Выстрел на Большой Морской - Николай Свечин

По дороге Лыков разговорился с пленником и убедился, что тот действительно прост, «как банный веник». Федя-Заломай обладал огромной силой при разуме ребёнка. Сразу доверившись своему победителю, он стал настойчиво просить его:

— Господин Лыков, оставьте меня при своей персоне! Пожалуйста! Вы вона какой! Могли задушить, будто курёнка, а пожалели. И снегу дали приложить. Я вам любую работу работать стану!

— Тебе, Федя, без руководителя и впрямь нельзя. Запутают тебя злые люди, пропадёшь.

— Мне и мамка такое говорит. Возьмите!

— К себе не могу. Но готов пристроить тебя на хорошее место. Только не подводи меня, служи честно!

— Ей-богу, господин Лыков, всею-то душою! Вот как приму присягу — и не будет вернее меня человека.

Они ввалились в Поляков трактир, ведя раненого Стёпку под руки. Хмурый Верлиока сидел в общей комнате в окружении свиты и торопливо чистил револьвер. Увидев вошедших, он смешался.

— Господин Ногтёв! — торжественно объявил Алексей. — Федя-Заломай готов поступить к вам на службу. За пять рублей жалования в месяц, жильё и пропитание. Согласны ли вы на это?

— Что? — опешил ещё более «иван».

Сыщик подошёл к нему вплотную и прошептал сердито:

— Не мешкай, бери скорее! Он тебе за пятёрку весь Земляной город в повиновение приведёт.

— А… — смекнул Верлиока и встал. — Беру! Мне верные люди нужны.

— Тогда несите икону, Фёдор присягу принимать хочет.

— Какую присягу? — опять удивился бандит.

— Божий образ неси, Фёдор на веки вечные клясться будет.

Громилы кинулись по трактиру в поисках иконы и нигде её не находили. Верлиока спросил о чём-то своего нового вассала, однако тот не ответил. Заломай стоял молча со строгим и важным лицом и ждал, когда принесут образ.

Лыков отвёл «ивана» в сторону и сказал:

— Он словно дитя, совсем ветошный[101]. Будь к нему справедлив, содержи и направляй — и получишь самого верного слугу.

— Понял. А как всё вышло-то?

— Я его победил.

— Дела… Правильно Сохатый пишет, что ты большой ловкач.

Наконец икону доставили. Верлиока взял её, шиповцы встали в круг. Федя-Заломай выступил вперёд.

— Клянусь перед сиим святым образом служить господину Ногтёву верою и правдою. Аминь!

Он истово наложил на себя три креста, поцеловал икону и поклонился своему новому хозяину в ноги. Тот растрогался и тут же выдал парню в подъёмные пятирублёвую ассигнацию.

Началось застолье. Феде принесли огромную миску каши с мясом, появились водка и закуска. Неофит поимённо знакомился со своими вновь обретёнными товарищами и стоя пил за их здоровье, совершенно при этом не хмелея. Время от времени он вынимал из кармана «синенькую» и любовно её разглаживал.

Верлиока назначил повторный налёт на Котяшкину деревню на завтрашний вечер. Было ясно, что сопротивления шиповцам там уже никто не окажет. Алексей дождался, когда Федя наестся, и стал расспрашивать его о тех людях, которых он разыскивал.

— Колбасник у нас, — неожиданно заявил парень. — Мишкой Саратовским кличут, да. Здоровяк! Мы с ним на руках мерялись, он меня уронил.

— А офицер разве не при нём?

— Офицера не видал.

— Где Мишка живёт?

— Во 2-й Миюзской улице, в доме Рябова.

— Сведи меня завтра туда.

Уже под утро вся компания приехала на Лубянскую площадь. Верлиока поместил Лыкова на ночёвку в своей комнате, а Феде-Заломаю выделил хорошее место на нарах и даже с тюфяком. Детина был счастлив и мгновенно уснул с блаженной улыбкой на круглом детском лице.

В пять часов вечера следующего дня Алексей вежливо постучал в дверь квартирного хозяина во втором этаже доходного дома Рябова. Ему открыл лысый мужичонка с неприятными бегающими глазами.

— Чево ещё?

— Мишка Самотейкин здесь проживает?

— Не знаю я никакого Мишки.

Хозяин хотел захлопнуть дверь, но Лыков успел просунуть ногу. Федя-Заломай аккуратно обошёл его, шагнул в квартиру, взял мужика подмышки и поднял на уровень своих глаз.

— Ежели господин Лыков спрашивает, то надоть отвечать честно.

— Феденька, это ты! А я в темноте-то не заметил… Тогда конешно. Извиняйте! Пожалуйте, гости дорогие; всё расскажу.

Оказалось, что колбасник съехал с его квартиры сегодня утром, когда Лыков отсыпался в «Шиповской крепости».

— А офицер?

— Офицер Мишку и увёз. Важный, строгий. Приехал ни свет ни заря и увёз.

— Куда?

— А не сказал.

Алексей кивнул своему спутнику. Тот молча поднял огромный кулак и обрушил его мужику на лысину.

— Велели извозчику в Хапиловку ехать, — пробормотал тот сквозь слёзы, не смея даже прикрыть голову руками.

— Как теперь Мишкина фамилия? По фальшивому паспорту.

Квартирный хозяин покосился на Заломая и сказал ноющим голосом:

— Иванов.

— Точно Иванов? Гляди, сучий потрох, если окажется, что Сидоров, я сюда Фёдора вдругорядь пришлю.

— Иванов, ей-Богу, Иванов!

Так титулярный советник и ушёл из Котяшкиной деревни ни с чем. Проспал! Он опоздал перехватить убийц всего на несколько часов.

На вопрос, как вести поиски в Хапиловке, Верлиока ответил коротко:

— Никак.

— Это почему?

— Туда даже Анчутка Беспятый не суётся, со всею своею гвардией. Народ там больно лют!

— Так я не с войной иду, а с простыми расспросами.

— Ну и что? Посмотри на себя. Сапоги на тебе дорогие, пальто с шапкой справные, чамарка новая, часы… Вот они это всё и поснимают!

— Да я с них взамен головы поснимаю!

— Как обступят тебя человек с полста, сам отдашь. Там все чужие — добыча, а московских особо не жалуют.

— Разве ж они не москвичи?

— Хапиловка всегда была ни то, ни сё. Ни город, ни деревня, а бандитская слобода. И никакой власти там отродясь не было, даже от фартовых — в слободе свои порядки. Каждый сам за себя и все вместе супротив пришлых чужаков.

— А когда чужих нет, то промеж своих дерутся?

— Верно. Только не дерутся, а режутся. Каждую неделю в Хапиловском пруду мертвяка вылавливают. Мужики зимой в нём лёд для ледников добывают, потому пруд у них завсегда открытый, круглый год можно народ топить!

— Как же Мишка Самотейкин с Рупейто там поселились? Они тоже чужаки.

— Полагаю, ни в какую Хапиловку они не поехали, а дали ложный след.

— Всё одно я должен убедиться.

— Если тебе твоя голова не дорога, то сходи, убедись. Только сначала свечку в храме поставь, на полпуда весом… Там душа дешевле гроша!

— Может, мне одеться поплоше, чтобы местная шпанка не позарилась?

— Тогда тебя примут за сыщика и тогда уж точно утопят.

— Почему за сыщика?

— Потому что у тебя наружность человека, который не должен ходить в чём попало. Если одел — значит ряженый. Ряженый — значит недоброе задумал, лучше бы его кончить. Тем более что в Хапиловке это совершенно безнаказанно.

Лыков задумался. Как быть? Ничего путного ему в голову не приходило.

— Ладно, — сказал он твёрдо. — Пойду и разберусь. Я всегда так делаю.

— Ну тогда хоть вытяжные сапоги[102] перемени на простые. Из-за них одних тебя там зарежут!

— Ещё чего! Я за них двенадцать рублей отдал! Буду теперь перед всякой сволочью снимать?

Верлиока только сокрушённо покачал головой.

Глава 22

Хапиловка

Дрянная речонка Хапиловка образуется слиянием двух ещё более ничтожных речек — Сосёнки и Серебрянки. Длина её всего три версты, а ширина не превышает пяти саженей. Между Преображенской и Семёновской заставами Хапиловка впадает в Яузу.

Дикая слобода на севере ограничена Черкизовой деревней, на востоке — Измайловой, а на западе — Преображенским валом. С юга подпирают Семёновское кладбище и железная дорога на Нижний Новгород. Сравнительно большое пространство густо заставлено домами самой непритязательной архитектуры. Строение исключительно деревянное и одноэтажное. Местность оживляется длинным, свободным ото льда даже зимой, прудом, через который переброшены в двух местах мостки. Вода в пруду грязная и зловонная: туземцы охотно помещают в него отходы своей жизнедеятельности. На единственный в слободе кургузый храм жители ответили несколькими десятками питейных заведений, и всё низкого пошиба. И словно задались целью обеспечить им достойный оборот… На Малой Семёновской улице, главной здесь, Лыков насчитал 8 кабаков, 2 кухмистерских, 4 портерных, 3 винных погреба и одну овощную лавку с закусочными комнатами. Ему предстояло обойти их все.

Стараясь не привлекать к себе внимания, сыщик подходил к стойке и спрашивал портвейну или рюмку водки. Если буфетчик ему нравился, он интересовался у него, где тут можно поселиться. Если что-то настораживало, он выбирал в зале посетителя поприличнее, подсаживался к нему и задавал тот же вопрос. Своим обходом Лыков преследовал сразу две цели. Во-первых, в такой клоаке мало есть домов, в которых сдаются внаём квартиры. Рупейто-Дубяго бывший офицер и абы где размещаться не захочет; наверняка в расспросах и мелькнёт его возможный адрес. Во-вторых, одновременно Алексей оценивал и сами заведения. В котором из них мазурики станут обедать?