Пляж острых ощущений - Ольга Степнова

Толкнув дверь, я обнаружила, что она заперта изнутри. Я вежливо попинала ее, но не получила никакого ответа. Тогда я пнула дверь так, чтобы стало понятно, что я никуда не уйду, пока мне не откроют.

В «светелке» панически кто-то забегал, что-то забормотал, захихикал, наконец, замок защелкнул и мне навстречу выскочил… взлохмаченный Мальцев.

От удивления я громко икнула.

— Ой, доча, привет! — пробормотал Мальцев и скатился по лестнице вниз, на ходу застегивая ширинку светлых брючат.

Я еще раз икнула. Никогда Мальцев не называл меня «дочей», только Эллой, Эллочкой, Элюсей, на худой конец Элкой.

Икота привязалась, как осенняя муха. Я глубоко вздохнула, задержала дыхание, взяла себя в руки и зашла в «светелку» под куполом.

Юлиана не сочла нужным ни одеться, ни встать с кровати. Она сидела среди сбившихся простыней и подушек, и, улыбаясь, жмурилась, как сытая кошка на солнце. Похоже, Мальцев находился в отличной форме. Или, в отличной форме находился его кошелек?..

— Я рада, что вы не скучаете, — поприветствовала я Юлиану.

— Долго мне еще тут находиться? — лениво поинтересовалась звезда.

— Мне нужно ваша шляпа, — проигнорировала я ее вопрос. — Та, которая смахивает на клумбу, и… какое-нибудь самое нелепое платье.

— Какое платье? — нахмурилась Юлиана.

— Красивое! — поправилась я. Не стоит ее сейчас злить.

Звезда безропотно встала и, прикрываясь простынкой, потопала к чемодану. Порывшись в нем, она бросила в мою сторону что-то безумно алое, а следом — ту самую шляпу, в которой она прилетела, и в которой ее в первый день запечатлели фотографы всех городских газет. Схватив добычу, я, не прощаясь, умчалась.

Пробегая мимо Бизиной комнаты, я остановилась, на цыпочках подошла к двери и прислушалась. Абсолютная тишина. Или пялится в потолок, или заворожено смотрит на море.

— Скоро все кончится, — одними губами сказала я. — Ты только потерпи. Ты только, пожалуйста, потерпи!..

Прежде чем оседлать «Харлей», я позвонила Гавичеру. На удивление, ответил он сам, а не Анна. Судя по звуку, детектив жевал что-то хрусткое и очень вкусное, потому что тягуче произнес в трубку: «м-м-м-м-да?!»

— Семен Борисович, мне понадобиться ваша помощь, — сообщила я детективу.

— М-м-м-м-да?! — удивился Гавичер и похрустел в трубку.

— Сегодня вечером, в десять, в скверике у клуба «Амнезия», состоится одно мероприятие…

— Читал-читал, — перебил Сеня. — Какие-то фейерверки в честь приезжей звезды. — Он перестал жевать и, судя по булькающим звукам, обильно запил прожеванное. — Только звезда-то вроде, того… молотком ударенная в больнице лежит?!

— Уже не лежит, — ответила я. Жуть, какой этот Гавичер «неконструктивный», как выразилась бы Генриетта Владимировна. Куда проще разговаривать с его Анной. — Сегодня вечером звезда при полном параде будет встречать гостей. И у меня есть все основания полагать, что убийца снова попытается ее…

— Убить? — проявил сообразительность Гавичер.

— Какой вы догадливый, — не удержалась от комплимента я.

— Работа такая, — вздохнул Гавичер и добавил: — Нервная. — И снова захрустел чем-то.

— Вы сухарики лопаете? — вежливо поинтересовалась я.

Он не ответил, но хрустеть перестал.

— И пивком запиваете!

— Кефиром, — жалобно поправил меня Гавичер. — Кефиром я сухарики запиваю!

— Врете. Кефир совсем по-другому булькает. Вам ли не знать этого, господин детектив?! За те деньги, которые вы срубили по моему делу, вы могли бы повнимательней меня слушать. Значит так, сегодня вечером молоточника вы должны задержать! На месте, так сказать, преступления!

— Я?!! — ужаснулся Гавичер.

— Вы, вы!! Оружие у вас есть?

— Есть у него оружие, — произнес вдруг голос Анны. — Здравствуйте, Элла! Я на параллельном!

— Рада вас слышать! — искренне поприветствовала я Анну.

— А если я откажусь? — вступил в разговор Гавичер. — Задержание, это, видите ли…

— Мои быки вам морду набьют, — попробовала я на вкус волшебную Бэлкину фразу и, как ни странно, она сработала.

— Во сколько, вы говорите, там ваше мероприятие? — елейным голосом поинтересовался Сеня.

Вечер выдался ясный, теплый, с полупрозрачными сумерками — замечательный вечер. А какие еще вечера могут быть на юге, у моря?

В скверик набилось много народу — гостей, журналистов, и просто зевак. Бэлка сидела за столиком, на небольшом подиуме, в некотором отдалении от толпы. Издалека она здорово смахивала на Юлиану. Поля шляпы-клумбы прикрывали ее лицо, рыжий парик вполне достоверно воспроизводил прическу звезды, а кошмарное платье цвета «коррида» и вовсе отвлекало внимание от возможных неточностей во внешности Бэлки.

Пока все шло, как по маслу. Играла музыка, народ, пританцовывая, сметал со столов бутерброды и ждал гвоздя вечера — фейерверков. Журналисты бегло и для проформы задали «Юлиане» по паре вопросов, на которые Бэлка за Юлиану так же бегло, общо и неконкретно ответила.

Полдня мы провозились с Шаровой над ее внешним видом. Я усадила Бэлку перед большим зеркалом в ее спальне, и мы принялись колдовать. Париков, косметики и прочей лабуды в этом доме было больше, чем в каком-либо салоне. Ульянова предпочитала высокие замысловатые прически с начесом на затылке, и я два часа, следуя указаниям Бэлки, орудовала щетками, расческами, фенами, лаком и еще какими-то приспособами, названий которым не знала. У меня заболели ноги, затекли руки, заломило шею, и я поняла, что работа парикмахера хуже работы шахтера в забое. Закончив с прической, мы между париком и шляпой положили приличный кусок поролона, прикрепив его шпильками. Сделали мы это на всякий случай, если молоточнику все же удастся применить молоток. Думать про этот вариант развития событий нам не хотелось, но не думать мы не могли. И хоть по сценарию вооруженный Гавичер должен был возникнуть раньше, чем этот удар произойдет, поролон мы все же прикрепили, а еще сунули Бэлке в сумочку убойной силы электрошокер.

— Слушай, а вдруг он плюнет на этот свой молоток и… начнет стрелять! — предположила я. — Ведь у него с этим молотком уже второй просчет!

— Да не начнет он стрелять! — возмутилась Бэлка. — В этих его ударах по затылку, и в этих цифрах на ладонях, есть что-то… символическое. Это ж даже мне, тупой Шаровой, понятно!

Мне показались убедительными ее слова, я вздохнула и присела на пуфик. Красилась Бэлка, слава богу, сама. Я принесла ей фотку Ульяновой, и она подробно воспроизвела на своем лице ее грим — толстые стрелки на веках, темные тени, розовые румяна и алые губы с четким контуром. Когда Бэлка, наконец, повернулась ко мне, я ей зааплодировала. Рост и фигура у нее тоже подходили идеально: в свое время Бэлка не побрезговала силиконом, а протезы, как известно, не отличаются разнообразием.

— Черт, кого-то мне эта дура напоминает, — пробормотала Шарова, разглядывая себя в зеркале.

— Серикову Верку, — подсказала я ей.

— Не знала такой, — пожала плечами Бэлка. — Но кого-то напоминает.

— Может, в Америке пересекались? — предположила я.

— Да об этой Ульяновой там слыхом не слыхивали! — Она вскочила, скинула свой халатик и натянула алое платье. Оно облепило ее, как вторая кожа, а огромное декольте уперлось практически в пуп. На плече у платья красовалась огромная искусственная белая роза, облагороженная какими-то перьями. Эти перья щекотали Бэлке нос, и она то и дело чихала. Платье было длинное, в пол, но от бедра шел разнузданный разрез, открывавший загорелую Бэлкину ногу.

— Ужас, — сказала Шарова, обозрев себя в зеркале. — Принцесса Турандот, соблазняющая своего полотера.

— Почему полотера? — без особого интереса спросила я. Меня сейчас волновало только одно — чтобы Бэлка не пострадала.

— А кто еще на все это клюнет?! — показала Бэлка на отражение в зеркале и снова чихнула.

— Есть отдельные творческие личности, — сказала я, имея в виду Мальцева.

— Господи, страшно-то как! — Бэлка рукой пощупала свой укомплектованный для удара затылок. Клумбочка на ее голове дрогнула всеми своими тюльпанами, ландышами и маргаритками. Похоже, шляпник слегка умом тронулся, создавая этот шедевр, а Юлиана купилась на баснословную цену.

Мне стало вдруг невыносимо, мучительно стыдно оттого, что я подвергаю подругу такому безумному риску.

— Бэлка, не поздно еще отказа…

— Нет!! Это дело всей моей жизни! Ты ведь не хочешь, чтобы я от своей никчемности опять напилась таблеток?!

— Нет, не хочу, — быстренько свернула я разговор, испугавшись нового приступа рассуждений на тему целесообразности воссоединения некого шустрого сперматозоида с пофигистической яйцеклеткой.

— Ну и пошли! — скомандовала мне Бэлка.

— Ну и поехали, — согласилась я.