Вторая мировая война. - А Тейлор

Не сумев настроить Рузвельта против русских, Черчилль решил взяться за самого Сталина и в октябре поехал в Москву. Сталин приветствовал разделение сфер влияния; это всегда было основой его политики. Черчилль написал на клочке бумаги: «Румыния – 90 % русская; Греция – 90 % английская; Югославия и Венгрия – 50/50 %; Болгария – 75 % русская». Сталин прочитал и «поставил птичку», крупно, синим карандашом. Наступила пауза, потом Черчилль сказал: «Не покажется ли несколько циничным, что мы так, экспромтом, уладили вопросы, настолько важные для миллионов людей? Надо сжечь бумагу». Сталин ответил: «Да нет, пусть она хранится у вас». На следующий день Молотов настаивал, чтобы Венгрия и Болгария стали русскими на 80 %. Точные цифры не имели значения. Сияющий от радости Черчилль вернулся домой и 27 октября заявил в палате общин: «Наши отношения с Советской Россией никогда не были более тесными, близкими и сердечными, чем теперь».

Черчилль вскоре воспользовался полученным от Сталина обещанием. В Греции силы Сопротивления составляли 75 тыс. человек. Они были вооружены англичанами и наносили немцам тяжелые удары. Греческое Сопротивление отнюдь не было коммунистическим и не внимало советам коммунистов сотрудничать с прежними греческими властями; когда в октябре немцы отступили, оно было готово создать республику левой направленности. Но Черчилль игнорировал подлинный характер греческого Сопротивления. Он считал любое радикальное движение коммунистическим, а значит, и угрозой для британского господства на Средиземном море. В Афины были направлены британские войска. Черчилль писал командующему этими войсками: «Без колебаний действуйте, как в захваченном городе, где происходит восстание местного населения». Но Афины покоренным городом не являлись, а Сопротивление было сильнее британских войск. В Англии поднялся шум. Казалось, что это новая «операция Дарлана», соглашение с фашистами против радикальной демократии.

Черчилля это не отпугнуло. В день Рождества он сам поехал в Афины и навязал грекам временное правительство во главе с архиепископом Дамаскиносом, о котором отзывался конфиденциально с насмешкой: «Интригующий средневековый прелат». Сопротивление согласилось разоружиться, хотя это впоследствии не смогло помешать гражданской войне. И нельзя сказать, что послевоенная Греция явила собой яркий образец демократии. Часто осуждали советское иго в Восточной Европе. Но только Англия, последовав примеру немцев, предприняла военные действия против популярного народного движения, когда фактически война еще продолжалась.

Греция не была единственной заботой, одолевавшей союзников. Позиции союзников на море значительно улучшились, когда единственный остававшийся еще германский линкор «Тирпиц» был наконец потоплен в ноябре английским самолетом, атаковавшим его из шведского воздушного пространства. К концу войны германский надводный флот сократился до 3 крейсеров и 15 эсминцев. Новые подводные лодки угрожали судоходству союзников, но строились они медленно, к тому же американские бомбежки выводили их из строя. Но казалось, на суше все идет хорошо. 15 декабря Монтгомери сказал Эйзенхауэру, что хотел бы поехать домой на Рождество, и на следующий день объявил войскам: «В настоящее время враг ведет оборонительную кампанию на всех фронтах; он в таком положении, что предпринять крупные наступательные операции не может». Но Монтгомери ошибался. В то же утро немцы начали наступление, которое могло разрушить весь фронт союзников. Это декабрьское наступление было последним взлетом стратегического вдохновения Гитлера. Он и внешне уже был похож на мертвеца: левая половина парализована, глаза потускнели, медленная, шаркающая походка. Он держался только благодаря всевозрастающим дозам лекарств. Оставалась лишь его неукротимая воля. Приходя к нему в мрачном настроении, люди уходили, охваченные воодушевлением. Он по-прежнему был готов дерзать в уверенности, что его ловкость позволит преодолеть нехватку ресурсов.

Генералы говорили Гитлеру, что наступление немцам не под силу. Он отвечал: «Оборонительная борьба может лишь отсрочить решение, но не изменит всю ситуацию… Если Германия сумеет нанести несколько сильных ударов, эта искусственная коалиция рухнет со страшным треском. Судьбу мы одолеем наверняка». Наступать Гитлер опять решил в Арденнах, где четыре года назад в один день он победил Запад. Германские силы снова прорвутся. На этот раз они повернут на север и возьмут Антверпен. Британская армия будет отрезана, будет новый Дюнкерк, англичане и, может быть, даже американцы от отчаяния сдадутся.

Американцы, как и французы до них, про Арденны забыли. 16 декабря там они могли противопоставить лишь 4 дивизии 28 немецким, среди которых было 10 бронетанковых. Когда началось немецкое наступление, Эйзенхауэр отсутствовал: играл в гольф. Брэдли решил, что наступление – всего лишь «отвлекающий удар». Немцам помогал туман, из-за которого свыше недели нельзя было осуществлять воздушные операции. Немцам удалось прорваться и повести наступление. Но с самого начала операция провалилась. Одно дело с отлично подготовленными войсками рвануть вперед в прекрасное майское утро и совсем другое – с войсками наспех собранными сражаться, преодолевая туман и снег. Американские солдаты в отличие от французских продолжали сопротивление, когда их линии коммуникаций были отрезаны. Оба фланга стойко держались. Немцев загнали в узкий, длинный коридор, им не удалось взять Бастонь, пришлось идти обходными путями по проселочным дорогам. А когда командовавшему там американцу Маколифу предложили сдаться, он ответил: «Чокнутые!»

У немцев не хватало горючего, склады союзников поджигались до того, как туда доберется противник. Передовые части немцев уже были в 6 милях от реки Маас. Но дальше они не пошли. И даже при этом что-то вроде паники возникло на стороне союзников, В штабах за сотни миль от линии фронта прекращали работу, готовясь к эвакуации. Постепенно контрдействия союзников становились ожесточеннее. На юге Паттон повернул свою армию на 90° и двинул 133 тыс. машин на 75 миль для освобождения Бастони. Эйзенхауэр боялся, что Брэдли не сумеет в должной мере руководить американскими силами к северу и к югу от «клина», как стали называть передовую часть немцев. Поэтому он поручил Монтгомери командовать на севере. Это вызвало кое-какие тяжелые переживания. 20 декабря Монтгомери прибыл в штаб американского генерала Ходжеса, словно Христос, явившийся очистить храм. Впоследствии он поступил еще хуже, на пресс-конференции приписал всю победу себе.

Конечно, Монтгомери всегда способствовал согласованности частей, придавал битве эффективную форму. Но в этом сражении победили американцы, английские войска в нем участвовали мало. 24 декабря погода улучшилась, и самолеты союзников нанесли большой урон немецким танкам. Через два дня Паттон освободил Бастонь. Шансов на успех у немцев больше не было. Благодаря настойчивости Гитлера бои тянулись еще две недели. Немцы фактически потеряли все танки; американцы потеряли больше, но смогли восполнить потери, а немцы не смогли. Такова была последняя авантюра Гитлера – блестящая по замыслу, но неосуществимая. Бог войны не любит талантливых авантюристов, он любит крупные армии.

Наступление в Арденнах дало и побочный результат. В качестве отвлекающего маневра немцы предприняли наступление на Страсбург в первые дни января 1945 г. Эйзенхауэр, которому были нужны войска в Арденнах, отдал приказ оставить город, а де Голль вскочил в гневе и приказал французскому командиру не отступать. Страсбург удалось удержать, ссора между Эйзенхауэром и де Голлем была кое-как улажена. Эта ссора была предупреждением: в последний, победный год войны помимо прочих неприятностей произойдет раскол среди союзников.

10. 1945 г. Конец войны

В начале 1945 г. союзники, по иронии судьбы, усердно проявляли солидарность. Англо-американская высадка десанта во Франции обеспечила второй фронт и частично уменьшила для России напряжение борьбы. В январе 1945 г. западные союзники просили открыть советский второй фронт, чтобы снять с них часть напряжения. Когда шло немецкое наступление в Арденнах и в Страсбурге, Эйзенхауэр послал в Москву своего заместителя Теддера с просьбой о помощи. А Черчилль телеграфировал Сталину: «Бои на западе очень тяжелые. Считаю вопрос срочным». Сталин ответил вполне лояльно: обещал ускорить дату предстоящего советского наступления. Черчилль ответил, что «весьма благодарен за волнующее сообщение», а позднее писал: «Это был прекрасный подвиг со стороны русских – ускорить широкое наступление, несомненно, ценой человеческих жизней».

Сталин времени не терял. Советское наступление, которое планировалось на 20 января, началось 12 января. Русским противостояли 170 вражеских дивизий по сравнению с 70 на Западном фронте, из них 30 удерживали часть Балтийского побережья, где Гитлер еще надеялся подготовить новые подводные лодки, 28 сражались, отстаивая нефть и алюминиевую руду Венгрии. Лишь 75 дивизий защищали фронт протяженностью от Немана до Сана. У русских было людей больше в 5,5 раза, орудий – в 7,8, танков – в 5,7, самолетов – в 17,6 раза. И все же это была нелегкая операция. Падал густой снег, танки можно было различить лишь потому, что они двигались. Русские войска шли вперед со страшной скоростью. 17 января на центральном направлении Жуков занял Варшаву, южнее Конев ворвался в Силезию, второй по величине индустриальный район Германии, до этого фактически не знавший бомбежек. За 18 дней русские армии продвинулись на 300 с лишним миль – приблизительно на расстояние от Вислы до Одера. Там, возле Кюстрина, их передовые части были уже в 40 милях от Берлина.