Чарусские лесорубы - Виктор Савин

— Была не была, Колька! Пошли. Если накинется который — падай на волка и засовывай руку в пасть.

И пошел вперед, закричал во все горло. Колька Гущин тоже закричал. Волки нехотя поднялись и скрылись в темном ельнике.

В свою лесосеку под Водораздельным хребтом они пришли раньше всех, еще до света. Прислушались. Во всех делянках было тихо. И только в стороне, где работали горняки, отчетливо слышался стук буровых машин, вгрызающихся в скалы. Горняки спешили, работали день и ночь, а лесу кругом стояло видимо-невидимо.

Рассвет застал бригаду Ермакова у яркого костра. Пламя отогнало от людей тьму, озарило бронзовым светом лица, одежду, измятый вокруг сыпучий, как песок, снег. Все были в сборе.

Сергей коротко рассказал о вчерашнем собрании, и бригада приняла вызов, брошенный Медниковой.

Вальщики, сучкорубы, раскряжевщики и грузчики чувствовали себя приподнято; спокойными казались только трелевщики: они с факелами медленно осматривали свой лупоглазый трактор, подкручивали гайки, грели у костров в бачках воду и масло.

Больше всех волновался Николаи Гущин. Он стоял в сторонке с топором на плече и говорил, обращаясь к тем, кто был у костра и грел зябнущие руки.

— Ну, хватит сидеть! Идемте. До пуска электростанции надо подготовить рабочие места.

— А что их готовить?

— Как «что»? Отаптывать снег у лесин, срубать сучки, кусты, которые могут помешать делать подрубку деревьев. А как станция заработает — начнем валку.

— Так темно еще, Николай.

— Ничего не темно. Когда стоишь у костра — кажется темно, а отойдешь от огня — светло. Вот, посмотрите. Восток-то совсем уже побелел. Спешить надо. Мохов с Медниковой, наверно, уже приступили к работе.

— Ну и пускай себе работают на здоровье, — отвечали ему. — Мы Епифану с Елизаветой двадцать очков вперед дадим.

— Не хвастайтесь! — посоветовал Ермаков. — У них бригада боевая. Мы их так бьем, что сами от стыда не знаем, куда деваться.

В небе угасали звезды, над вершинами елей розовел рассвет. Светлый и торжественный, в зимнем убранстве поднимался день над землей, над тайгой.

Ермаков встал с чурбака, махнул рукой в сторону лесосечной ленты и пошел по узкой глубокой тропинке к темной стене леса. Остальные тоже поднялись и цепочкой пошли за бригадиром.

Во время обеденного перерыва Сергей пошел к Епифану Мохову в соседнюю лесосеку. Ослепительно ярко искрились снега. На сердце было тепло и радостно. Перед делянкой, где работал Мохов, у самой тропинки на палке, воткнутой в снег, была прибита плашка, на которой он прочел: «Опасная зона».

«Все-таки для порядка предупреждают людей, боятся, чтобы не покалечить своей ухарской работой», — подумал Ермаков. Остановился. Прислушался. Кругом было тихо, солнечно; на стволе старой кривой березы старательно работали два нарядных дятла.

«Тоже без дела не сидят», — подумал он. И пошел дальше по «опасной зоне». Впереди среди поваленных и очищенных хлыстов горел костер, вокруг него собрались вальщики, сучкорубы, раскряжевщики. Тут же был пилоправ Кукаркин. В стороне от костра возле тропы на бревне сидели парень и девушка. Ермаков направился прямо к костру, не обращая внимания на парочку. Когда проходил мимо, серьезный и сосредоточенный, девушка подставила ему ногу, он запнулся и сунулся руками в снег. Пока он отряхивался, смущенный и растерянный, девушка пристально рассматривала его лицо: загорелое, красивое, с тонким носом, раздувающимися ноздрями, сухими строгими губами.

Оправившись от смущения, Сергей сказал обиженно:

— Нехорошо, девушка, делаете!

— А вы хорошо: ходите мимо, нос задираете и на людей ноль внимания?

— А вы кто такая, чтобы на вас внимание обращать?

— Я девушка и притом красивая… Правда, Коноплев? — обратилась она к своему соседу.

— Так точно! — поддержал ее парень.

— Вот, — продолжала девушка, — вы, молодой человек, должны были подойти и поздороваться, а не бежать мимо, как верхогляд.

— Ладно, — снова сконфузился Ермаков и спросил: — Где ваш бригадир?

— Пошел к электростанции. Туда привезли подогреватель воды и масла. Устанавливают с Лемтюгиным.

— А Медникова где?

— А вот я самая Медникова и есть.

— Вы? — удивился Сергей и начал в свою очередь разглядывать Лизу.

— Да. А вы — Ермаков?

— Я — Ермаков.

— Так вот вы какой, Ермак Тимофеевич? Я тут полгода живу, мне все уши прожужжали про Ермакова, хочу хоть поглядеть на него, а он мимо ходит, ни на кого не смотрит.

Потом она стала серьезной и просто по-товарищески сказала, протягивая ему руку:

— Ну, ладно, Сергей! Давай познакомимся. Я тебя увидела, как ты вон из того лесочка вышел. Спрашиваю, кто идет? Мне говорят: Ермаков. Ну, и решила подшутить, узнать характер: думаю, если парень вспыльчивый — разозлится, если размазня — будет краснеть, растеряется… Тебе передали, что мы тебя вызвали на соревнование?

— Передали… Вызов мы принимаем.

— Значит, поборемся!.. Слышишь, Коноплев?

— Слышу, — отозвался парень.

— Это мой помощник в звене, Коноплев, — продолжала Медникова. — Все колхозники, члены бригады, решили в лесу по мотоциклу заработать.

— Знаю, слыхал!

— А нам с тобой, Ермаков, не мешало бы по легковушке. Мы ведь кадровые рабочие. У нас ответственности за леспромхоз больше.

— Зачем вам две? — заметил Коноплев. — Заработайте одну и ездите вместе.

— Чего ты городишь! — вспыхнув, сказала Медникова и стукнула Коноплева по шапке.

— Нам тут и без машин хорошо, — поддержал Ермаков. — Шибко-то не разъедешься. В делянку поедешь — на пеньке где-нибудь застрянешь.

Подошел Кукаркин.. Он был чем-то взволнован. Ни к кому конкретно не обращаясь, он сразу, словно с трибуны, заговорил:

— Нет хуже работы обрубщиков сучьев! Вам что, электропильщикам. Вы подошли к дереву с пилой, моментально его свалили или раскряжевали и айда к другому, к третьему. Вы не работаете, а играете. А возьмите сучкоруба — у него, как и сто лет назад, в руках топор. Ну, к топору придумали длинное топорище. А топор как был, так и остался. И вот после вальщиков к дереву подходит сучкоруб. Некоторые считают, что эта работа плевая. Сшибай сучки — и все. А подсчитайте, сколько на дереве сучков, сколько раз надо взмахнуть топором, чтобы очистить только одну лесину? Электропильщики их легонько навалят сотни, а как за ними поспеть обрубщикам сучьев? Сколько на этом деле надо занять людей? Ужас сколько! Дальше опять все механизировано: и трелевка, и разделка на эстакаде, и вывозка. Люди придумали электропилы, трелевочные тракторы, трелевочные лебедки, колуны, автокраны, автомашины, узкоколейки. Везде труд облегчен, а сучкорубам никто на помощь не приходит.

— Есть ведь такая специальная машина, Кирьян Корнеевич, — сказал Ермаков. — Я недавно читал об этом.

— Какая?

— Электрические топоры-сучкорубы. Они вроде пневматического отбойного молотка. Поднесешь такой инструмент к сучку, включишь, тяп-ляп — и готово. Только ходи возле дерева и ссекай сучки.

— А получше ничего не придумали?

— Не слыхал.

— Ну, так я тебе скажу, что это не машина, а безделушка.

— Почему безделушка?

— А потому. Ну, скажи, чем она лучше топора? Ведь все равно ее надо держать в руках, срубать каждый сучок по отдельности. Попробуй-ка поработай денек такой машиной — без рук останешься, а сделаешь немного больше, чем топором. Не такая тут нужна машина!

— А какая?

— Такая, чтобы подошла к дереву, облапила его кругом, как удав, выпустила стрелу вверх, до самой макушки, смахнула сразу все сучья — и обратно. Дерево бы стояло, как морковка, голенькое, а ты тогда подходи к нему с электрической пилой и вали. А то бы комбайн такой придумать, чтобы подошел к дереву, очистил и тут же свалил. Есть ведь степные комбайны, горные, а вот лесного комбайна нет. Никто над этим как следует еще не задумался.

— Может, и думают.

— Не слышно что-то. А нам, лесным людям, без такой машины невозможно.

— Придумай ты.

— Ха! Легко сказать — придумай! Видишь, знаний у меня нет. Тут надо специалисту, механику этим делом заняться… Я иногда так разожгу себя мыслями о сучкорубной машине, что уснуть никак не могу. Думаю, думаю, а ничего не выдумаю. Все фантазия одна, вроде как в сказке, по щучьему веленью.

— Значит, пустая твоя затея.

— Нет, не пустая. Я уже и электропилу такую круглую придумал, которая вокруг дерева может обвиваться, как удав, только никак не придумаю, как бы она вверх и вниз по дереву скользила, чтобы на двадцать-тридцать метров вверх по дереву могла подниматься и счищать все сучья.

— Такой машины, Кирьян Корнеевич, никогда никто и не придумает.

— Человек придумает все, если захочет. На то и человек! Атомную силу научились извлекать, а такую машину для сучков не придумают, что ли? Придумают, обязательно придумают. Неужели мы и в коммунизме будем сучки топором обрубать?