Санкта-Психо - Юхан Теорин

— Но не ты?

— Дурак был, не подумал… — Ян вздохнул. — Торгни Фридман потребовал, чтобы я уступил ему место в очереди. А я не уступил. Хуже того, все это увидел учитель и велел Торгни встать в самый хвост. Этого он не забыл… — И Ян опять вздохнул. — А после этого начался террор. Торгни объявил мне войну. Он не давал мне проходу. То орал во всю глотку, какое я дерьмо, то просто подкрадется сзади и толкнет со всех сил так, что я лечу носом на пол…

Он помолчал.

— Так что я старался держаться от них подальше. От банды, то есть. Дни считал, думал, что все обойдется…

Пронизывающе холодный мартовский день, пятница. Последним уроком была физкультура. Школьная неделя закончилась. Закончилась спокойно, можно сказать. Никаких стычек.

Он задержался в раздевалке. Никого, кроме него, в спортзале не осталось — все побежали в школу, это в нескольких сотнях метров. Дожидались приятелей и убегали. Яна никто не ждал.

Ну что ж, ему не привыкать.

Взял свое старое, протертое чуть не до дыр полотенце. Четыре душевые кабинки. В какой-то из них неисправен кран, и вода со звоном капала на кафельный пол. Он повесил полотенце на крючок и зашел в ближайшую кабинку, рядом с сосновой дверью в сауну.

Включил теплую воду и намылился.

— Я стоял в душе и ни о чем не думал. Ноги немного устали после физкультуры, — продолжил Ян рассказ. — Знаешь, когда стоишь под теплым душем, словно бы спишь, правда? Нет, о чем-то думал… наверное, что остаюсь на выходные один. Папа с мамой куда-то уезжали. Закрыл кран и потянулся за полотенцем, как вдруг почувствовал, что пахнет табачным дымом. Обернулся — Торгни Фридман.

Торгни был одет — джинсы, джинсовая же куртка и сапоги.

Стоял, перекрыв вход в кабинку, смотрел на Яна и улыбался.

Торгни не был главарем банды, но он изо всех сил старался произвести впечатление на Петера Мальма. Петер и был настоящим главарем, хотя как раз сам он Яна никогда не трогал. Но Торгни и сам по себе довольно опасен.

Он улыбался так, словно у него и счастья в жизни большего не было — стоять и глазеть на голого восьмиклассника. Смотрел на Яна, не отрываясь.

И Ян на него смотрел. Можно было бы, наверное, отодвинуть Торгни и выйти… можно, если бы на его месте был кто-то другой, а не он, Ян Хаугер.

Так что он остался стоять на месте и тоже начал улыбаться.

Он всегда улыбался в минуту опасности. Чем страшнее ему было, тем шире он улыбался.

И Торгни улыбался — этакой победной улыбкой, все зубы напоказ. Они постояли так несколько секунд, потом Торгни, продолжая улыбаться, повернулся и кого-то позвал.

Несколько секунд все было тихо, потом дверь сауны открылась, и оттуда вышли трое его друзей.

Банда четырех. У всех в руках зажженные сигареты.

Теперь уже никакой возможности к побегу не оставалось.

— Они сидели в сауне? Зачем? — удивилась Рами.

— Прятались от учителей. Сидели там и курили потихоньку. Торгни, Никлас, Кристер и их главный… Петер Мальм. И все вышли из сауны. Я их увидел и подался назад.

Но куда ему было бежать? Он стоял в душе совершенно голый, в луже быстро остывшей воды.

И Торгни сказал одно только слово:

— Хаугер.

Это прозвучало как обвинение.

— Что ты здесь делаешь, Хаугер? Подглядываешь за нами?

Ян не ответил. Он продолжал улыбаться, точно желая продемонстрировать, что с его стороны никакой опасности ждать не приходится. Какая опасность? Четверо пятнадцатилетних парней против одного четырнадцатилетнего?

Торгни нашел добычу, ему и валить. С сигаретой в углу рта он схватил Яна за руку и что есть силы ударил ногой по голени. Ян как подкошенный рухнул на залитый водой кафель.

Он попытался встать, но чьи-то руки удерживали его. Не Петер Мальм, нет — тот наблюдал со стороны. Остальные. Три пары рук прижали его к полу.

Он понимал, и страх еще больше обострил это понимание, — главный у них Петер Мальм. Он хозяин, а они — цепные псы. Он попытался встретиться с Петером глазами. Только не спускай их с цепи…

— И что с ним делать? — спросил Торгни.

— Что-нибудь забавное, — пожал плечами Петер.

И тут Торгни пришла в голову мысль.

— Мы сделаем из него пепельницу! — обрадовался он.

Петер стоял сзади, а трое остальных гасили об Яна окурки. Один за другим. Выбирали места, где кожа понежнее.

Кристер погасил свою сигарету о грудь, в самой середине, между сосками.

Никлас ткнул окурок в пах.

Торгни не торопился. Он продолжал улыбаться. Наклонился и вдавил тлеющий конец окурка в шею, где самая тонкая кожа.

Ян зажмурился.

— Больно, конечно, но не это самое худшее, — сказал Ян. — Больно. Как будто тебе в кожу втыкают гвоздь… но это проходит.

— А что самое худшее? — спросила Рами.

— Запах. Запах остается надолго. Запах горелого мяса… твоего собственного.

И сейчас, пока он рассказывал, он опять почувствовал этот запах. Он прилип к ноздрям навсегда.

Он хотел умереть прямо там, в душевой кабине. Наедине с Бандой четырех. Никакой надежды не оставалось.

Сигареты погашены. Красные пятна на коже, как внезапно появившиеся родимые пятна. Мертвый захват, которым они прижимали его к полу, немного ослаб. Руки, наверное, устали.

Скоро, подумал Ян. Скоро они оставят его в покое.

Но тут последовал новый приказ Петера Мальма:

— Бросьте его в сауну.

— Точно, — обрадовался Торгни. — И запрем там.

— Как это — запрем? Там и замка-то нет.

В воздухе повисло разочарование. Какая жалость — нет замка.

— Все равно. Закиньте его в парилку. И пойдем отсюда.

Петеру забава, похоже, надоела.

Но остальные не унимались. Ян отбивался изо всех сил, но что он мог сделать против троих, каждый из которых даже по отдельности был сильнее его… в какой-то момент борьбы его прижали бедром к паху Торгни, и он почувствовал мощную эрекцию. Член торчал, как палка. Наверное, пытки его возбуждают. Палач.

Яна толкнули в парилку. Он сильно ударился спиной о деревянную полку. Дверь захлопнулась.

Наступило молчание.

В сауне горела лампа на стене под потолком. Стойкий запах сигаретного табака.

Он услышал их смех.

— Мы тебя немножко подогреем, Хаугер.

И свет погас. Они выключили свет.

— Мы захватим твою одежду! — Это Торгни.

— И бросим ее в пруд, и все подумают: утонул Хаугер, какая жалость, — добавил Никлас.

Ян не ответил. Он лежал на спине в темноте и выжидал.

Он знал, что Банда четырех пока держит дверь, но скоро они должны уйти. Должно ж им наконец надоесть мучить ничтожного восьмиклашку. Он выжидал.

В красном ящике банного агрегата что-то щелкнуло. Они и в самом деле повернули реостат. Но на какую температуру поставили, он не знал. На пятьдесят градусов? Или еще больше?

Неважно. Скоро они уйдут.

Наконец за дверью все стихло. Он выждал еще немного, прислушался, встал и толкнул дверь.

— Дверь не открылась, — сказал он Рами. — Она должна была открыться, но не открылась. Они заблокировали ее. И я остался запертым в парилке. Агрегат щелкал и щелкал, и с каждой минутой становилось все жарче и жарче.

Внезапно Ян увидел свет уличного фонаря и понял, что вышел на опушку. Лес кончился.

Он уже три четверти часа бегая по лесу, даже спускался к озеру, но Вильяма не было и следа. Его охватила паника, и она с каждой минутой нарастала. Пятилетний малыш не мог далеко уйти, но в каком направлении он побежал? В любом…

Ян уже плохо соображал. Он устал и даже разозлился. Ему то и дело представлялось, что мальчик прячется где-то поблизости и посмеивается над ним.

Почему он убежал из бункера? Что он, не понимал, что там, за бетонными стенами, он в куда большей безопасности, чем ночью в лесу? Полно еды, полно питья, игрушки… и всего-то двое суток! Потом Ян в любом случае вызволил бы его оттуда.

Его план. Его тщательно продуманный план…

Ян остановился в кустарнике. Ноги промокли, и силы были на исходе.

Заперт в бункере. Единственное общество — игрушечный робот. Он огляделся, и вдруг его пронзила мысль, насколько идиотской и нелепо жестокой была вся затея. Немедленно, немедленно, немедленно надо с этим кончать. Эта история должна прийти к счастливому концу. Немедленно.