Чудо - из чудес - Санин Евгений
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что-о-о?! Вы с ума сошли!!! И почему вдруг такая спешка?.. — в голосе мамы зазвучала подозрительность. — Ты что — решил покрыть ее грех?
— Какай еще грех? — не понял Стас.
— Ну как будто сам не знаешь. Девчата сейчас сплошь и рядом так делают. С одним гуляют, а за другого замуж выходят и детей ему, словно кукушка, подкидывают! Не хватало нам еще чужих внуков воспитывать! А тебе неизвестно за кого алименты всю жизнь платить!
— Мама, мама! — возмутился Стас. — Какая кукушка? Какой другой?! Ты что забыла, о ком говоришь — это же Ленка! И у нас с ней — уже все решено. Окончательно и бесповоротно!
— Сережа… я не могу… — послышался в телефонной трубке жалобный стон мамы. — Они расписываются и венчаются! Да еще так скоропостижно… Поговори с ним! Останови его! Образумь!
Стас переложил мокрую от собственного пота трубку к другому уху и услышал голос отца:
— Ну что, сынок, можно тебя поздравить?
— Не меня, а нас. А еще лучше — благословить! Родители Лены уже благословили нас на венчание.
— Ну что ж, и мы благословляем. Разумеется, пока заочно.
— А я никогда и ни за что не… — раздался приблизившийся голос мамы.
Но папа, судя по всему, зажал трубку ладонью, сказал ей что-то и продолжил:
— И она никуда не денется! Вы нас-то хоть приглашаете?
— А как же, конечно!
Стас на радостях даже про давнюю игру слов с отцом забыл.
И тот был так рад за сына, что не вспомнил.
— И когда же к вам приезжать? — только и уточнил он.
— А я уже говорил маме. Если можно, в субботу в райцентр — на роспись. А нет — то прямо в Покровское, на венчание в воскресенье.
— В субботу, пожалуй, мне будет несколько сложновато… — задумался вслух Сергей Сергеевич.
— Ну, пап, — умоляюще протянул Стас и, как нельзя кстати вспомнив про документы, воскликнул: — Ой, я же еще вот что чуть было не забыл! Тебе обязательно нужно до начала росписи подвезти или передать поездом мой загранпаспорт и приглашение на олимпиаду. Они у меня в рабочем столе. Иначе нас могут просто не расписать. Ведь все сделано под честное слово Григория Ивановича, он теперь губернатор! — для веса добавил и эту подробность Стас. — Пап, это обязатель…
— Но…
— И без всяких «но»! — вовремя вспомнил их давнюю, всегда сближавшую друг с другом игру Стас.
Это окончательно решило дело.
— Ладно, — согласился отец. — Хоть раз в жизни пусть мои заместители подменят своего главного.
И, несмотря на то, что мама говорила ему о чем-то и, кажется, даже пыталась вырвать трубку, коротко сказал:
— Ждите!
И дал отбой.
10
«Постой-постой…» — остановил себя Стас.
Чтобы не было никаких поводов для отказов и возвратов обещаний — хотя этого никогда не случалось в его отношениях с отцом, но… мама есть мама, Стас поскорее отключил телефон.
Хотелось, конечно, тут же позвонить и порадовать Лену.
Сообщить о том, что благословение на их брак получено.
Но — предосторожность превыше всего.
Тем более, в таком важном деле.
Счастье так переполняло Стаса, что он хотел хоть с кем-то поделиться им.
Ворона больше не обращала на него никакого внимания.
И он, выйдя из комнаты, с радостью увидел, что паломник еще не спал.
Они понемногу разговорились.
И тут Стас с удивлением узнал, что это был тот самый мужчина, который несколько лет назад исцелился от смертельной гангрены ноги, приложив к ней брение — то есть смесь земли с оттаявшим снегом с могилки отца Тихона.[11]
Костыли, которые он за ненадобностью оставил здесь, бывший тогда старостой храма Григорий Иванович оставил, чтобы поставить потом в церковном музее, как реликвию. И память о совершенном чуде.
— Вот теперь приехал поблагодарить батюшку. А, кроме того, взять еще земельки для своей старенькой мамы — у нее катаракта глаз. И вообще для всех, кому она вдруг может понадобиться! — сказал он, показывая до самого верха наполненную трехлитровую банку.
— А я ведь благодаря вам тогда бывшему министру, его самый высокий коттедж на краю села, тоже смазал ноги брением — он вообще ходить не мог, а после этого — встал. И пошел!
«Постой-постой… — остановил он себя. — Этот мужчина и министр исцелились от брения с могилки отца Тихона… у мамы паломника тоже болезнь глаз, как и у Ленки… Они сами, как сапожники без сапог, живут рядом и даже не подумают, что это ей может помочь. И если я… Ну да, конечно! Прямо сейчас!»
У Стаса откуда вдруг силы взялись. Ведь только что едва не падал от усталости. А тут — словно крылья выросли!
Пробежав на кухню, он схватил стоявшую на столе пустую литровую банку, затем бросился к вешалке и принялся торопливо одеваться.
— Куда вы, время первый час ночи! — удивился паломник.
— Как куда? К отцу Тихону. Тоже хочу брение взять. Для своей — невесты, — с удовольствием выговорил непривычное слово Стас и добавил: — У нас послезавтра венчание. А у нее вот тоже проблемы с глазами.
— Поздравляю! Поздравляю! В смысле, с предстоящим законным христианским браком! А глазам вашей невесты непременно поможет, не сомневайтесь! — с искренней радостью пожелал мужчина и робко сказал: — А мне с вами можно? Так хочется лишний раз побывать у батюшки…
Стас только плечами пожал:
— Да разве же о таком спрашивают?..
Они вышли из дома.
Быстрым шагом дошли до кладбища.
Порой, едва ли не на ощупь, миновали множество темных крестов и засыпанных снегом бугорков.
Скажи Стасу кто в детстве, что он без опаски будет когда-то ходить по кладбищу, да еще ночью — он бы ни за что не поверил.
Но вот, с паломником прошел.
И даже один бы не испугался!
Найдя, наконец, оградку с могилкой, они помолились у креста с фотографией отца Тихона.
Стас — с горячей, как никогда, просьбой помочь Лене вылечить ее глаза — тоже набрал полную банку и еще утрамбовал в ней холодную, в прожилках снега, землю.
История повторялась в третий раз за день.
И каждый раз немного по-разному.
Теперь они говорили и по дороге туда.
И обратно.
О чудесах.
О вере.
— У меня ведь путь сюда начался в Сергиевом Посаде! — сказал вдруг паломник.
Стас вопросительно посмотрел на него, и он объяснил:
— Приехал я однажды туда, еще до того, как случилась беда с ногой и, откровенно говоря, мало укрепившимся в вере человеком. Походил по Лавре. Приложился к мощам преподобного Сергия Радонежского. А потом мне посоветовали съездить в Черниговско-Гефсиманский скит, где находятся мощи преподобного Варнавы Гефсиманского Чудотворца. Слово «чудотворец» так заинтересовало меня, что я сел на автобус, благо это было совсем рядом, и приехал в скит.
Стас едва поспевал за паломником, который шел уверенной, пружинистой походкой здорового человека.
—Там — вот не зря же говорят, что случайностей не бывает! — продолжал тот. — Как раз в пещерный храм спускалась экскурсия. Я пристроился к ней. Постоял в гулком храме, где когда-то была знаменитая на всю Россию чудотворная Черниговско-Гефсиманская икона Пресвятой Богородицы. Походил вместе со всеми по длинным, извилистым коридорам. Подивился узким и крошечным кельям, в которых молились подвижники.
Стас слушал паломника, не спуская с него глаз и бережно прижимая к себе холодную банку с брением для Лены.
— Затем нас завели в немного пошире, но тоже небольшую Иверскую часовню, где тогда была еще открыта крипта-могила старца Варнавы. Она почти до краев была заполнена водой. И послушник, который проводил экскурсию, принялся раздавать эту воду, от которой, как мне сказали, происходят чудеса исцеления, и за которой некоторые приезжали уже далеко не в первый раз. Кто подставлял пластиковые бутыли, кто банки. Некоторым везло — вместе с водой попадались щепочки от гроба преподобного. А у одной старушки с явно больными ногами, как и у меня, ничего не было. Так она возьми, да скажи:
«А ты, сынок, налей мне водичку прямо в валенок! Сил моих больше нет от болей в ногах мучиться…»
На улице мороз больше тридцати…
Бабушке явно за восемьдесят…
