Укрощенная любовью - Жанна Монтегю

Беренис подошла к окну, прикрытому портьерами того же цвета, что и драпировка кровати, мрачно окинула взглядом широкие лужайки, понаблюдала за солнцем, садящимся за высокие дубы. Сердце ее переполняло отчаяние. Она была пленницей в этой экзотической, великолепной золотой клетке – такой же узницей, как бедняга, ожидающий казни в ньюгейтской тюрьме. Ей некуда было убежать от этого бездушного дьявола, который женился на ней.

Далси, между тем, принимала робкие попытки Чоли к завязыванию знакомства, хотя все еще склонна была смотреть на нее с высоты своего положения горничной графини. Определенно, тон ее был диктаторским, когда она приказала приготовить ванну. Беренис задумчиво пила маленькими глотками лимонад со льдом, который был принесен ей на подносе красного дерева. Она безрадостно наблюдала, как служанка начала распаковывать вещи. Далси прищелкивала языком, разглядывая сильно помявшиеся в сундуках платья, в то время как Чоли ей помогала. Беренис отметила расторопность девушки. Большая медная ванна была поставлена в центре комнаты, и слуги входили торжественной процессией, неся ведра с водой, чтобы наполнить ее.

Далси проверила температуру, затем выпроводила всех из комнаты и стала уговаривать Беренис раздеться.

Беренис испытывала искушение отказаться от присутствия на званом обеде, но не посмела; она стала бояться Себастьяна, особенно когда тот был раздражен и вспыльчив. Раздевшись и погрузившись в теплую душистую воду, она снова задумалась о нем. В течение путешествия им было невозможно избежать общения, и когда со временем она привыкла к нему, ее отношение немного смягчилось. В состоянии возбуждающей неопределенности ждала она каждую ночь, в напряжении лежа на кровати, прислушиваясь к его шагам.

Обычно он приходил поздно, подвешивал гамак и бросался в него, не говоря ни слова.

Часто, когда она просыпалась по утрам, его уже не было. Чего он ждет от нее теперь? Что она будет вести себя безупречно? Истинная леди, которая должна произвести впечатление на чарльстонское общество? Неужели он думает, что сумел заставить ее не испытывать больше никаких чувств к Перегрину? Если так, то он ошибается: она чрезвычайно ценила внимание этого джентльмена, проводила с ним на палубе много лунных вечеров, любуясь звездами. В ее голове зрели смутные планы того, как убежать с ним, когда Перегрин отправится навестить свою тетку в Джорджстауне. Безумный план, потому что скандал будет потрясающий, но, в то же время, альтернатива остаться здесь с Себастьяном была еще менее привлекательной…

Она задумчиво намыливалась, в то время, как Далси вставляла свечи в подсвечники. На улице уже почти стемнело; ночь окутывала дом. Звезды на небе мерцали, словно бисер на бархате. Через открытые окна балкона был слышен прохладный плеск фонтана и жужжание насекомых – монотонный гул, к которому ухо скоро привыкло. Это была настоящая тропическая ночь, отличающаяся от прохладных, спокойных вечеров Англии, таких мягких, таких безмолвных.

Душа ее ощущала примитивную чувственную стихию, скрывающуюся здесь за фасадом цивилизации, навязанной страдающими ностальгией европейцами. Вначале они поселились вдоль побережья, затем вторглись на континент; и все равно в глубине его еще тянулись на сотни миль девственные леса, обширные саванны, равнины и горы, где властвовали индейцы. Беренис чувствовала, что вокруг – дикий и варварский мир. Он пугал ее, а Себастьян был частью этого мира…

Неожиданно дверь в спальню распахнулась, и он показался на пороге. Испуганно вскрикнув, она прижала губку к груди.

– Сэр, я принимаю ванну! – начала она негодующе, но он только захохотал, подошел к кровати, развалился на золотистом одеяле и, подперев голову рукой, стал наблюдать за ней.

При виде его распахнутой до пояса рубашки силы покинули Беренис, ее охватило желание дотронуться до его мускулистой груди. Ее пальцы вспомнили тепло его кожи, в ушах стояли его стоны наслаждения, когда она нежно прикасалась к ному. Сейчас же Себастьян нагло разглядывал ее, подобно султану, который развлекается, пожирая глазами фаворитку из своего гарема. В одной руке он держал стакан рома, а в другой тонкую коричневую сигару, чей терпкий запах медленно заполнял комнату.

Было нелегко сохранять достоинство при таких обстоятельствах, но Беренис собрала все свои силы и чопорно произнесла:

– Я бы предпочла, чтобы вы не курили, когда находитесь в моей комнате. Я полагала, что джентльмены занимаются этим только в присутствии тех, кто любит табак!

– Я буду делать так, как мне нравится, черт возьми! – не слишком любезно ответил он, продолжая пожирать ее горящими глазами.

Он только что пришел из библиотеки, где Грег без конца восхищался Беренис вместо того, чтобы обсуждать проблему Дарби Модифорда. Кажется, она околдовывала всех мужчин, которых встречала. Его терзали мрачнейшие сомнения по поводу того, стоит ли позволять ей вращаться среди распутных отпрысков местной знати. Еще больше злило его то, что он безумно хотел ее, хотя каждое ее слово, адресованное ему, было, по существу, тонко завуалированным оскорблением. Это же смешно! Он всегда славился тем, что оставался свободным от привязанностей, не заходя слишком далеко в отношениях с женщинами, и вот теперь он по-настоящему мучается из-за этой ветреной, дерзкой девчонки!

Он резко повернул голову в сторону Далси, рявкнув:

– Поди прочь! Далси была возмущена.

– Но, сэр, мадам нуждается во мне, чтобы закончить одевание! – протестовала она, глядя на Беренис в ожидании поддержки.

Он повелительно махнул на нее рукой, повторяя:

– Прочь! Прочь, ты, девка, не то я отправлю тебя на рынок, как рабыню!

Взглянув последний раз на свою госпожу, Далси выскользнула за дверь. Беренис сидела в быстро остывающей воде, онемевшая от столь откровенного произвола. Придя в себя, она дала волю раздражению:

– Это возмутительно! Как вы смеете приказывать моей служанке? Бог мой, так вот как американцы относятся к своим женам! У меня что, нет никаких прав?

– Очень мало.

Он вскочил на ноги, и, казалось, заполнил всю комнату – высокий, в рубашке с широкими рукавами, бежевых бриджах и ботфортах. Он подошел и стал рядом с ванной, глядя на сидящую в ней мокрую, обнаженную девушку. Ее красота тревожила и волновала его, затрагивая те самые струны души, которые реагировали на все редкостное и прекрасное. Но это еще сильнее возбуждало страсть и желание – горючую взрывную смесь, которая брала верх над всеми его добрыми намерениями.

Он рассматривал лицо Беренис. Встретив ее вопросительный взгляд, скользнул по изящному изгибу шеи, голым плечам, блестящим от воды, по округлостям груди, едва виднеющейся из-под пышных хлопьев мыльной пены. Волосы были заколоты на макушке, и маленькие завитки соблазнительно топорщились у основания шеи на затылке. Он протянул руку и погладил пальцами это нежное чувствительное место. Ему хотелось продолжать ласкать ее мягкое женственное тело, прижать к себе и дать выход тому эмоциональному напряжению, которое больно сдавливало ему сердце. Но он знал, что сначала ему вновь придется спорить с ней. Неужели это единственный путь? Наступит ли когда-нибудь такое время, когда она сама придет в его объятия, прося прощения за свое поведение, признаваясь, что любит его? Только тогда он сможет изгнать демона, вселившегося в него, и познать покой. Но она отвергала его. Казалось, говорить с ней все равно, что разговаривать со статуей – она была такой холодной, такой замкнутой…