Танцовщица - Эмма Драммонд

Слуги начали убирать тарелки из-под рыбы и внесли другие, с отбивными из ягнят. Встретив резкий, ледяной взгляд Джулии, Вивиан понял, что следует ожидать новых атак. Он был готов и только надеялся, что на этот раз она выберет жертвой его, а не Лейлу.

Лейла укоризненно посмотрела на него.

— Я надеюсь, эти отбивные не из ваших ягнят, Вивиан?

Вспомнив восхитительную сцену, когда он передал черного ягненка ей в руки, он тихо ответил:

— Моих здесь нет, дорогая. Я ведь только капитан уланов, как и говорил вчера.

Легкая краска появилась на ее щеках при упоминании о ее вчерашнем смятении по дороге в Шенстоун, и острый взгляд Джулии не пропустил этой перемены.

— Наверное, это один из наших, Вивиан. У нас пропало несколько.

Он пожал плечами.

— Если вы позволяете им пастись в наших угодьях, ничего другого ожидать не приходится.

— Пока Бранклифф не починит стену, мы ничего не можем сделать.

— Я обязательно прослежу, — вставил Чарльз, пытаясь показать, что он все-таки здесь хозяин. Ему явно не нравился постоянный интерес к брату со стороны девушки, которую он выбрал в партнеры не только на этот вечер, но и на всю жизнь.

— Ты твердишь это уже несколько месяцев, Чарльз, — сказала она уничтожающим тоном, — и я не вижу, чтобы за словами последовали дела.

Повернувшись к Вивиану, она сказала:

— Единственный выход, который нам остался, — это взять у вас что-нибудь взамен. Считаете ли вы это приемлемым?

— Да, но маловероятным, — ответил он, отлично поняв тонкий намек в ее словах. — Мы хорошо бережем то, что имеем.

Джулия смерила его наглым взглядом и сказала:

— Правда? Этим утром у меня создалось впечатление, что вы легко раздаете свое богатство направо и налево.

— Это ложное впечатление, моя дорогая Джулия, — спокойно возразил он, почувствовав, как напряглась Лейла. — Я слышал, что Макстедская ферма и окружающие земли были переданы вам с каким-то условием.

— Вы слышали? Мой дорогой Вивиан, вы стояли рядом со мной, когда землю передавали в наши руки. Вы не сможете забыть тот визит в Шенстоун. И я никогда его не забуду, — многозначительно добавила она.

— Конечно, он не забыл его, — раздраженно вставил Чарльз. — Он свалился в лихорадке. Пребывание в Ашанти, кроме прочих неприятностей, ослабило его организм.

Вивиан был потрясен. В словах брата был явно слышен намек на то, что он рассказал ему сугубо конфиденциально. Бросив быстрый взгляд на Чарльза, который никогда не позволял себе насмешек в его адрес, он увидел, каким враждебным стало лицо брата. Это означало, что он недооценивал ситуацию с его женитьбой на Джулии. Чарльз, должно быть, желал этого гораздо больше, чем думал Вивиан. Но он ведь не мог быть так ослеплен этой девушкой, чтобы не видеть, что она не разделяет его энтузиазма, что у нее железная воля, которую нельзя сломить.

— Я не верю, что война в Ашанти ослабила Вивиана, — заявила Джулия, — и на этот счет у меня есть доказательства. Я была свидетелем того, как он укрощал дикого жеребца под снегом и дождем, и могу заверить тебя, что никогда не видела мужчины, который мог бы с ним сравниться. С его здоровьем все в порядке, Чарльз.

Она быстро повернулась к Лейле и спросила:

— А с вашим, мисс Дункан? Я еще никогда не видела, чтобы Вивиан кого-нибудь возил по болотам в карете. Поэтому я должна предположить, что ваше здоровье не позволяет вам ездить верхом.

— Вы предполагаете неправильно, мисс Марчбанкс, — спокойно ответила Лейла. — Требования моей профессии таковы, что только отменное здоровье позволяет мне выполнять их.

— О да, конечно… Я забыла о вашей профессии.

Это было сказано с таким оскорбительным подтекстом, что от этой неслыханной грубости Лейла покраснела. Вивиан вспыхнул от злости и немедленно вступил в разговор:

— Талант мисс Дункан снискал не только мое глубочайшее уважение, но и восхищение всей лондонской публики. Как и наша мама, она может радовать людей своим музыкальным дарованием. Зрители расходятся из театра по домам, обогащенные тем, что увидели и услышали. Это редкий дар, и я нахожу его самым прекрасным в этом мире, полном притворства и обмана.

— Вас никто ни в чем не обвиняет, Вивиан, — быстро вставила Джулия. — Ваше положение ясно всем с самого начала, разве не так?

— И я благодарю за это Бога, когда вижу те обязательства, от которых свободен, — назидательно произнес он. — Моя жизнь — это мое дело. Поверьте, я не продам ее за несколько акров земли.

Затем было объявлено перемирие. Разговор шел неестественно, но беззлобно. Они покончили с едой, встали из-за стола и перешли в гостиную. Чтобы остаться с женщинами, мужчины отказались от портвейна и сигарет, но леди дали позволение на бренди, пока сами пили кофе. Чарльз пустился в безопасный разговор о графской ярмарке. Явно стараясь загладить ссору за столом, он был чрезмерно внимателен к Лейле, объясняя подробности ежегодного праздника, от которого все землевладельцы получают удовольствие.

Вивиан был готов в любую минуту броситься на защиту девушки, сидящей в соседнем кресле. То, что начиналось как «упражнение в тактике», теперь переросло в отношения, которые он не мог не предвидеть. В Шенстоуне он был ее защитником и покровителем, ее партнером в игре против Чарльза и Джулии. Он хотел иметь право продолжить эту роль, но Лейла ясно дала понять, что о пылкой страсти теперь и речи не идет. Оставался только один выход, и Вивиан понимал это: ему придется бездействовать на протяжении нескольких недель. Он только что сказал Джулии, что его жизнь и судьба — это его личное дело и что он не променяет свободу на несколько акров земли. Но Вивиан вдруг почувствовал, что наследство никогда еще не было для него столь притягательно.

Окинув взглядом комнату, знакомую с детства, Вивиан увидел роскошную мебель и изящные вещицы, которые собирал покойный Вейси-Хантер. Он разглядывал фарфор, изделия из слоновой кости, антикварные часы с гипнотически раскачивающимся маятником, ковер, вытканный специально для этой комнаты, и ему казалось, будто он видит это в первый раз.

Затем ему вдруг пришло в голову, что Шенстоун можно сделать красивым местом, если наполнить его любовью. Летом здесь всюду цветы, зимой в каждой комнате весело потрескивал бы огонь. Это мог быть настоящий дом. Маленькие мальчики могли бы бегать по коридорам, наполняя особняк детским смехом, могли бы скакать по болотам на пони, которые стоят в конюшне. Маленькие мальчики и их красивая мама могли бы счастливо жить в этом уголке Англии, знаменитом своей великолепной природой. Шенстоун мог не быть холодным и гнетущим, каким он всегда знал его. Его взгляд остановился на Лейле, которая внимательно слушала рассказы Чарльза об аукционе рогатого скота, и его охватило несвойственное ему чувство зависти. Все это было его по праву рождения, но ничего из этого он ей предложить не мог. Это было невыносимо.