Сонька. Продолжение легенды - Виктор Мережко

— Он у тебя?

— Нет, отдал.

— Отдал?!. Кому?

— Господину полицмейстеру. Василию Николаевичу…

— Зачем?.. Почему ему?

— Вы опасались этого камня, а я не знал, куда его подевать. К тому же его высокопревосходительству бриллиант нужен был для дела. — Никанор опустился на колени и, продолжая плакать, стал целовать подол ночной сорочки девочки. — Простите меня великодушно, барышня… Или велите убить. Не могу я больше жить с таким грехом на душе!

Девочка силой заставила его подняться, вытерла ладонью мокрые щеки.

— Признался, облегчил душу, и слава богу. Только держи этот секрет при себе. Не смей никому говорить ни слова.

— А кому, барышня, кроме вас?.. У меня ведь родней никого нет на этом свете… Спаси вас Боже.

Следователь Егор Никитич Гришин дождался, когда полицмейстер примет его, поклоном ответил на приглашение секретаря войти и перешагнул порог огромного и богато обставленного кабинета.

Василий Николаевич сухо поздоровался с ним, так же сухо показал на кресло, сел за стол.

— Что это за поножовщину устроили вы на Дворцовой площади? — спросил он, неприязненно глядя на следователя.

— Поножовщину устроил не я, Василий Николаевич, а воры. Прошу все-таки проводить разницу между вашими подчиненными и преступными элементами, — довольно жестко ответил Егор Никитич.

— Вам удалось задержать этих самых воров?

— Нет, не удалось.

— Почему?

— Слишком слаженно было все организовано.

— Вами?

— Ворами. Они прирезали нашего наводчика и ловко скрылись на подогнанных извозчиках.

— Ну а вы-то куда смотрели?!. Ваши агенты?

— Мы, господин полицмейстер, смотрели в нужном направлении и действовали так же. Но была толпа, и мы не желали ненужных жертв.

Полицмейстер вышел из-за стола, остановился напротив следователя.

— Ваш наводчик… этот обезумевший тип… едва не лишил жизни мадам Матильду!.. Чем вы вообще занимаетесь?

— Мы работаем, Василий Николаевич, — как можно спокойнее ответил следователь и вынул из папки фотографию Соньки.

Полицмейстер взглянул на снимок, положил на стол, молча уставился на Егора Никитича.

— Вы знаете, кто это, господин полицмейстер? — улыбнулся тот.

— Объясните…

— Это две дамы в одном лице… Ваша симпатия, Василий Николаевич, и госпожа Сонька Золотая Ручка.

— Вы так считаете?

— Это почти доказано.

— Любопытно. Дальше?

— Особа на фотографии — воровка в натуральном виде. А мадам, с которой вы совершаете променад по магазинам, та же воровка, только в гриме… Получше любой артистки.

Полицмейстер снова взял снимок, довольно долго всматривался в него, затем положил на стол.

— Все?

— Полагаю, этого достаточно, чтобы взять аферистку под стражу.

Полицмейстер грузно встал из-за стола, прошагал из угла в угол, остановился перед следователем.

— Не смейте!.. Слышите, не смейте производить никаких действий! Это не вашего уровня и не вашего ума дело!.. Даму… эту даму я беру под свое личное расследование! Я не хуже вашего знаю, кто она и за что следует ее брать под стражу! И если вы своим сапогом влезете в это тонкое дело и сорвете его, то с вас слетят не только погоны, но и голова!.. Примите это к сведению, Егор Никитич!

— Принял, господин полицмейстер, — мрачно ответил следователь и покинул кабинет.

Агеев вернулся за стол, какое-то время снова изучал лицо на фотографии, снял телефонную трубку:

— Отель «Европа». — Выдержал паузу, попросил: — Номер мадам Дюпон. — Трубку на том конце провода сняли почти сразу. — Госпожа Матильда? — пророкотал полицмейстер. — Приятно, что вы в номере, а не на прогулке. Ваши планы, мадам, на вечер?.. Хочу пригласить вас в дом. Да, жена с детьми на даче. Я тоже рад этому… Отлично, завозим мадемуазель на Фонтанку к княжне, а сами отправляемся в интересное путешествие. Да, сюрпризы будут, мадам… Конечно интригую!.. Бриллиант?.. Тот, о котором я рассказывал?.. Непременно покажу. Я также сгораю, но надо потерпеть…

Полицмейстер повесил трубку, распрямил плечи, потер ладони в предвкушении чего-то необычного, волнующего, громко крякнул.

Сонька тоже повесила трубку в номере, озабоченно посмотрела на дочь.

— Вот оно и начинается, — произнесла задумчиво.

— Что, мамочка? — не поняла дочка, выглянув из ванной комнаты.

— Господин полицмейстер пригласил меня домой. Говорит, семью отправил на дачу.

— Думаешь, тебя там могут взять?

— Не исключено.

— Может, собирать вещи?

— Прихвати самое необходимое. И главное — не забудь паспорта.

— А княжну я еще увижу?

— Ты побудешь с ней, пока я разберусь с Василием Николаевичем. Надо довести с ним игру до конца.

Зазвонил телефон, Сонька сама сняла трубку.

— Княжна?.. Что случилось? Да, собираемся к вам.

— Мам, мне тоже не по себе.

— Все будет хорошо, Миха, — подмигнула ей воровка. — Разве нам впервой гонять шашки на доске?

Карета полицмейстера стояла во дворе княжеского особняка, сам Василий Николаевич сидел в экипаже, нетерпеливо ждал, когда Сонька выйдет из дома.

Поодаль прохаживался привратник Семен, поглядывая на полицейского чиновника с почтением и страхом.

Воровку тем временем остановил дворецкий, молча вручил ей письмо, оставленное ночью Таббой.

— Что это? — спросила она.

— Письмо.

— От кого?

— Ночью привезла госпожа Бессмертная.

Сонька пробежала глазами написанное, нахмурилась.

— Госпожа Бессмертная? — переспросила она, не сразу поняв, кто это. — Ах да, прима оперетты.

— Совершенно верно.

— Почему — она?

— Думаю, княжна объяснит более внятно.

Воровка направилась было в сторону покоев Анастасии, однако Никанор довольно настойчиво напомнил:

— Мадам, вас ждет господин полицмейстер.

Сонька еще раз прочитала полученную записку, с иронией бросила:

— Лучше позже, чем никогда, — и кивнула дворецкому: — Передайте дочери, я скоро вернусь.

— Передам непременно, — склонил тот голову и проследовал за гостьей во двор.

Никанор помог ей сесть в карету, привратник Семен открыл ворота, и экипаж выкатился на Фонтанку.

Семен долго и внимательно смотрел им вслед.

Карета полицмейстера, сопровождаемая охранной повозкой, ходко неслась по улицам. Василий Николаевич сосредоточенно молчал, глядя перед собой, Сонька посматривала по сторонам, запоминая дорогу.

Неожиданно ее внимание привлекло какое-то шумное сборище.

Человек пятьдесят мужиков и баб, с хоругвями, одетые во все черное, били окна магазина, гонялись за какими-то людьми, сбивали их с ног и, когда те падали, отчаянно дубасили их сапогами до крови, до воплей о помощи.

— Что это? — повернулась Сонька к полицмейстеру.

— Жидов бьют, — спокойно ответил тот.

— Как бьют?.. За что?

— Бьют сапогами, — рассмеялся Василий Николаевич. — А за что? Чтоб не дурили православных.

— Остановитесь, — потребовала воровка. — Прикажите полицейским вмешаться.

— Зачем? — пожал тот плечами.

— Посмотрите, как их бьют! Там женщины! Дети!

Действительно, избиение усиливалось. Черносотенцы, почувствовав безнаказанность, избивали иудеев с таким остервенением и удовольствием, что остановить это казалось невозможным. Бились стекла, кричали женщины, визжали от беспомощности избитые и испуганные дети.

До слуха доносились свистки полицейских.

— Вмешайтесь же!

Полицмейстер взял ее руку, поцеловал.

— Успокойтесь, сударыня. Слышите, свистят? Сейчас прибудет наряд и этих людей разгонят.

— Их надо судить!

— Судить? — Василий Николаевич с интересом посмотрел на воровку, повторил: — Судить… Судить надо многих. Например, таких, которые людей дурят.

— Дурят многие.

— Многие. Которых ловим, тех судим. А кого не поймали, того народ сам наказывает. Вот как этих, к примеру.

— Они, по-вашему, дурят?

— Еще как! — рассмеялся Агеев, запрокинув голову. — Где еврей прошел, там русскому шукать нечего!

— Вы их ненавидите?

— Взаимно. Мы — их, они — нас. Вы вот гляньте: в каком мире народ любит евреев? Ни в каком! А почему? Потому что они, как и, к примеру, цыгане, жизнь свою строят на обмане!.. Ежели жид не обманул, он тогда хуже русского! Потому народ и бунтует против них!

— У меня отпало желание ехать с вами, — сказала Сонька.

— А уж часом вы не жидовка? — посмотрел на нее полицмейстер.

— Жидовка!

— Не-ет, — погрозил он ей. — Были б Сонькой — поверил бы. А так чистая француженка!

Княжна плотно закрыла дверь, остановилась напротив Михелины.

— Знаешь, кто приезжал ко мне этой ночью?

Девушка напряглась.

— Неужели князь Андрей?