Любовница №2358 (СИ) - Семенова Лика

— Кому?

— Советнику Фирелу.

Слова прозвучали так тихо, что я едва их расслышала, но теперь они бились в моей голове, причиняя нестерпимую муку. Одно это имя переворачивало все внутри. Услышать его здесь казалось просто немыслимым.

— Пол?

Иршат-саед многозначительно кивнул:

— Кажется, вы дороги ему.

Внутри будто завопили фанфары. Все всколыхнулось, зазвенело. Я готова была бежать сей же час, не обращая внимания на риски. Теперь казалось, что все получится. Но… Внезапно все заледенело. Будто на глазах промерзло, треснуло с сухим щелчком. Я ощутила, как кровь отливает от щек. Все это казалось слишком небывалой удачей.  И так вовремя… Кто такой этот Иршат-саед? Ренегат. Приближенный. Допущенный до тела. Аль-Зарах прекрасно знает о Фиреле. Что если это провокация? Чтобы дать надежду, а потом отобрать, сломав единым разом. Уничтожить наверняка. Потому что тогда я уже не выдержу, уже не поднимусь. Не будет сил.

Иршат-саед посмотрел со снисходительной улыбкой, в которой сквозило презрение:

— Вы не верите мне.

Я поднялась и отошла к окну, смотрела через узорную решетку в душную ночь. Пламя жаровен устраивало на мозаичной плитке внутреннего двора адскую пляску света и тени. То же самое творилось у меня внутри.

— Вы искушаете меня по его приказу, Иршат-саед?

— Вы не верите, мисс… — слова звучали утверждением.

— Я не могу позволить себе верить.

Я услышала, как он подошел и встал за спиной. Так близко, что я слышала его дыхание.

— Фирел предвидел это. Поэтому велел кое-что передать.

Я не поворачивалась, лишь сжала кулаки и напряженно смотрела на беснующееся пламя. Казалось, сердце не выдержит напряжения. Каждый щелчок горящих свеч отзывался выстрелом, смертельным залпом. Я отчаянно хотела верить, но панически боялась и старалась оттянуть то, что он скажет, заморозить эту минуту. Потому что следующее мгновение могло оказаться нестерпимым.

— Он сказал, что, несмотря на его просьбу, — чалма ренегата коснулась моих волос, — вы продолжаете носить на шее эту отвратительную безвкусную дешевку.

Слезы хлынули градом. Мгновенно. Я порывисто обернулась и кинулась на шею Иршат-саеду, обхватила и сжала так, будто хотела задушить. Он сначала опешил, потом по-отечески провел несколько раз теплой ладонью по моей спине и с усилием отстранился, качая головой, отошел на несколько шагов:

— Вы что творите! Мамну! Мамну! За ваш порыв я жизни лишусь.

Я не хотела это понимать. Кровь будто запенилась, наполнилась кислородом, ожила. Я чувствовала себя так, будто выпила ударную дозу кофе.

— Когда, Иршат-саед?

— Так вы решились?

— Даже думать нечего.

Он помрачнел, сцепил руки за спиной:

— Не горячитесь, мисс. На моей памяти отсюда бежали всего два раза. Первый — лет двадцать назад, девушка благополучно вернулась в Альянс. Во втором случае побег не удался — девушку вернули. И ее участи едва ли можно позавидовать.

— Что с ней сделали?

— Вы видели ее.

— Бахат? — в груди похолодело. — Эти варвары сожгли ей лицо и отрезали палец. И нарочно выставили у меня перед глазами.

Иршат-саед кивнул:

— Если побег не удастся, мисс, мне придется отречься от вас. И стереть часть памяти, чтобы вы не выдали меня, если вас станут пытать.

— Вы сделали это с Бахат?

Медик кивнул.

Я смело посмотрела в его лицо:

— Это разумно. За все нужно платить. Значит, вы работаете на Альянс…

Иршат-саед лишь провел бровью:

— Сейчас все вертится вокруг сирадолита.

Мне было плевать на причины. Главное — у меня появился союзник.

Иршат-саед направился к своему чемоданчику:

— Хорошо подумайте, мисс, стоит ли ваша свобода таких рисков. Оставьте вашу женскую импульсивность и включите холодный разум. Если окажетесь умной и ловкой — найдете жизнь здесь достаточно приятной. Зато сохраните пальцы.

Я даже усмехнулась:

— Вы передали мне слова Пола для того, чтобы я сохранила пальцы?

Он усмехнулся в ответ:

— Я передал, потому что меня просили. Но это совсем не значит, что я одобряю эту затею.

— Вы никогда не любили, Иршат-саед?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Любовь — это химическая реакция, мисс. Не более того. Иллюзия.

— Значит, я хочу жить иллюзиями.

— Нимат альжана, мисс. Молюсь лишь о том, чтобы вы не пожалели.

Он подхватил свой чемоданчик и направился к дверям.

 — Иршат-саед!

Он остановился и окинул меня тяжелым пристальным взглядом:

— Что, мисс?

— Если я доберусь до посольства… это даст гарантию, что меня не вернут сюда?

Медик ответил не сразу. Нервно перебирал тонкими пальцами на ручке своего чемоданчика.

— Любое обращение в посольство является официальным. Вы подданная Альянса. Они не смогут это проигнорировать. Нимат альжана.

Я кивнула несколько раз — эти слова обнадежили.

— Когда, Иршат-саед?

— Завтра ночью. В ночь мумай все истинно верующие общаются лишь с богом, запершись в уединении. Даже охрану сократят вчетверо. Это единственная возможность.  Ваша задача — найти старую прачечную. Это в западном крыле.

— А если я не успею? Не смогу?

Медик прикрыл глаза:

— Значит, такова воля Всевышнего. Сейчас все зависит только от вас.

54

Задача казалась невыполнимой. Эйфория, охватившая меня поначалу при мысли о побеге, очень скоро сменилась жгучим отчаянием. Я выходила из этих проклятых комнат всего дважды. Под конвоем.  Единственный предлог, который приходил мне в голову — просьба насладиться красотами дворца. Но не было никаких гарантий, что мне позволят.

Завтрак не лез в горло. Я едва удерживала ледяными пальцами чашку кофе, но почти не чувствовала ни вкуса, ни запаха. Впрочем, это, как раз, радовало. Лишь украдкой смотрела на стоящую рядом Бахат. Я понятия не имела, как начать разговор. Все предлоги казались нелепыми, шитыми белыми нитками. Если она что-то заподозрит — я никогда отсюда не выйду. Я ни секунды не сомневалась в том, что она немедленно донесет.

Я вновь глянула на ее калечную руку и отвернулась. Неужели, она ничего не помнит? Может, все мои вопросы об Альянсе получали такие ответы как раз потому, что она почти ничего не помнит? Как и свое имя? Лишь обрывки, похожие на воспоминания раннего детства. Смутные образы, короткие картинки. А пустоту заполнили тем, чем им выгодно. Фанатичной верой и бесконечным смирением. Надеюсь, о том, как получила эти ужасные увечья, она тоже не помнит. Но я бы не хотела забывать ни секунды своей жизни: ни хорошее, ни плохое. Без этого опыта не будет меня.

А если со мной собираются сделать то же самое?

Я отставила чашку, чтобы не пролить. Едва я услышала слова Пола — безоговорочно поверила всему. Такое не выдумать, не угадать. Но кому служит Иршат-саед? Альянсу или аль-Зараху? Ведь ничто не мешает ренегату играть на обе стороны. Но какой в этом смысл, если можно попросту затереть память. Я забуду Альянс, забуду Пола. Или на этот счет имеются очередные религиозные предрассудки? Очередная дичь? А может, это своего рода изощренный садизм?

Я потерла пальцами виски, понимая, что еще немного — и сойду с ума. Невозможно постоянно во всем сомневаться. Я должна принять решение. Либо довериться и рискнуть, либо не верить и до конца жизни жалеть о своей трусости. Как говорила Дарка: не попробуешь — не узнаешь. И всегда лихо махала рукой.

Я резко выпрямилась, упираясь ладонями в край тахты — я верю. Хочу верить. Но где искать эту чертову прачечную? Я должна точно знать, куда идти.

Я откинулась на подушки и демонстративно терла виски:

— Невыносимая духота.

Бахат склонила голову:

— Принести опахало?

— Не думаю, что это поможет. — Я изобразила самую кислую гримасу, на которую только была способна. — Мне просто нужно на воздух. Невозможно столько времени сидеть взаперти. Здесь принято где-то гулять?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Бахат кивнула:

— Конечно, муфади. Обычно ранним утром, когда солнце еще ласковое, либо на закате.

Я кивнула в ответ: