Князь Олег - Галина Петреченко

— Она ни о чем не догадывается! — спокойно заверил Гаст, глядя прямо в глаза Олафу.

— Мне необходимо полное неведение Аскольда! — с жаром проговорил Олаф, не отрывая горячего взора от взволнованного лица своего лазутчика.

— Если ты сомневаешься во мне, то возьми с собой! — предложил Гаст князю и добился своего.

— Ты прав, — немного подумав, проговорил Олаф. — Руальд с Эбоном справятся здесь и без тебя. А ты действительно там мне понадобишься больше…

Гаст боялся перевести дух: не спугнуть бы решение князя. Да, что-то огромное всколыхнулось в его душе и двигало им, и это — веление богов — так значимо и так важно, что не заметить его, или пренебречь им, или, что еще страшнее, оттянуть и помешать — нельзя, и Гаст всей душой чувствовал, что и Олаф сейчас полностью находится в подчинении у этого могучего зова. Ничто не свершится иначе чем по велению их всесильных богов.

Который день Аскольд ловил себя на мысли, что везде и всюду ему попадаются то под руку, то под ногу приметы чьей-то сломанной жизни. Все началось с того, что на следующий день после возвращения из Царьграда он увидел, как огромный пушистый серый кот, которого Аскольдович всегда кормил рыбой или мясными объедками с княжеского стола, в этот раз пренебрег подачками княжича и ловко схватил зазевавшуюся на дворовой поляне сизокрылку. Аскольд сначала полюбовался на охотничью сноровку кота, а затем решил освободить добычу из его цепких, алчных лап. Кот, рассвирепев, набросился на Аскольда и, прокусив ему палец, снова вцепился в свою жертву. Князь поразился быстроте его расправы с бедной птахой. Кот доедал свою жертву, разбросав по двору красивые перья редкой птицы Приднепровья. Аскольд нахмурился и пошел прочь со двора. А еще через день сцена свертывания птичьей шеи повторилась, но на этот раз кот схватил голубя, и Аскольд увидел лужицу крови, от которой у него почему-то на мгновение похолодело сердце. Он помрачнел и задумался: боги упорно предупреждают его о каком-то кровопролитии. Но о каком? Дозорные каждую треть дня оповещают его о спокойствии на речных, лесных и степных границах его княжества. Бастарн заверил его, что волхвы не будут точить ножи и не станут оспаривать свою первенствующую роль в духовной жизни киевлян, ежели Аскольд не станет применять силу для обращения поселенцев столицы южных словен в Христову веру. И Аскольд не только поклялся, что обращение в новую веру его дружинников будет происходить только по их доброй воле, но и оставался верен своей клятве. Что же касается христианских проповедников, то ни Исидор, ни Софроний и ни тем более Айлан не торопили событий и не требовали от Аскольда невозможного. Они каждый вечер среди дружинников терпеливо вели беседы о заповедях нового учения. Казалось, никто никому не угрожал, и в киевском воздухе совсем не пахло сечей.

Но прошло еще два дня, и Аскольд снова стал свидетелем кровавой расправы, но на этот раз полосатого хорька с курицей. Он осторожно открыл калитку, ведущую во двор отсека дома, принадлежащего Диру.

Тот стоял, сокрушенно покачивая рыжеволосой головой над убитой птицей, и, завидев Аскольда, смутился. Они хмуро уставились друг на друга и не знали, о чем заговорить. Дети здоровы, жены улыбаются, а души правителей Киевской земли переполнены тревогой и ждут чего-то неминуемого, гибельного. Аскольд сжал плечо друга и молча ушел к себе.

Но в следующие два-три дня последовало затишье, кровавых знамений не было, и Аскольд увлекся христолюбивыми беседами с византийскими проповедниками.

— Только от нас самих зависит, услышит ли нас Бог.

В ответ раздался недоверчивый гул слушателей.

Но Исидор выждал тишину и спокойно продолжил:

— Бог приближается к человеку по делам его, ибо только тогда он внемлет мольбам человека.

Аскольд выслушал откровение Иоанна Златоуста в изложении грека и угрюмо задумался: на его счету благих дел нет, и Христос никогда не помилует киевского князя, если им когда-нибудь суждено встретиться. Зачем он слушает все это?! Или, может, все-таки есть какая-нибудь особая молитва, которая обладает чудодейственной силой и продлит жизнь Аскольда на земле? Аскольд посмотрел на Исидора и хмуро спросил:

— Если у меня своя правда, то зачем нужна молитва?

Исидор вгляделся в лицо Аскольда и внутренне содрогнулся: «Что-то, князь, тебя ждет нехорошее, коль ты думами своими далеко от нас…» — и постарался спокойно ответить:

— Бог знает тебя, Аскольд, ибо именно тебя послал Он на спасение патриарха нашего, всеми почитаемого Игнатия, и ежели ты попросишь Христа, то Он даст тебе просимое.

— У меня есть все, — буркнул Аскольд и отвел глаза от проницательного взора проповедника.

«Потерпи немного, князь, придет время, и ты поймешь, что не прогадал, сняв с шеи астрагал бобра и заменив его Христовым знамением. Только не оглядывайся назад, князь, и все будет хорошо!» — молил Исидор Аскольда взглядом и не смог сразу влиться в беседу дружинников со своими сподвижниками по вере. Как сквозь сон, услышал он твердые слова Айлана: «Нужны молитвы, в которых испрашивается то, что даровать прилично Богу, и в которых не испрашивается от Него ничего, противного законам Его… Тем, кто просит Его против врагов своих, потому что это не согласно с постановленным от Него законом. Он говорит: «Прощайте должникам вашим», а ты Его пытаешься призвать против врагов своих… Что может быть хуже такого безумия? Молящемуся должно иметь вид, мысли и чувствование униженного просителя: зачем же ты принимаешь на себя другой вид, вид обвинителя? Как ты можешь получить прощение собственных грехов, когда просишь Бога, чтобы Он наказал за грехи других? Пусть молитва будет смиренною, мирною, имеющею позывы добрые и приятные!.. Только такая молитва не изгоняется со зрелища и бывает увенчанною; она имеет золотые гусли и золотую одежду!.. Когда мы приступаем к Богу, то не будем думать, что это — обыкновенное зрелище; здесь собрание целой вселенной или — лучше — горних сонмов небесных, и среди них сидит и сам Царь, готовый слушать нашу молитву. Будем же стараться, как говорит Иоанн Златоуст, чтобы наша молитва соответствовала достойному зрелищу!..»[26]

Исидор, слушавший наставления Иоанна Златоуста о молитве в изложении Айлана, поразился, насколько хорошо владеет этот тайный христианский катафрактарий учением знаменитого константинопольского архиепископа, жившего в четвертом веке и проповедовавшего сначала в Антиохии, а затем в Константинополе. А ведь Исидор всегда думал об Айлане как о своем негласном регенте, не позволявшем себе снизойти до черновой, проповеднической работы. У него и лицо, и голос совсем не годятся для этого. Его место скорее на коне, защищенном рыцарской одеждой, нежели в монашеской келье.

— Аскольд! Ты своим горьким молчанием разъедаешь не только свою душу, но и мою! Думаешь, мы все только и думаем о своей победе над твоим язычеством? — с болью проговорил Айлан, быстро окинув гневным взором поникшую голову Аскольда.

Над поляной зависла тяжелая тишина, и все уставились на Аскольда, ожидая от него ответа на горячий призыв Айлана.

Аскольд поднял черные брови, глянул исподлобья на Айлана и, усмехнувшись, проговорил:

— С женщинами-то я никогда не был кроток, а ты требуешь…

— Ас женщинами и не надо быть кротким, — засмеялся Айлан, — иначе они возненавидят нас за нашу дурь. Им надо объяснять только, когда по законам неба не допускается совокупление, чтобы не появлялись на свет люди-уроды! И все!

Дружинники на поляне зашумели, вопросительно поглядывая то на Аскольда, то на Айлана.

— А разве Бастарн говорит не о том же? — хмуро спросил Аскольд, почуяв общий интерес своих дружинников.

— Да! Я думаю, Бастарн тоже принадлежит к небожителям и в будущем получит от Бога крылья архангела, ибо он всеми средствами удерживал тебя от зла! И он не просто верит, что наш Бог Христос был на земле! Он это знает! И я хочу вам здесь нести свет учения того Христа, которого знает Бастарн!

— Скажи, Айлан, ты от павликиан? — еще сильнее наморщив лоб, спросил Аскольд.

Айлан задумался: одно дело — сказать правду одному князю, с глазу на глаз, а другое — при всех дружинниках. Но… правда о Христе не нуждается ни в каких хитросплетениях, ни в какой лжи.

— Да… и нет!

Аскольд вздрогнул.

— Да — потому, что я признаю учение павликиан как единственно правильное христианское учение, — поторопился объяснить Айлан. — А нет — потому, что я прислан к вам правителями не павликианского государства, а византийского, которое борется против павликиан…

Они немного помолчали, чувствуя, как внимательно вслушиваются дружинники в слова миссионера.

— Ты как-то говорил, что гордишься рыцарскими успехами, — сказал Аскольд, пытаясь определить на глаз, каковы же мускулы под его длиннополым плащом.