспокойнее, не все сразу… Очень сложные вопросы. Так Евгению Павловичу трудно, наверное, отвечать. Тише.

– Да, вопросы не лёгкие, – согласился я. – Но какими бы они тяжёлыми не были, никого обманывать не буду, отвечу откровенно. – Дипломники притихли, внимательно слушали. Насупившись, слушали и мои помощники, делегаты. Они видели, чувствовали, именно сейчас для них всё и решается. – Мы, наверное, не сможем сейчас предоставить вам привычные городские условия… Да и не знаю, когда это у нас получится. Мне кажется, что такие вот, тепличные условия достойны всё же в старости… не в молодости. Может я и ошибаюсь. Но, поверьте, когда утром слышишь восторженный горластый крик своего или соседского петуха; когда вместе с подъёмом солнца на зарядку бежишь не по бетону, а по росной траве, дыша полной грудью чистейшим воздухом, настоянным на привольных, а не асфальтно-городских травах; когда растапливаешь в доме печь и видишь, чувствуешь очищающий психику живой тёплый огонь; когда хлеб и вся еда свежая и здоровая… какой только она может быть именно из твоих рук, а не с рынка «азиатского»; когда нет выматывающего душу шума и пустой сутолоки… Когда ты всех знаешь, и все тебя уважают… Я вам скажу, именно в этой среде и нужно человеку жить… Во всяком случае, молодому человеку. Чтобы с большей энергией придти к зрелому возрасту… Для, возможно, написания диссертаций, карьерного роста, и чего там ещё… Чтоб дольше сохранить себя как личность. У нас вы самостоятельны. Понимаете? У нас здоровая атмосфера… И дети… Вы сами видите, с такими не соскучишься. – Что я ещё мог добавить в противовес благостным уровням городских удобств. Я умолк.

Через секунду первыми начали аплодировать ректор с преподавателями, более громче поддержали дипломники. Ректор поднялся.

– Такой страстную, к слову сказать, образную и правдивую речь я, например, не слышал давно. Прошу обратить на это внимание, товарищи. Отмечу, Евгений Павлович не только видимо хороший председатель, но и романтик, и лирик, и патриот, в одном лице. Вот вам, коллеги, образец для настоящего подражания. В чистом виде. Не паркетный, не теоретический, а самый что ни на есть правдивый и настоящий патриотизм. Просто классик. Спасибо вам, Евгений Павлович. Все бы такими были, мы бы тогда, о! Подняли бы страну, и не в отчётах для того же ВТО, например, а по-настоящему подняли. Над тем, что мы сейчас услышали, товарищи учителя, нам всем нужно хорошо и серьёзно подумать, задуматься. По-настоящему осмыслить предложение председателя. Оно и неожиданное, и заманчивое, и привлекательное, а главное нужное. Актуальное, как никогда… Да-с, товарищи учителя, подумать, осмыслить. Для этого мы с вами учились, к этому мы и шли… И наша с вами особая миссия, уважаемые, всегда сориентирована на хождение именно в народ, в массы. В этом наша особая значимость, делать страну грамотной. Именно грамотной! Не буду повторяться, вы это в теоретическом курсе учёбы давно уже прошли, изучили, и зачёты сдали. И знаете, про свежий воздух, и самостоятельность, это совсем не игра слов, замечу, это очень серьёзный фактор, не говоря уж про огонь в печи и крик петуха…

– Ещё и поросята у нас… – бесхитростно вставил Гонька.

Аудитория…

Нет, аудитория уже не смеялась, она размышляла…

– Да! – живо обернулся на реплику Гоньки Сергей Львович, воскликнул. – Именно, Гоня. Умница. Правильно добавил… Только на селе видимо остались ещё правдивые, не лукавые чувства и настоящие звуки живой природы, только там действительно здоровая пища, не БАДы и изыски трансгенной инженерии, там ещё сохранились бесхитростные отношения… Именно там человек и может понять истинную себе цену… Так, нет?

Аудитория, соглашаясь, раздумчиво кивала головами. Курносый чесал затылок.

– Мы и не предполагали получить ответ именно сейчас. – Поддержал я дипломников. Видно было, как трудно им сразу определиться.

– А почему вы, Евгений Павлович, извините, что перебиваю, – вновь, подняв руку, спрашивает курносый. – Именно в Московский ВУЗ, а не в свой местный, краевой, обращаетесь. Там тоже кадры, наверное, есть, местные.

– Да, есть. Но нам преподаватели нужны высоко подготовленные, с хорошей школой, здоровыми амбициями, манерами… Нам и культуру вместе поднимать… Пора уж, наверное, Москве, столичным городам, кадрами делиться… Не всё же время в одни ворота играть.

– Ну если так только… – Подняв брови, согласился курносый.

– Да, так, – я уже ставил точку. – В общем, товарищи учителя, кто захочет, может в начале приехать, ознакомится с нашим селом, школой и прочим. Ребята помогут. Мы всё покажем. Подумаем, поговорим. Наш адрес мы оставим в приёмной вашего ректора, Сергея Львовича. Думайте, решайте, приезжайте… Мы ждём вас.

Мои спутники, согласно подтвердили: «Да». «Ага». «Ждём».

Прощаясь, мы поднялись. Собирая записи, сумки и портфели, поднялись и хозяева.

Перекрывая шум, чей-то женский голос, заметно кокетничая, спросил ректора:

– Сергей Львович, ну, пожалуйста, не интригуйте нас, скажите, кто такой этот Байрамов. Профессор? Академик? О нём точно нам не рассказывали. Нет его у нас в хронологии педагогических деятелей. Я всё в шпаргалках просмотрела.

– Как это нет! – Изумился ректор. – У него ещё этот… «москвич»… – Сергей Львович обернулся к Гоньке за подсказкой.

– Жёлтый. – Охотно поделился важной деталью Гонька.

– Да, москвич у него жёлтый. Агроном, он. В чистом виде агроном.

– He-а, он всегда в грязном. Потому что Мичурин. – Поправил Гонька. А Верка вновь дёрнула его за рукав, наклонившись, что-то прошептала ему на ухо… Гонька смешался.

– Вот, – хитро улыбался разыгранной шутке ректор. – Я ж сказал, что хороший человек. А вы: нет в записях, нет в хронологии… Не хорошо. Современников нужно знать!..

Дипломники, вновь от души весело смеялись приколу, ну хохмач ректор, ну молодцы гости…

Всю обратную дорогу я размышлял: приедут – не приедут. Василий Фокич размышлять не мешал, всю дорогу молчал, предпочитая за рулём, как и за столом, не болтать: «Гляди, движение-то какое. Неровён час – всмятку тебя, или сам в кювет слетишь. Вы уж без меня разговаривайте, а я послушаю». Теперь только улыбался или ухмылялся нашим с ребятнёй разговорам. И так, и сяк я прокручивал в памяти разговор, не мог понять: убедительно я говорил или нет. И ребята размышляли. Но больше всего впечатлений у них было, конечно, о ЗООпарке, и о Макдоналдсе. Тут они были единодушны. Правда Мишель довольно сдержанно выказывал свои чувства, взрослый парень, и не такое видал; спокойная, уравновешенная обычно Вера сейчас не останавливаясь, трещала на перегонки с Гонькой: «Ой, а какие тюлени красивенькие, я и не представляла, и детёныши все у них миленькие, как рыбки, только большие… И тигры…», «И медведи, – делая круглые глаза, перебивал Гонька, – и обезьянки смешные такие, быстрые, летают… Совсем как человеки…». «Как люди, надо говорить», – поправляла Вера. «Да, как Толян там был один, а другой как Сережка наш…». «Нет, там на тебя Гонька, обезьянки все были похожи». «Нет, на меня одна только, маленькая такая, смешная, а ещё как ты была… я видел, серьёзная такая, деловая. Глазками на меня: луп-луп, и рукой ко мне: дай-дай…». «Нет, это она к Мишелю обращалась. Я видела». «Нет, ко мне. Да! А потом один там такой большой был, гама… какой-то, забыл… ага, дрил… Как дядь Матвей Звягинцев большой и страшный… когда пьяный». «Ага, они, как мы все…»