Пятицарствие Авесты - Сергей Ведерников

— Господи! Что ты делаешь! — смущённо отстранился Виктор.

— Ничего, я подожду, — улыбалась она, как ни в чём не бывало.

Позднее, опять танцуя с ней, он, стараясь избежать похожего разговора, спросил о её работе, о том, как дела у них на предприятии.

— Ты знаешь, я ушла от своей прежней хозяйки. Надоело работать на чужого дядю. Сейчас занялась челночным бизнесом. Два раза уже съездила в Турцию, потихоньку торгую, но результат скорее отрицательный — очень много конкурентов, а ведь город наш не такой уж большой.

Хотелось бы заняться чем-нибудь посерьёзнее, но никак не могу придумать — чем. Все ниши уже заняты, да и наличных средств у меня нет, чтобы открыть своё дело. То, что удалось сберечь ранее, пропало, а кредит взять в банке не так-то просто: желающих много, гораздо больше, чем у них возможностей. Поэтому и получают только избранные, да и то с определёнными условиями.

— Что же за условия?

— Говорят, до двадцати пяти процентов надо отдать кому нужно.

— А кому нужно?

— Неважно, потому что без связей всё равно его не добьёшься. Но у меня даже нет определённых целей, хотя вполне возможно открыть свой приличный магазин — это наиболее реальный вариант. Надеюсь, мне всё же удастся это сделать.

— А что Анатолий?..

— Ты же знаешь — он геолог. Работа их сейчас практически свёрнута, но он купил гусеничный вездеход и надеется наладить своё дело: хочет договориться с местными рыбаками, оленеводами о заготовке рыбы, мяса. Думаю, у него всё получится.

— А ты не хочешь устроить своё дело? — спросила она чуть позднее.

— Нет! Мне это претит. Я не смогу стоять за прилавком, хитрить, изворачиваться, обманывать. Можно, конечно, заняться автосервисом, что хорошо могу делать, поскольку я механик в широком понимании этого слова, но и это меня не прельщает, потому что хочется участвовать в значимых делах, в масштабных проектах, в больших стройках, как до сих пор.

— Но со временем ты можешь достичь этого в собственном деле.

— Не смеши меня: эти места давно застолблены теми, кто находился непосредственно рядом. Как говорят, в нужное время и в нужном месте.

— А в отношении автосервиса?

— Город наш небольшой, и, я думаю, здесь тоже всё схвачено давно и «крышуется». Новичков тут не любят. Да я уже говорил, что меня это не прельщает.

— Что ж, так и будешь всю жизнь работать на кого-то, а не на себя?

— Пока я работаю на государственную компанию, это утешает. Если вдруг изменится что-то?.. Есть кой-какие мысли, но пока я ещё не готов и буду ли готов — не знаю.

Гости разошлись, а поскольку Виктору некуда было спешить, то он согласился остаться ночевать в доме друга.

Разговаривая утром с Евгением о прошедшем вечере, Виктор упомянул о планах Тамары по устройству собственного бизнеса, что было сделано им больше из попытки выяснить, как восприняли окружающие её поведение по отношению к нему, потому что было несколько неловко из-за своего, как ему казалось, неумения установить между ними нужную дистанцию.

— Я боюсь, что у неё вряд ли что выгорит. Во-первых, кредит получить почти невозможно, а во-вторых, я чувствую, что у неё не хватит терпения добиваться своей цели, потому что толку от торговли на рынке очень мало, а ей надо всё и сразу. Ты даже не знаешь, что это за стерва; Анатолий при ней как теленок. Она же его бьёт всерьёз.

— Я и правда видел однажды как она ударила его по лицу, приревновав к моей Вере, но подумал, что это случайно.

— Да ты что?! Смотришь — тихая, тихая, но никто не знает, что с ней будет через минуту.

— Однако она как-то ладит с Николаем Петровичем?

— Мне и самому это не совсем понятно: они могут разругаться вдрызг, но потом, пусть не сразу, всё-таки помирятся. Вот с Аней они ладят.

— Ну, твоя Аня — тактичная и прощать умеет. Она мне вчера рассказала, как ты ночью назвал её чужим именем.

Говорила: «Лежим мы ночью, обнялись уже, а он мне говорит: «Хорошо-то, Маша!» — «Какая я тебе Маша?!» — «Всё равно — хорошо!» — «Вот подлец!»

— А что мне было делать?! — смеялся Евгений.

Они сидели за столом на кухне, пили кофе. Анна и дети ещё спали, утомлённые прошедшим торжеством; впрочем, даже детям торопиться было некуда. Под утро прошёл дождь, и погода была пасмурная, но вместе с тем тихая и явно не холодная; а за окном, среди молодой зелени ольхи и берёзок и ближе, стучась в стекло, колыхались внушительным облачком то ли проснувшиеся после зимней спячки, то ли вновь народившиеся комары. За недалёкими пятиэтажками, за дорогой, проходившей по окраине города, начиналась тундра, словно окутанная лёгким зелёным дымком — впечатление, создаваемое молодой зеленью, распускавшейся на ущербных видом берёзках и лиственницах, — а на фоне этой неглубокой дымчатости тёмными пятнами выделялись низкорослые, чахлые ели. Колычевы недавно поменяли свою двухкомнатную квартиру в центре города на более вместительную, но расположенную несколько ближе к окраине, что не имело большого значения при таком компактном расположении города, построенного за последние полтора-два десятка лет.

— Не жалеешь, что переехал сюда? — спросил Виктор Евгения.

— Нет! Что ты! Мне здесь нравится, и соседи хорошие.

Вот только дети не хотят переходить в другую школу, но учиться им уже немного, да и автобусы ходят рядом. В общем, сложностей почти не прибавилась.

— Ну а как на работе?

Они уже несколько лет работали порознь.

— Как обычно… Зарплату задерживают, дают беспроцентные ссуды. Не кому попало. Мне — не попало.

— А что ж ты не потребуешь?

— Ты что, смеёшься?! Это раньше можно было что-то сказать — прислушаются. Заставят прислушаться. Теперь что ни говори — никому дела нет. Да хрен с ним — не очень то и хотелось. Недавно был в командировке в Сосновом — две недели, как приехал, — так там на установку, что ты построил для изоляции труб, в этот цех под дернитовым тентом специально, как я понял, приезжали американцы из какой-то совместной компании, что там работает, посмотреть, что ты натворил. Позднее, на планёрке, я слышал, как начальник управления, довольный, рассказывал, что им понравилась и конструкция установки, и то, как она работает.

Но вот дизайн!

— Ещё бы! Топором сделано, точнее — резаком.

Наплевать!.. Мне надо было, чтобы она работала и работала безотказно. Если б ещё и о дизайне думать, на неё ушло бы в два раза больше времени и средств.

— Ты слышал?.. У Каутца сын помер в тюрьме.

— Да ты что?! Нет, не слышал!

Вольдемара Ивановича Каутца Виктор знал с того времени, как после демобилизации начал работать в организации по строительству газопроводов, где тот был исполняющим обязанности начальника управления взамен прежнего, находившегося под следствием по поводу каких-то махинаций в финансовых делах. Положение управления, в котором Виктор начинал работу, было достаточно сложным, он и сейчас не мог понять, как при том состоянии конторы его приняли на работу, больше того — отправили на учёбу по новой специальности. Он воспринял тогда Каутца как растерявшегося человека, совершенно непригодного для той роли, какую ему приходилось исполнять, имея в характере комплексы, не способствовавшие ни коммуникабельности, ни доброжелательности или, по крайней мере, терпимости по отношению к подчинённым. Впрочем, в те времена с рабочими он практически не общался, а в каких отношениях был с младшим руководящим составом, Виктор не знал. Ему лишь помнилось, как Вольдемар Иванович однажды приехал на участок, где Виктор находился в командировке; а участок тот располагался в большом посёлке со своим спокойным укладом, со своими традициями, и газовикам поневоле приходилось считаться с этим. К полудню начальник управления вместе с начальником участка на несколько минут появились на трассе строительства газопровода и быстро исчезли, ни с кем не поговорив, однако некоторые из рабочих заметили «фингал» под глазом у Каутца, которому тут же было найдено объяснение: слухи быстро распространялись в таких населённых пунктах.

Через несколько месяцев финансовое положение управления выправилось, на должность нового начальника был назначен Иван Васильевич Черёмин, человек крепкого телосложения, с бычьей шеей и большим животом; внешнему его виду соответствовал характер — крутой и властный, не приемлющий ни сопротивления, ни пререканий подчинённых; с ним у Виктора позднее установились сложные отношения, характерной чертой которых была постоянная конфронтация на фоне безусловного выполнения Виктором своих производственных обязанностей.

Теперь, позднее, он понимал, что при большом желании начальник мог бы избавиться от столь неуживчивого работника, но как мудрый управленец просто мирился с ним как с необходимым злом, считая, что умеет контролировать его, а тем самым обеспечивая предсказуемость событий в подчинённом ему коллективе. С приходом нового начальника Каутц был назначен главным инженером управления, и в этом качестве он оказался на своём месте, постепенно изжив свои комплексы и став настоящим производственником и великолепным организатором. Отношения его с рабочими стали сколь требовательными, столь и доброжелательными; его не боялись, как начальника управления, но, безусловно, уважали. Он умел прислушиваться к мнению окружающих, выделяя из него рациональное зерно, умело используя его в производстве, и в этом Виктор убеждался много раз, но больше всего ему помнился совершенно замечательный случай, происшедший в конце апреля на одной из строек Тюменской области при строительстве газопровода, трассу которого пересекала река. Эта река, шириной около сорока метров, делила их участок на две половины. Была весна, уже всё таяло, уже гусеницы тракторов месили грунт, превращая его в непролазную грязь, уже осыпалась, оплывала бровка траншеи, куда укладывали изолированный трубопровод; хотя восемь километров его из шестнадцати уже успели уложить в траншею, но вторая половина оставалась на другой стороне реки, и, несмотря на все усилия, успеть переправиться на другую сторону до её вскрытия их бригаде не удалось.