Риф Скорпион (Сборник) - Артур Омре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не из тех, кого увлекают чужие трагедии, так что совсем не поэтому я развернулся и нажал на педали, направляясь к машине с синими мигалками.
В том месте, где кольцо стыкуется с улицей Фрама, около черно-белой полицейской машины уже собрались пять-шесть человек. Один из них, самый молодой, одетый в форму, остановил меня жестом руки. Я соскочил с велосипеда и поставил его около тротуара.
Вторая полицейская машина подъехала к дому в глубине короткой улочки — дому номер 7, как я выяснил накануне вечером. Передним бампером она почти уперлась в красный дамский велосипед «ДБС». Входная дверь двухквартирного дома была распахнута. Возле крыльца полицейский разговаривал с пожилой женщиной. На газоне рядом с машиной мужчина в белом присел на корточках подле носилок. Из-под серого одеяла на носилках торчала чья-то светловолосая голова. «Скорая помощь» остановилась на улице с раскрытыми задними дверцами.
Пожилая женщина взволнованно указала пальцем в мою сторону. Полицейский, который разговаривал с ней, направился ко мне. Широким целеустремленным шагом. Мужчина в белом с помощью своего коллеги поднял носилки, чтобы задвинуть их внутрь «скорой помощи». Я рассмотрел, что женщина на носилках жива. Крашеная блондинка лет сорока, рот открыт, глаза вытаращены. Словно у рыбы на крючке.
Я шагнул навстречу полицейскому. Он остановился.
— Да-да, — сказал я, не дожидаясь вопросов. — Она права. Это я вчера вечером ходил здесь и заглядывал в почтовые ящики.
Я просидел в камере с голыми стенами три с половиной часа, прежде чем за мной пришли. Этого времени хватило с лихвой для знакомства с рифмованными изречениями, которыми сотни задержанных до меня украсили тошнотворно-зеленые стены, и для размышления над длинным рядом разнородных событий, из-за которых я очутился в столь необычной ситуации. Ни одно из двух занятий не доставило мне особой радости.
Полицейский, сопровождавший меня через коридоры, был удивительно похож на звезду старых немых фильмов и обладал таким же, как тот, запасом слов. Кабинет, куда меня привели, был явно мал для пятерых. Тем не менее там уже находилось четверо, и свободный стул посреди комнаты предназначался, как я понял, для меня. Я сел. Киногерой удалился, так и не вымолвив ни слова.
Я не видел причин следовать его примеру.
— Итак, — произнес я, — в чем я обвиняюсь?
— Ни в чем, — ответил мужчина за письменным столом. — Ни в чем. Во всяком случае, пока.
Он был не намного старше меня, лет тридцати с хвостиком. Если не всматриваться, его вообще можно было принять за двадцатилетнего. Где-то я уже видел это лицо. Он привстал. Я пожал протянутую руку.
— Морюд, — представился он. — А это Ингер Сков из уголовного розыска Осло. С Брехеймом ты, похоже, уже знаком.
Женщина в красном костюме была среднего роста, темноволосая, лицо ее оставляло столько же возможностей для толкования, как Откровение Иоанна Богослова. Когда меня ввели, она стояла перед картой города, прикрепленной к стене пожелтевшей липкой лентой. Поздоровавшись со мной, сел так, что, разговаривая с Морюдом, я мог видеть ее уголком глаза. Эта позиция здорово раздражала меня, мешая толком сосредоточиться на последовавшем диалоге.
Аксель Брехейм, понуро сидевший на стуле в углу, встал и пожал мне руку влажной ладонью.
— Кристиан Антонио Стен? — справился Морюд.
Я ответил утвердительно. Услышал стук пишущей машинки, за которой сидел пятый член нашего симпозиума; его мне не представили. Он печатал со скоростью профессионального секретаря, не двумя пальцами, а всеми десятью, опровергая мое представление о том, что полицейские не в ладу с машинописью.
Морюд быстро перебрал дежурные вопросы:
— Год рождения? Место работы? Домашний адрес?
Я отчитался, и номер пятый зафиксировал на бумаге все, кроме пауз, которые я делал, пока он стучал по клавишам.
— Напоминаю, что ты не обязан отвечать не задаваемые вопросы, — сказал Морюд.
— Знаю, — ответил я.
На столе между нами были разбросаны бумаги, словно кто-то вывалил на него содержимое ящика. Я рассмотрел карту Трондхейма, карту губерний Мёрэ и Тренделаг, газетную вырезку с заметкой об угоне самолета, датированную 1978 годом.
Отдельно лежала маленькая пачка фотографий. На верхней я узнал девушку, которую окрестил «мисс Марпл», но чье настоящее имя было Бенте. Снимок был не очень приглядный.
Я протянул к нему руку, хотел получше разглядеть лицо особы, с которой так и не успел ближе познакомиться, но Морюд остановил меня. Я спросил:
— Она мертва?
Он кивнул.
У меня сжалось сердце. Вообще-то я знал об этом. С той самой минуты, как увидел первую полицейскую машину. И все же как-то не верилось. Слишком жива она была в моем представлении.
Хотелось кричать. Ударить ногой о стену. Произнести речь. Я сказал:
— Жаль.
Морюд смотрел в упор на мое окаменевшее лицо. Брехейм внимательно изучал носки своих ботинок. Уголком глаза я заметил, что старшая инспекторша из Осло слегка наклонилась вперед.
— Ты хорошо ее знал? — спросил Морюд.
— Я совсем не знал ее, — ответил я с непроизвольной печалью в голосе.
— Но она была у тебя доме всего два дня назад, — отметил Аксель Брехейм.
— А вчера вечером, — подхватил Морюд, — тебя видели около ее дома.
Он развернул на столе карту города. Указал пальцем.
— Вот, она обвела кружочком дом 5 Б на улице Оскара Вистинга. Это ведь твой дом, верно? А в этой записной книжке в разной связи встречается твоя фамилия. Если ты не знал ее, она-то, во всяком случае, знала тебя.
Мне не нравились его рассуждения, не нравился его тон.
— Когда вчера утром я говорила с ней, — включилась Ингер Сков, — она назвала твое имя, сказала, что ты работаешь в гостинице дежурным администратором. Сказала не в какой-то конкретной связи, а упомянула мимоходом, как о близком друге.
— Итак, — снова вступил Морюд. — Ты хорошо ее знал?
Мне определенно не нравился его тон.
— Что произошло? — спросил я.
И посмотрел поочередно на каждого из троих, стараясь выглядеть уверенно и спокойно. Без особого успеха.
— Девушка мертва, — сказал Морюд. — Убита.
— Хозяйка дома нашла ее четыре часа тому назад, — добавил Аксель Брехейм. — Вчера поздно вечером кто-то забрался через открытое окно в ее комнату. Дождался ее прихода и сперва задушил, потом пришпилил длинным ножом к стене.
Морюд недовольно поглядел на своего коллегу, словно тот сказал больше, чем мне полагалось знать.
Теперь я знал все, что требовалось. Мне расхотелось присматриваться к фотографии, лежавшей на столе Морюда.
— Вчера весь день за ней следил какой-то неизвестный мужчина, — сообщил я.
Все трое вздрогнули. Только пятый продолжал сидеть неподвижно, не снимая пальцев с клавиш пишущей машинки. Лицо Морюда выражало явное недоверие. Он медленно произнес:
— Неизвестный мужчина?
— Рост около ста восьмидесяти сантиметров, — сказал я. — Сутулый. Волосы темные. Усы. Темные очки. Вязаная шапочка. Серое пальто. Кроссовки. Типичная маскировка, на мой взгляд.
— А теперь я все-таки хотел бы услышать ответ на мой вопрос, — отчеканил Морюд. — Ты хорошо знал эту девушку?
Я кратко описал наши пять встреч за последние трое суток. Изложил услышанные от нее версии покушения на Солсбери и убийства Марго Стрём. Морюд внимательно слушал. Может быть, поверил мне, может быть, нет.
Когда я дошел до версии с альпинизмом, вдруг вмешался Аксель Брехейм:
— Точно, мы тоже обдумывали этот вариант.
Я не стал передавать замечание Бенте насчет моих собственных занятий альпинизмом.
Мои слова о газетной статье с упоминанием террориста Аль-Ками вызвали реакцию Ингер Сков:
— Забудь про него. Это ложный след. Завтра прочтешь в газетах. У Бернардо Каналетто рыльце в пуху, это верно, но наш итальянский друг никакой не террорист. Во всяком случае, в общепринятом смысле слова. У нас нет никаких оснований связывать его с покушением. Продолжай.
Я дошел до телефонного разговора. И будто заново слышал странную тревогу и напряжение в голосе Бенте. Теперь я понимал, что надо было серьезно отнестись к ее словам и предпринять что-то, не ограничиваясь заботой о крепких запорах на собственных окнах. Возможно, она сама толком не знала, за что вскоре поплатится жизнью, возможно, и мне это было невдомек, но я обязан был насторожиться. Сообразить, что, наивно заигрывая со смертью, она распахивает настежь окна и двери для беды. Вмешайся я, останови ее безрассудные действия, возьми на себя роль охранителя, быть может, Бенте осталась бы жива, А так вместо человека передо мной лишь пачка гротескных фотографий на письменном столе полицейского чиновника по фамилии Морюд.
Видимо, все это время я, сам того не замечая, продолжал что-то говорить, потому что внезапно раздался голос Морюда: