Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу - Юлиан Семенов

пресс-клубе – история поиска, только ни в коем случае не зови итальянцев – все своруют и не уплатят ни гроша – еще тысяч десять. На восемьдесят тысяч четыреста сорок семь франков ты заключишь договор с издателями.

ЖУРНАЛИСТ. Почему именно четыреста сорок семь?

ДЖУРОВИЧ. Откуда я знаю, почему сорок семь?! Ну, придется уплатить своим людям, чтобы на пресс-конференциях задавали тебе вопросы, на которые надо давать героические ответы: побег от этого паренька из гестапо, история твоего выкупа из концлагеря, выстрелы из-за угла, попытка отравления, женщина, ну, понимаешь?

ЖУРНАЛИСТ. Лиз, это все очень важно. Один раз ты помогла мне выцарапаться из лагеря. Сейчас, сегодня днем, все может кончиться… Но уже не лагерем.

ДЖУРОВИЧ. Зачем ты лезешь во все эти дела, малыш?

ЖУРНАЛИСТ (улыбаясь). А я дурак…

ДЖУРОВИЧ. Почему ты даришь это мне?

ЖУРНАЛИСТ. Во-первых, я видел, как ты шла под пули возле Гвадалахары, зная, что твоя газета не уплатит ни гроша за репортаж о республиканцах. Значит, ты журналист. Во-вторых, ты спасла мне жизнь, так что я хоть чем-то могу отплатить тебе.

ДЖУРОВИЧ. Это все филантропия.

ЖУРНАЛИСТ. Лиз, ты потребуешь, чтобы в полиции при свидетелях взяли отпечатки пальцев с коробочки, в которой яд. Там будут отпечатки пальцев другого человека – скорее всего, Рогмюллера. Официант здесь ни при чем, он попал как кур в ощип, только потому, что обслуживал тот столик. Эрго: я даю тебе настоящего убийцу и помогаю установить алиби несчастного официанта Жюля.

ДЖУРОВИЧ. Шарля.

ЖУРНАЛИСТ. Да, да… Верно, Шарля.

ДЖУРОВИЧ. Что ты хочешь от меня взамен?

ЖУРНАЛИСТ. Я хочу, чтобы ты вызвала к себе в номер пару фоторепортеров и проводила меня вместе с одним моим приятелем туда, куда мне будет нужно. На твоей машине. Свою машину ты сейчас загонишь во двор. Я позвоню тебе часа через четыре и скажу: «Лиз, я забегу к тебе на пару минут». После этого можешь заказывать радиостудию на три часа.

ДЖУРОВИЧ. Какой самолет уходит в четырнадцать сорок?

ЖУРНАЛИСТ. Лиз, почему ты так билась за меня, когда наци бросили меня в концлагерь?

ДЖУРОВИЧ. Не знаю.

ЖУРНАЛИСТ. Тебе рассказывал про меня скульптор?

ДЖУРОВИЧ. Вы все его называете скульптором, а я называла его мужем… Он не рассказывал про тебя. Он мне про тебя плакал…

ЖУРНАЛИСТ. У тебя собраны все его работы?

ДЖУРОВИЧ. Да. Я их подарю тому государству, которое сломит шею наци…

ЖУРНАЛИСТ. О’кей! Вот тот столик. Можешь сделать фото. Только быстро, пока здесь никого нет.

ДЖУРОВИЧ. Малыш, а ты не шпион?

ЖУРНАЛИСТ. Видишь ли, в мире есть шпионы и разведчики.

ДЖУРОВИЧ. Так кто же ты?

ЖУРНАЛИСТ. Журналист.

ДЖУРОВИЧ. Не лезь ты в эту кашу. Мы живем в такое время, когда повсюду торжествует пошлость. Тут ничем не поможешь, кроме как информацией. Объективной информацией. Информация может спасти мир. Не смейся. Мир ослеп и оглох.

ЖУРНАЛИСТ. Значит, миру нужен доктор, а не информация газетчика.

ДЖУРОВИЧ. Терапевтам я не верю, а у хирургов руки в крови.

ЖУРНАЛИСТ. Я позвоню тебе, Лиз.

ДЖУРОВИЧ. Езжай ко мне в Биарриц. Там пусто, ты отоспишься. Я не буду лезть к тебе в кровать, обещаю.

ЖУРНАЛИСТ усмехнулся, поцеловал ее и вышел.

8

Вилла Пронто. Часы на стене показывают десять утра. ТРОЕ СД, выстроившись, словно по команде, возле зеркала, бреются. РОГМЮЛЛЕР открывает занавеску на противоположной стене холла, и мы видим огромную карту города.

РОГМЮЛЛЕР. Вы кончили свой языческий туалет, друзья?

ТРЕТИЙ СД. Почти.

РОГМЮЛЛЕР. Тогда неплохо бы вам оглянуться на меня.

ВСЕ ТРОЕ. А мы и так вас хорошо видим в зеркале.

РОГМЮЛЛЕР. Я думаю, что вы следите в зеркалах только за чужими.

ТРЕТИЙ СД. В каждом своем надо в первую голову стараться разглядеть чужого.

ВТОРОЙ СД. А в чужом – своего.

РОГМЮЛЛЕР. Будем точны: в чужом я моту искать не своего, а только сочувствующего или того, кто нас боится. Сочувствие и страх – наше верное оружие. Ладно. Время. Сейчас пройдем еще раз операцию. Итак, я уезжаю в отель. Там вхожу в контакт с Ани. Она сообщает мне: либо Журналист поедет вот сюда, мимо Пронто, а дальше – к границе на его машине марки «шевроле» номер BE-I5I84, вы ее хорошо знаете, либо, если им вздумается выкинуть фортель, – но это уже отчаяние, – они попытаются уйти воздухом. Я сижу в машине, потому что Републикэн знает меня в лицо, портье и Ани держат меня в курсе дел. Потом я сообщаю вам – либо вы страхуете их здесь, либо гоните к аэропорту. Берем мы их либо здесь (он указывает место на карте), либо тут. Сверим часы.

ПЕРВЫЙ СД. Десять ноль три.

ВТОРОЙ СД. Десять ноль одна.

ТРЕТИЙ СД. Десять ноль четыре.

РОГМЮЛЛЕР. Голоса у вас разложены, как хорал Баха. Десять ноль три, ребята, десять ноль три… Ну, счастливо.

ВТОРОЙ СД. Рогмюллер, вы вчера оттаскали нас за уши. Мы каемся. Но, честно говоря, я боюсь – если мы все останемся здесь или – опять-таки – все вместе кинемся на аэродром, не вышло бы накладки. Может, стоит разделиться на две группы? Одну возглавите вы, другую я? Все-таки Ани – женщина, импульсивность, чувственный всплеск, то-се…

РОГМЮЛЛЕР. Когда у меня хорошее настроение, я становлюсь болтливым. Вы знакомы с химией, с таблицей Менделеева, с работами супругов Кюри? Вы знаете, что такое лакмус? Эта хитрая бумажка в жизни выполняет роль наших платных осведомителей. Лакмус выявляет наличие того или иного элемента в том или ином качестве появлением того или иного цвета. Ани – лакмусовая бумажка, а нужные нам люди – элемент. Сейчас Ани должна завершать работу с журналистом. Сейчас она должна признаться ему, что работает на гестапо. Следовательно, после этого переломного момента в нашей с ней операции по разработке журналиста она станет для него не просто очаровательной женщиной. Она сделается для него объектом исследования. Он наверняка предложит ей уехать вместе с собой. И где будет она – там будут они, какие бы метаморфозы во внешнем своем облике они ни придумали. Я имею в виду грим, переодевания и прочие романтические благоглупости. А уж если и случится нечто сверхнеожиданное – она будет действовать сама: и в аэропорту, где немало полиции, и на границе, где стоят строгие солдаты. Ну – заявление, что ее похитили и так далее… Ясно?

ТРЕТИЙ СД. Вы оборотень.

РОГМЮЛЛЕР. Какой я, к черту, оборотень? Я стареющий седой человек. У меня по ночам болит левая лопатка, и сплю я с тридцатью граммами коньяка на столике возле кровати – боюсь, что сердечные капли не помогут. Так что