Война мёртвых - Александр Михайлович Бруссуев

здоровяком связь новую налаживать не хочется. Нельзя нам в контакте с людьми состоять! Баста, карапузики!

Ну, тогда, остаюсь только я, — пожал плечами Тойво. — К тому же связь у нас установлена. И хорошая связь! На взаимовыручке и доверии! Крепкая, я бы не побоялся этого слова, связь!

Тьфу ты! — сплюнул Ропот, а Попрыгунчики захихикали. — Куда лететь-то?

За нами! — сказали они, поднимаясь на крыло. — Тут недалече.

Тойво подошел к Ропоту, сделавшему на своей дьявольской физиономии очень кислую мину. Красный финн предполагал, что для полета нужно взобраться к бесу на закорки между крыльев и лететь в свое удовольствие, болтая в атмосфере ногами и сплевывая по необходимости вниз на головы бродящих туда-сюда неприкаянных душ.

Э, нет! Так дело не пойдет! — строго сказал Ропот. — Что я тебе — лошадь, что ли?

Он взмыл вверх, подхватил Тойво руками под мышки и полетел вслед за Прыгунами. Судя по выражению лица, Антикайнену было очень неудобно, довольно больно и даже страшно. Как Лягушке-Путешественнице в свое время.

Ну, а нам что делать-то? — спросил Илейка. Он тоже чувствовал себя крайне неуютно, оставшись один на этой враждебной красной планете.

Следом идти, — ответил Мортен. — По меткам.

Это какие же с них метки должны сыпаться? — с подозрением поинтересовался ливвик. — Птичьи, что ли?

Нам бы поспешать надо, — сказал Охвен. — Это нехорошо, коль человек там один останется против бесов.

Они, не сговариваясь, с шага перешли на бег, но тут вышла неувязка: старый викинг бегать практически не мог по причине своей хромоты. Пришлось разделиться, как бы того не не хотелось.

Но не успели Мортен с Илейкой отбежать от Охвена, как пришлось остановиться.

Он опять потерял свое исподнее, — сказал молодой викинг, поднимая с поверхности лохмотья одежды, бывшие некогда набедренной повязкой.

Вот и первый след, — согласился Илейка. — Значит, правильно бежим.

Да, вид у них еще тот, — добавил Мортен. — Голый мужик летит в руках у беса.

Они начали хохотать, несмотря на сложность всей ситуации, за этим делом их и застал Охвен. Ему не надо было ничего объяснять, увидев тряпье в руках, он только махнул: бегите, хлопци, бегите.

И они побежали. Скоро выяснилось, что Илейка бежит быстрее, поэтому он первым добежал до появившейся невесть откуда души женского полу. Та стояла спиной к человеку, охватив руками плечи.

Илейка хотел, было, пробежать мимо, но женщина показалась ему смутно знакомой. Хотя знакомые здесь сугубо исключены, но тут могло иметь место шапочное знакомство. Еще в далекую пору детства, когда Илейка был калекой безногим, он без памяти влюбился в ливонскую красавицу. Та ответила ему взаимным чувством, только со знаком «минус». Вот, собственно говоря, и весь роман. Но память осталась[66].

Эта самая память говорила: «Чувак, не беги мимо. Это она и есть. Вы ж не общались, вот и почти незнакомы. Пользуйся моментом».

Каким моментом надо было пользоваться? Но Илейка в некотором замешательстве перешел на шаг и остановился, как вкопанный, перед этой некоей красавицей со спины. Мортен пока до него не добежал.

А когда добежал, было уже поздно.

Илейка мог считать себя уже достаточно тертым калачом по способам выживания в местных условиях, но в этот раз ему помогла лишь его былинная сила. Случись на его месте кто-то другой — капец был бы обязательным и страшным.

Ливвик тронул знакомую спину за плечо, и та развернулась, словно бы на шарнирах — только скрипа и не хватало. Изначально ему показалось, что это и есть та полузабытая красавица, вот только нос ее поплыл куда-то ко лбу, губы обнажили оскал черепа, выглядевший очень не по доброму, а глаза ввалились внутрь, уступив место дьявольскому пламени.

Нет, таких знакомых у него не было! Да и не могут здесь существовать мертвецы — мертвее некуда. Здесь только души, а души так выглядеть не должны.

Дама продолжала разлагаться, не делая, однако, попытки броситься на человека с разными нехорошими замыслами. Зато со всех сторон это сделали иные души, вероятно — черные. Они до этого момента затаились где-то поблизости, а теперь совсем распоясались.

Четверо черных повисли у Илейки на правой руке, столько же — на левой. В ноги бросилась еще одна четверка. Многовато для одного человека, лишается всякая возможность для движения. А неподвижное тело всегда можно рвать и терзать, сколько душе угодно. Этим душам явно было так угодно.

Но Илейка всегда был необычным человеком. Он не стал напрягаться в тщетных усилиях сразу освободиться. Вместо этого ливвик подогнул ноги, практически повиснув на тех, кто держал его за руки. Может быть, удобно расположившись, они бы сообща сумели удержать предложенный вес, но вот хватка у черных была спонтанной и неожиданной. Главное — было удержать руки от возможности этими руками драться. Вот они и держали, теперь мешая друг другу.

Когда подбежал Мортен, крестя черных своим цепом направо и налево, Илейка уже резко напрягся, выпрямляя ноги. Теперь удерживать его сделалось совсем сложно. Да, пожалуй, и невозможно.

Он стряхнул со своей правой руки оставшуюся парочку особо рьяных душ, а дальше было дело техники. Черные разлетелись от него, как кегли от страйка[67]. Но Илейка теперь был неудержим: чудовищными ударами кулаков он крошил головы черных, несмотря на их габариты. В основном, нападавшие хорошо помнили, как разгонять безоружные толпы народа при жизни и если и сожалели о чем-то, то об отсутствии дубинок, нагаек, водометов и нервно-паралитического газа.

Но сожаление это длилось недолго. Даже Мортену со своим верным цепом пришлось отступить, потому что Илейка вошел в режим и размашисто потчевал былых мастеров всевозможных единоборств. Мастера по этому поводу ощущали лишь недоумение: даже в состоянии души они не переставали верить в свою неуязвимость. И валилсь, как снопы перезрелой пшеницы.

Несколько душ удрали, но за ними бегать было недосуг. Тут подоспел Охвен, и они сообща повыбрасывали поверженные тела в ближайшую яму с грязью.

А ты грозная силища! — восхитился Мортен, когда они управились.

Не успели одну выбросить, — удручился Охвен, показывая на знакомую Илейке спину. Теперь из нее торчали ребра, а под самим телом расплывалась черная лужа. — Чего-то быстро она окочурилась.

Так ее, наверно, уже давно окочурили, — сказал Мортен. — Черные с собой таскали, как живца.

Ладно, пусть будет «живец». Для красной планеты несколько нехарактерное определение. Но теперь получалось, что черные не только организовываются, но и методику строят. И чем дальше пойдет этот процесс, тем меньше шансов двум человекам и двум душам добраться до нужного места.

А куда нам идти, собственно говоря,