Мир Трех Лун - Гай Орловский

Он вскинул брови, быстро выхватил из моей ладони, посмотрел на свет, поднес к носу, я видел, как хищно заходили мясистые крылья, до самой переносицы покраснело, наконец он сказал с недоумением:

– Это же настоящая трава-синюшка!.. И сорвана именно ночью, да еще при свете трех лун, это же видно по твердости стебля!.. Но… как?

– Запросто, – ответил я. – Левой ногой. Нет, вообще-то рвал рукой, хотя могу и ногой, у меня и там пальцы, Господь творил человека, глядя на только что сотворенную обезьяну как довольно удачный образец… Если бы не вышло с человеком, наверное, продвигал бы обезьяну и давал бы заповеди ей! Шимпанзу или орангутангу… Нет, лучше гориллу, он представительнее…

Он с трудом удержал себя от взбешенного крика, только побагровел, а глаза едва не вывалились из орбит.

– Как… ты… туда… добрался?

Я постарался шмыгнуть носом, хотя не шмыгалось, но я сумел, еще и так мощно утер рукавом, словно разбрызгиваю сопли по всей комнате.

Чародей поспешно отшатнулся, но не сводил с меня изумленного взора.

– Да на своих задних, – пояснил я, – хотя на коне как бы шибче, но там зачем-то лесу наросло, если бы его вырубили, я бы еще быстрее… Вы, как великий чародей, могли бы дунуть-плюнуть, чтобы деревья вот так лихо и с маху в траву? И гору перенесли бы поближе… Сюда, во двор? Хотя во дворе, наверное, не совсем поместится… Тогда можно на реку, ее не жалко, дурно только воду носит…

Он все еще с нежностью рассматривал стебель, меня почти не слушал, с хрустом расправлял смятые листочки, что потрескивают и странно звякают.

– Как же это… и вот так просто… почему дуракам везет, а умным приходится…

– А нас Бог любит, – похвастал я. – Мы хоть и дурные, зато замечательные!..

Он спросил вдруг:

– Если сумел, почему только один стебель?

– Я цветы люблю, – сообщил я. – Потому жалею. Только грубые и жестокие люди рвут, лишая их жизни, а потом трупы ставят в вазы посреди стола!.. Хотя, конечно, для вас бы принес и трупы. Сколько скажете! И чьи угодно.

– Что-что? – спросил он рассеянно. – Ты о чем?

– Хотите, – предложил я преданно, – удавлю Симсипа?.. Он вчера вам на ногу горшок уронил!.. А цветок мне рвать жалко, но Симсипа вот удавлю и не хрюкну.

Он поморщился, но на миг задумался, может быть, в самом деле сумел понять, что рвать цветы – убийство. Если цветок нравится, дай ему жить, дорасти до зрелости, до семян, а не убивай в цвете лет, это как человека удавить в юном возрасте.

Я ощутил на себе его внимательный взгляд.

– Что-то в тебе есть, – проговорил он задумчиво. – И так далеко прошел, и в ночь трех лун уцелел…

Я сказал беспечно:

– Три луны? Ах да, это ниче так. Красиво. Я даже рот раскрыл, но ничего туда не попало, точно!.. Хотя мыши всякие там и летают, но они ж не дурные птицы, как и пчелы, все на лету, все на лету…

– Птицы не на лету, – поправил он с педантичностью ученого, – что-нибудь там еще видел?

Я помотал головой:

– Не-а, я же культурный, а головой вертеть неприлично. Но под ноги смотреть можно, кто бы подумал! Мне мама всегда говорила: смотри под ноги, а то я всегда спотыкался о порог, и батя всякий раз мастерил его снова… Так вот, под ногами я и того… траву увидел. Что самое смешное…

– Что?

– Она и в темноте синяя, – сказал я. – Все ночью серое, даже зеленые листья серые, а эта вот синяя. Хотя на самом деле вовсе не синяя, но мы же все понимаем, что если синюха, то нужно считать ее синей? Но это исче не усе…

Он ждал, а я медленно и очень хозяйственно, наслаждаясь каждым мгновением, вытащил из кармана колечко с ключами от моего хозблока.

Он впился в них жадным взглядом, я не успел протянуть ему, как выхватил, начал вертеть, щупать, нюхать, даже надкусил, скривился.

– Что за что странная вещь?

– Ключи, – ответил я. – Это же даже я сразу, а вы еще сразее, вы же умный! К каким-то сундукам с золотом, да? Не зря же из магического металла… Я пробовал кусать – чуть зубы не обломал.

Он снова принялся рассматривать оба ключа, попробовал снять с колечка, но не получилось, хотя почти понял принцип, за это время вокруг собрались слуги, начались охи и ахи, а кто рассмотрел, что у колдуна у руках, начал подавать советы.

Наконец он поднял на меня взгляд, полный изумления.

– Ты молодец, – произнес он. – У тебя чутье.

– Есть, – подтвердил я. – Даже ого-го какое! А то и два. У всех по одному, а у меня два!..

Он буркнул:

– И как у тебя получается…

– Стараюсь, – сообщил я. – Очень уж к вам в ученики хотелось попасть. В настоящие.

Он тут же насторожился, посмотрел волком.

– Что? Зачем мне ученики? Ты же в помощниках?

– Да какие там помощники? – спросил я. – Слуги, что к вам туды и не заходять… А я бы мог подать, принести, подержать… Даже в лес могу снова сбегать, лесной народ попугать. Я такой, люблю пугать! Если, конечно, пугаются. А вот когда меня пугают, не одобряю.

Он насупился, сказал нехотя:

– Подойди попозже. Я подумаю.

– Премного благодарен, – сказал я с чувством. – От всего нашего, так сказать, простого и чистого народного сердца! Заранее, так сказать, спасибо!

Он поморщился:

– Я тебя еще не взял.

– Вы должны меня взять, – сказал я с жаром, – я буду таким полезным, таким полезным! У меня нюх.

Он ответил сухо:

– О тебе весь двор говорит, слышал. Но я верю в магию, а не в Улучшателей. Ладно, приходи вечером. Что-нибудь придумаю.

Я оглянулся, недоброе ощущение, когда кто-то пристально смотрит, успел увидеть смазанную тень человека, спешно укрывающегося за углом стены. И раньше это ощущение иногда возникало, но сейчас вижу просто нереально отчетливо глерда Виллиса. Он уже исчез, но вижу не только его злое лицо, но даже как одет и какой у него на поясе нож, хотя откуда он здесь?

Маг повернулся и уже уходил, когда я сказал в спину:

– А я покажу, как снять эти ключи.

Он обернулся быстрее, чем это сделала бы двенадцатилетняя девочка.

– Что?.. Ты уже понял?

– Да, – ответил я скромно. – Как бы уже. Я такой, не понял – не понял, не понял, а потом вдруг как бы вот так и все понял. Даже больше, чем мне надо. У меня так иногда всегда.

Он сказал с нетерпением в голосе:

– Так чего стоишь, дубина? Пойдем! Работать надо.

Я поспешил за ним, Рундельштотт понесся к выходу, как застоявшаяся гончая. На выходе из помещения я бросил быстрый взгляд по сторонам, но везде только слуги.

Но что-то определенно было.

Подошел Илака, один из слуг Рундельштотта, посмотрел с неприязнью, уже старый, хмурый, работающий на чародея много лет без всякой надежды на повышение в статусе.

– Пойдем, – велел он, – покажу, где жить будешь.

– И спать? – уточнил я. – Или только жить?

Не отвечая, он спустился по лестнице там же в башне на пару этажей, там в стене массивная дверь с огромным висячим замком, снял с пояса большой ключ.

– Держи. Это теперь твой.

Замок долго скрипел и не поддавался, я стучал по нему справа и слева, сыпалась ржавчина, наконец щелкнуло, дужка вылетела из петли, а я едва успел убрать ногу, спасая пальцы.

– Рундельштотт велел? – спросил я.

– Он, – ответил Илака с неохотой. – Чем-то ты угодил.

– Я от самой королевы, – сообщил я свысока.

Он наморщился:

– Ему никто не указ.

Дверь отворилась с надсадным скрипом. Я переступил порог, огляделся. Комната намного меньше людской, пол из строганых дубовых досок, покрыт лаком, а сверху еще и широкая ковровая дорожка, при желании можно назвать даже ковром. В дальней стене два узких окна, вылезти не удастся, разве что просунуть руку и помахать платочком.

У стены слева просторный шкаф, но пуст, судя по распахнутым дверцам, справа низкое ложе на массивных ножках, посредине добротный стол и широкая лавка, на которой можно даже спать.

– С каждым днем, – пробормотал я, – все радостнее жить… А баб сюда водить можно?

Он поморщился:

– Что вы все об одном и том же?.. Конечно, можно. Сколько угодно. Но тайком. Это значит, чтоб никто не знал и не видел.

– Прекрасно, – сказал я радостно. – Вон она, романтика! Чтоб никто не знал, даже ее родители… А песни петь?

– Сколько угодно, – повторил он.

– Но чтоб соседи не слышали?

– Догадливый, – сказал он недобро, – и чтоб соседи, и даже в коридоре. Петь можешь как угодно громко, даже горланить, но про себя. Хоть эта комната твоя, но если мастер Рундельштотт услышит…

– Понял, – ответил я. – Буду как мышь под полом. Тут мыши есть?

– А где их нет? – спросил он резонно. – Устраивайся и возвращайся к работе.

Мое обустройство выразилось в том, что перенес из людской гнездышко с ящерицей, положил для нее на стол горсть ягод и круто сваренное яйцо, пожелал приятного аппетита и вышел, сунув в петли дужку навесного замка и повернув ключ дважды.

Глава 8

К полудню пришлось еще с двумя спуститься во двор, где приняли у крестьян корешки, траву и редкие камешки, а также три ступки, умело выдолбленные в твердых породах дерева, то ли дуб, то ли бук, я дуб отличаю только по листьям, а еще по ним же знаю сосну и елку. Ах да, еще кленовый лист видел на чьем-то флаге.