Благодетельница (сборник) - Елена Модель

– Что ты все копишь, дура, – вразумляла ее Верка, которая кутила с каким-то непонятным остервенением. – Соскочить хочешь? Думаешь, умнее всех? Так тебя Илюша и отпустил! Будешь торчать на этом месте, пока у мужиков на тебя стоит. А если дернешься, то Илья тебя на все бабки поставит. Понятно?

Но Любасик понимать не хотела и продолжала с крестьянской расчетливостью распределять свои финансы, пока однажды не случилось то, что с такой прозорливостью предсказывала Коза.

Илья с пристальным вниманием следил за жизнью своих подопечных. Он знал все: у кого какие страстишки – наркотики, алкоголь, любовники. Все это в разумных пределах поощрялось хитрым и изворотливым сутенером. Меры он принимал только тогда, когда эти забавы начинали мешать работе. Все знали, как жестоко расправлялся Илья с непутевыми девицами, как таскал за волосы, колотил ногами куда ни попадя, а потом, швырнув несчастную жертву куда-нибудь в угол, объявлял штрафную сумму, которую она должна отработать. Большинство девочек уже давно висели на крючке и не имели никаких шансов отказаться от этой профессии. Разве что болезнь или физическое уродство могли изменить их судьбу – в таких случаях, надо отдать ему должное, Илья с почетом провожал их на пенсию и даже выделял небольшое денежное пособие на первое время.

С Любасиком у Ильи возникли сложности. Она вела себя безукоризненно: пила немного, не курила, к наркоте не притрагивалась, денег приносила больше всех. У нее появились постоянные клиенты, которые приезжали по нескольку раз и, если Любасика не оказывалось на месте, больше не хотели иметь дело ни с кем. Илья понимал, что долго это продолжаться не может: или уведут, или подкопит денег и сама соскочит. Нужно было что-то делать. Не терять же такую доходную телку!

Как-то весенним теплым вечером к их точке подъехал шикарный автомобиль с затемненными стеклами. Девочки подтянулись и взволнованно задвигались. Из приоткрывшегося переднего окна со стороны водителя высунулась крепкая рука, сделав знак Любасику, чтобы подошла. Любасик беспокойно оглянулась: в богатых тачках зачастую находились очень опасные клиенты.

Илюша выскочил из кустов, как черт из табакерки, и резвым аллюром рванул к машине. Пару минут он беседовал с водителем, низко склонившись и наполовину засунув голову в окно. Любасик ждала. Наконец, Илюша выпрямился, сунул в окно руку и, получив деньги, подал Любасику знак, что все в порядке. Дальше все было разыграно с такой бесстыдной наглостью, перед которой любая претензия выглядела бы просто смехотворной.

В машине оказался мужчина, похожий на осколок скалы. Он привез Любу на квартиру и, ни слова не говоря, протянул ей бокал шампанского. Не успела она сделать и нескольких глотков, как комната сильно накренилась, как корабль во время бури. Люба попыталась удержаться на ногах, но пол раскачивался в разные стороны, бросая ее от стены к стене. Последнее, о чем подумала Люба, – что она не успела попрощаться с дочерью. А дальше ее сознание отключилось так надежно, что даже спустя время она ничего не могла вспомнить о подробностях того вечера.

На следующий день ее разбудили тревожные вопли Козы и еще одной квартирантки, Шоньки.

– Буди давай, – визжала в коридоре Шонька, – а то он нас с тобой грохнет! Ты что, не слышала, как он по телефону говорит, я от страха чуть не облезла!

– Сама буди, я уже пробовала! – крикливо отвечала Коза. – Они ей чего-то сыпанули!

В дверь позвонили три раза, медленно, с расстановками.

– Илья! – присела от страха Шонька. Это был условный знак.

– Открывай! – прошептала Коза, в ужасе тараща глаза.

Шонька трясущимися руками оттянула собачку замка. Дверь с силой распахнулась, Шонька отлетела к стене и застыла в предчувствии чего-то нехорошего. На пороге стоял Илья, рядом с ним возвышалась громада вчерашнего Любиного клиента.

– З-здравствуйте… – икнула Коза.

Ни слова не говоря, Илья оттолкнул Козу в сторону и ударом ноги распахнул дверь в комнату. Любасик присела на кровати, прикрывшись одеялом, и заерзала, отползая, пока не уткнулась спиной в угол.

– Ты что же делаешь, с-сука, – прошептал Илья зловещим шепотом. Его раздвоенная губа нервно вздрагивала, обнажая длинные, как у волка, зубы.

Любасик видела много раз, как искусно доводит себя Илья до припадков истерической ярости, необходимой для начала расправы, и теперь, глядя побелевшими от страха глазами на хозяина и заметив признаки начинающегося припадка, принялась медленно натягивать на голову одеяло.

– Ты что же делаешь? – повторил Илья все тем же сжатым, как тугая пружина, голосом и сорвал с Любасика одеяло.

Оставшись голой, Любасик беспомощно обхватила руками колени и съежилась в комок.

– Где твоя сумка? – перед ее лицом синим огнем полыхнули Илюшины глаза.

– Там! – прохрипела Люба и выкинула вперед руку с оттопыренным указательным пальцем.

Илья резво метнулся в прихожую, притащил сшитую мешком кожаную сумку и, не долго думая, вытряхнул ее содержимое на кровать.

– Это что? – заорал он, схватил Любу за волосы и ткнул ее лицом в свернутую роликом и перехваченную резинкой пачку денег. – У клиентов деньги воруешь?! А знаешь, что за это полагается?

– Илюша, ты же меня знаешь, это не я, я ничего не помню, – лепетала Люба, понимая, что ее подставили, что она пропала. «Убьют», – мелькнуло в голове.

– Илюша, – попыталась встрять Верка, – это подстава, ее же домой принесли.

– А с тобой я потом разберусь, – пообещал Илья и хлопнул дверью прямо перед ее носом.

Верка сразу затихла, стало слышно, как она на цыпочках пробирается на кухню.

Первым ударил вчерашний клиент. Удар был такой силы, что Любасик сорвалась с кровати и, пролетев полкомнаты, ударилась головой в дверь.

– Ты чего, с ума сошел? – возмутился Илья. – Покалечишь! Это же моя лучшая девка, ей сегодня на работу.

– Ну, так бы сразу и сказал, – усмехнулся каменный гость, массируя ушибленный кулак. – А то ведь я и убить могу, только свистни.

Как ни странно, от этого удара Любасик пришла в себя и стала соображать с какой-то невероятной ясностью. Говорит, вечером на работу, значит, убивать не собирается.

– Здесь сколько бабок? – спросил Илья, кивнув головой на пачку.

– Пять штук баксов было, если она ничего не взяла.

– Ты слышишь! – Илья ткнул Любасика ногой, но не больно, а так, для порядка. – Отдашь в трехкратном размере. А теперь давай, приведи себя в порядок, скоро на манеж выходить.

Но этим вечером Любасик на работу не вышла. Не вышла и на следующий день. У нее было сотрясение мозга. Она две недели пролежала в постели, а потом еще долго носила свою голову, как посторонний предмет, время от времени прислушиваясь к странным звукам, раздающимся изнутри, как будто кто постукивает по стенкам пустого кувшина.

Илюша был не на шутку напуган. Он приходил каждый день, приносил медикаменты и фрукты и только изредка поторапливал:

– Ты давай, делай что-нибудь, на работу пора выходить, мне это все денег стоит. – Он обводил взглядом убогую комнату, в которой жили проститутки. – Я инвалидов держать не могу.

Он чувствовал себя виноватым, но виду не подавал, и все расходы, необходимые на содержание Любы во время ее болезни, аккуратно записывал на ее счет.

Прошло немало времени, прежде чем Любасик смогла занять свое место на Ленинградском шоссе, но только теперь, притопывая каблуками и распахивая шубку, она твердо знала, что это навсегда. Что никогда в жизни не расплатиться ей с этим долгом, что ее будущее и судьба ее семьи целиком и полностью находятся в руках людей расчетливых и жестоких, которые не дадут ей жить, но и умереть тоже не позволят – до тех пор пока она в состоянии приносить доход. Это открытие не возмутило ее и не вызвало никакого протеста. Она только отметила, что с самого начала неправильно поняла правила игры, после чего решила исправиться и больше никогда не повторять былых ошибок. Ей было жаль денег, которые у нее отобрали таким простым и бесцеремонным способом, поэтому она решила больше не копить и жить в свое удовольствие. Удовольствия эти были нехитрыми – недорогие крикливые тряпки, рестораны, шумные кутежи.

А еще при помощи Илюши Любасик открыла для себя волшебный мир морфия. Долго, очень долго она не хотела притрагиваться к этому зелью. Срабатывал здоровый инстинкт, страх оторваться от реальной жизни и погрузиться в сладкую агонию – мир взлетов, распада и отчаяния, который открылся ее глазам нескончаемой чередой дергающихся тел, лиц с закатившимися глазами и ломок, сопровождавшихся истерическими припадками и мучительными судорогами. Долго, очень долго Люба обходила все это стороной, по краю, пока однажды, поддавшись на ласковый шепот Ильи, не подставила ему руку. Укол оказался больнее, чем она думала, – игла не сразу попала в тонкую вену. Любасик даже застонала от боли.

– Потерпи, потерпи, маленькая моя, – уговаривал ее ласковым шепотом Илюша, точно так, как тогда, в первый раз, шептал ей на ухо Алексей, лишая невинности. – Потерпи…