Таня Гроттер и Локон Афродиты - Дмитрий Емец

– Я хочу знать правду. Правду, зачем я тебе так нужна, – сказала Таня. – Я не верю, что ты мог влюбиться в меня сразу, с первого взгляда. Тут есть еще что-то, не так ли?

– Ты уверена, что готова к правде? Она будет не слишком эстетичной. Настоящая правда всегда шершава, малопривлекательна и очень непохожа на правду приукрашенную. Приукрашенная правда – гостевой вариант правды настоящей, – серьезно проговорил Бейбарсов.

Он сел на край ее кровати, так близко, что она ощутила ногой его спину, и стал вертеть в руках свою тросточку. На Таню он не смотрел, и она, отдернувшая было ногу, успокоилась.

– Думаю, я готова к правде, – ответила Таня.

– Очень дельное уточнение. Между «готова» и «думаю, что готова» путь порой долог, как от мрака к свету. Что ж… Я расскажу тебе. Не вижу смысла скрывать, особенно сейчас, когда локон полыхает затухающим жаром. Моя… наша ведьма, чей дар живет теперь во мне, Аббатиковой и Свеколт, была давней соратницей Чумы-дель-Торт, – негромко сказал Бейбарсов.

Таня посмотрела на него с ужасом. Пламя свечи заметалось. С грохотом упала одна из четырех ширм. Глеб же даже глазом не моргнул. Он спокойно произносил это имя. Так же спокойно, как она сама или академик Сарданапал.

– Старухи не слишком жаловали друг друга и вообще виделись нечасто, но у них были общие интересы. Нечто, что связывало их неразрывно. Общий контур темной магии. Наша ведьма и Чумиха вместе подпирали его, как атланты подпирают плечами своды Тибидохса. Смерть Чумы сказалась и на нашей ведьме. Ведь теперь весь груз приходился только на ее плечи. С этого часа ее жизнь пошла на спад, и дар стал тяготить ее. Понимаешь? – продолжал Бейбарсов.

– Пытаюсь понять, – честно сказала Таня.

– Но, даже умерев, Чума-дель-Торт еще пыталась возродиться, пока силы ее духа не угасли и не рассеялись в пустоте Тартара. И хотя среди ее приспешников было немало таких, кто с радостью распрощался бы ради нее с жизнью и плотью, для возрождения ей требовалось одно-единственное тело. Твое. Наша ведьма, имевшая в этом деле свой интерес, постоянно наблюдала за тобой. В ее землянке был огромный старый чан. В нем день и ночь кипела проклятая кровь семи мертвецов, стерегущих Тартар. Кроме того, у старухи было кое-что принадлежавшее тебе: пара стриженых ногтей, несколько волос, нити из одежды. Их собирали для нее болотные хмыри и другая тибидохская нежить. Это не без ее участия возникла та восковая фигурка, которая попала потом к Генке Бульонову, если ты помнишь…

Тане стало зябко. До сих пор, хотя прошло немало лет, она не могла вспоминать об этом спокойно. Старая боль возвращалась и терзала ее.

– Каждый вечер… ну или почти каждый вечер… старуха бросала в чан с кровью или твой волос, или нить одежды и размешивала саблей, которой некогда один брат убил другого. Размешивала, а сама неотрывно смотрела в чан, что-то бормоча. Думаю, она пыталась как-то повлиять на тебя, но тебя защищали твой перстень и магия Сарданапала. Академик совсем не прост, хотя и похож на старого чудака. Он был постоянно настороже. Нас ведьма и близко не подпускала к чану, но однажды я сумел провести старуху, используя эффект магического стекла.

– Повесил над чаном осколок запоминающего зеркала? – понимающе спросила Таня.

Бейбарсов ухмыльнулся.

– Не совсем. Я подбросил в чан глаз мертвеца, вырванный из орбиты, а затем достал его и увидел все то, что увидел он, – хладнокровно сказал Глеб, поворачиваясь к ней.

Таня закрыла лицо руками. И кто ее тянул за язык спрашивать?

– С тех пор я частенько проделывал этот фокус, – продолжал Бейбарсов. – И всякий раз в чане я видел тебя. Час за часом, вечер за вечером, день за днем. Несколько лет твоей жизни известны мне во всех деталях. Я просматривал их, точно фильм, иногда быстро перематывая, иногда останавливаясь и возвращаясь назад. Как ты протираешь контрабас, как учишь заклинания, как споришь с Гробыней, как сидишь на лекциях или играешь в драконбол. Никто из смертных не знает о тебе больше, чем я. Как ты ложишься спать, на каком боку засыпаешь, как расчесываешь волосы. Даже какая у тебя родинка на правой лопатке.

– Бейпесиков! Ты душевнобольной. Ты перегнул палку! – сказала она слабым голосом.

Взгляд некромага пронизывал ее. Ей чудилось: еще немного и локон Афродиты вспыхнет. Он так разогрелся, что она ощущала неприятный запах горелого пера из подушки.

Таня поджала колени и закуталась в одеяло. Ее охватил жар. Теперь она почти боялась Бейбарсова.

– Однажды, когда я в очередной раз прокрался к чану, чтобы достать глаз, чьи-то пальцы схватили меня за запястье. От неожиданности я рванулся и обнаружил, что в кисть мне вцепилась отрубленная рука мертвеца. Рядом послышался хохот. Я повернулся и увидел старуху-ведьму. Она прошептала что-то, и рука стала затягивать меня в чан. Я закричал, боясь, что захлебнусь в крови. Сопротивляться я не мог. Мои силы тогда были втрое меньше, чем теперь, ведь старуха была еще жива, и ее дар не перешел к нам. Рука почти уже затянула меня в чан, когда старуха внезапно передумала. Пальцы мертвой руки разжались. Я понял, что мое наказание отложено.

«Так и быть! – сказала ведьма. – Именем Чумы-дель-Торт и своим собственным, я дарю тебе жизнь, хотя некромаг, полюбивший девчонку, недостоин ни солнечного, ни лунного света! Я дарю тебе право любить Таню Гроттер, и она будет единственной, к кому ты сможешь привязаться когда-либо… Жаль, что ее дар светлый и я не могу повлиять на нее. Но кто знает, может, твоя любовь прикончит девчонку вернее, чем моя магия? Если же и не прикончит, то испортит, изменит и перечеркнет все то хорошее и светлое, что в ней есть. Вдвоем вы станете черными крыльями тьмы, и пусть разверзнутся Жуткие Ворота!.. Но горе тебе, если Таня не станет твоей! Твоя жизнь сделается пустой!» Тут старуха расхохоталась и ушла и больше не ворожила у чана.

Бейбарсов рывком встал.

– Думаю, я уже сказал довольно. Осталось главное: если ты не наговоришь на локон мое имя и не свяжешь свою жизнь с моей, я убью себя на рассвете. Дальнейшая жизнь потеряет смысл. А до этого можешь попрощаться с Валялкиным и Пуппером. Я заберу их с собой туда, где темно, холодно и сыро. Кстати, пара часов, чтобы подумать, у тебя еще есть… – произнес он и, поклонившись, вышел.

Едва за Бейбарсовым закрылась дверь, Таня отбросила одеяло и быстро оделась. Ее шатало. Все-таки три дня она провела в постели без движения. Выскочив в коридор, она беспомощно огляделась. Ей нужен был Сарданапал, но как найти его комнату здесь, в Магфорде, где она ничего не знает? Она пошла по коридору, свернула в какой-то проход и отпрянула от неожиданности. Навстречу ей с потайным фонарем в руке шла Рита Шито-Крыто, возвращавшаяся, по своему обыкновению, из какого-то крайне таинственного места.

– О, какие люди! И даже живые! Ну и похудела же ты, подруга! – сказала она, слегка приподнимая брови.

Таня бросилась к Шито-Крыто. Ритка объясняла не то чтобы очень подробно и с большой охотой, но внятно. И что самое ценное, она не задавала вопросов. Вскоре Таня барабанила в дверь академика Сарданапала.

Она ожидала услышать кашель сонного академика, шарканье тапок, голос «кто там?» и готовилась ответить, но ничего этого не произошло. Дверь сразу открылась. Сарданапал стоял на пороге и спокойно смотрел на Таню. Смотрел так, будто давно знал, что она придет и случится это именно сегодня.

– Проходи и закрывай дверь! Здесь кошмарные сквозняки, что неудивительно. На уровне первомагии Магфорд соткан из тумана, ветра и дождя, – сказал он.

Таня вошла в комнату, по недавно приобретенной привычке осторожно и с запасом переступив порог. Комната показалась ей неуютной. Длинная, с огромными потолками и сырыми стенами. На окне, высоком и узком, легко было вообразить ползущую в бесконечность муху. Кровать с балдахином занимала треть помещения. Все парадные портреты на стенах были заботливо повернуты к стене.

– Ничего личного. Всего лишь соблюдаю свое право на конфиденциальность, – пояснил Сарданапал, поймав удивленный взгляд Тани.

– Вы хотите сказать, что они шпионили? Подглядывали?

– Назовем это каким-нибудь красивым словом. Например, внешняя разведка! – произнес академик.

– Но при чем тут разведка?

– Люди любят называть самые подлые вещи благородными словами. Например, предательство зовут тактической необходимостью, а ложь – защитной мимикрией.

Сарданапал невесело посмотрел на Таню. Даже неугомонные усы академика и те, казалось, присмирели, обвисли и не делали никаких попыток покуситься на своего давнего врага – бороду.

– Пожалуй, нам стоит поговорить серьезно. Ты выросла и стоишь на пороге взрослой жизни. Орленку пришла пора покинуть гнездо. Детство, как ни хватайся за него, закончилось.

– А магспирантура?

– Ты прекрасно знаешь: магспирантура – совсем не то, что обычное обучение в Тибидохсе. Твою свободу никто не будет ограничивать. Хочешь – лети на Лысую Гору, хочешь – в мир лопухоидов. Две-три лекции еженедельно, четыре магдидатских экзамена, регулярное представление научному руководителю глав магсертации, чтобы видно было, что ты не сачкуешь и не пробуксовываешь, – вот и все, что требуется от магспиранта. Остальное время ты будешь в свободном парении, искать то место в жизни, где ты пустишь корни впоследствии. Надо полагать, это будет не Магфорд?