Мир Трех Лун - Гай Орловский

Я натыкался на такие дважды, оба раза холодел от ужаса, но те повернуты остриями к лесу, и я, переводя дыхание, возобновлял путь.

Вода во рву достаточно чистая, проточная, я снова вздохнул с облегчением. Ползти через смрадное болото мало радости, да еще в болоте обязательно заведутся всякие гады, что если и не укусят, то так шевельнутся под ногой, заикой станешь…

Лес надвинулся весь из голых деревьев, огромных, но раскорячистых, стремящихся не ввысь, а в стороны, из-за чего уродливо изогнутые ветви переплелись, то и дело скрипят и сухо ударяются друг о друга, как олени рогами, стараются попасть в лицо острыми сучьями, хватают за одежду и волосы.

Я осторожно пробирался по петляющей тропке, она то начинает карабкаться на косогоры без всякого повода, затем так же резко устремляется вниз, хотя рядом ровная земля с очень ласковой на вид зеленой травкой, очень даже ласковой, но видно, что даже муравьи обходят стороной.

В темных дуплах то и дело показываются страшные желтые глаза, над головой иногда так ухает, что сердце обрывается…

Стемнело просто стремительно, я на ходу выбрал толстый длинный прут, отломил, вытащил из-за пазухи промасленную тряпку.

Огонь высекал долго и неумело, наконец вспыхнуло, я поднял факел не просто в руке, а над головой, чтобы видеть не только землю под ногами, но и куда пру.

Рука быстро устает, перебрасываю факел в другую, и мир моментально меняется, убирая тени с одной стороны и угрожающе вздымая огромные и страшные с другой.

Пошли деревья с такими странными ветвями, словно над головой проплывают изломанные мачты со свисающими снастями, налипшими водорослями, мхом, видны огромные гнезда всяких насекомых, где даже мелкие с кулак…

Я задел одно гнездо нечаянно, там злобно зашипело, и я понял со страхом, что тут живут не только насекомые, даже пусть очень крупные.

Страшно и неожиданно близко вскрикивают ночные птицы, если это птицы, над головой в тиши хлопают исполинские крылья, что-то скрипит, довольно похоркивает, возится неспокойно, обдирая когтями кору, что сыплется мне на голову и плечи крупными чешуйками.

Все чаще деревья чудовищно изуродованы наплывами и вздутиями, а некоторые вообще вылезли из почвы и держатся на десятках толстых корней, что удерживают могучий ствол в метре от земли.

Не так уж и жутко, сказал я себе. Если бы на моем участке такое росло, я бы даже гордился и хвастался. И чтоб всякие птицы и звери интересные в дуплах жили. Жаль, участок у меня крохотный.

Не знаю, чем питаются такие пауки, но подобные сети сплести могут разве что после того, как сожрут и переварят медведя с медведицей. Я обходил их с осторожностью, хотя и понимал, что клей там уже высох, не прилипну, но все равно страшно, а выпендриваться не перед кем.

И наконец впереди в просвете между деревьями грозно и величаво заблистала странная гора, больше похожая на небесный камень, свалившийся с неба.

Вот она, мелькнула трусливенькая мысль. Вообще-то не знаю даже, что за порыв у меня такой, попер вот, сам даже не представляя, как выглядит эта трава-синюшка, просто брезжит идея, что все волшебные травы в ночи светятся, хоть папоротник, хоть разрыв-трава, хоть корень мандрагоры…

Сорву то, что светится, хотя могу притащить чародею не совсем то, чего ждет, но все равно обращу на себя внимание, а это и есть цель моего, надеюсь, не безумного подвига.

Пока я неотрывно смотрел на гору, не представляя, как взберусь, гора странно изогнулась, задрожала, даже затрепетала, как крылья бабочки. После минуты непонимания я сообразил с ужасом, что само пространство изгибается там, внутри горы просыпаются некие звездные силы, которых даже не вообразить…

Дрожь побежала по телу, словно стая злых муравьев мчится в одну сторону, потом в другую, а когда останавливается, то в нетерпении рвет жвалами кожу там, где ее задержали.

– Давай, – прошептал я, – надо идти… Ну надо, в самом деле, надо, а не потому что надо…

В темных разрывах туч плазменно сверкают огни, бесшумные молнии бьют в острую верхушку горы, если это, конечно, молнии, а еще пространство вокруг меня продолжает изгибаться так, будто смотрю в кривое зеркало.

Небо закрыто страшными черными ветвями, но когда сквозь них прорвался быстро нарастающий страшный блеск, я бросился под защиту огромных стволов, хотя почти в каждом такие дупла, вот-вот высунутся волосатые лапы чудища и затащат вовнутрь…

Лунный свет настиг меня, я ощутил страшный жар во всем теле, затем лютый холод, это поверх первого лег свет второй луны, но я с ужасом видел, как вершины деревьев быстро охватывает багровый огонь, это третья луна вышла во всем ужасающем блеске!

Мне осталось перебежать поляну, залитую страшным светом трех лун, а там снова густые ветви в три слоя, сердце колотится так, что уже вылезает из горла, грудь работает, как мехи в кузнице, слышу свои хрипы, вроде бы и не бежал, это от непонятной паники…

– Да не трусь, – прошептал я с отчаянием, – ну чего меня так трясет… Ну соберись…

Я задержал дыхание, в груди холодная глыба камня, но стиснул челюсти и побежал через поляну. Черная с серебряным блеском трава зашелестела по ногам, я на бегу перепрыгнул хитро затаившуюся в траве валежину, обогнул пень…

До темных страшных деревьев осталось не больше пяти шагов, когда толстые стволы резко изогнуло, тут же вернулись на место, но стали полупрозрачными, а за ними пугающе заблистали стены зданий немыслимой архитектуры…

Я пытался бежать, но время и пространство то ли исчезли, то ли сместились. Вместо моего тела пустой кокон, мощно наполняемый некими звездными потоками, а когда те натыкаются на остатки моей плоти, злобно завихряются и пропитывают полностью, меняя или вовсе уничтожая островки того, что осталось от моего «я»…

В то же время чувствую острую боль, задыхаюсь без воздуха, значит, еще жив, каждая клеточка тела горит в огне, каждый нерв уже не плоть, а металлическая раскаленная нить…

Я рухнул на землю, в груди хрипы и стоны, расплавленное олово сжигает обе половинки легких, сердце стучит чаще, чем строчит швейная машинка, но я жив, хотя всего корчит, подбрасывает, суставы плавятся, а сухожилия натягиваются так, что вот-вот лопнут…

Но даже распластанный, как жаба под колесом, я чувствовал, как пространство вокруг меня и во мне изгибается, прогибается, скручивается в нечто чудовищное, само время стало аморфным, протекает сквозь меня, как через мелкое сито, что-то оставляя в моем теле странное, чудовищное и опасное, а пространство космоса тоже во мне, непонятным образом связывая меня и звездное небо…

В конце, когда уже решил, что больше не выдержу, тело скрутила дикая чудовищная боль, настолько острая, что Жак, он же Корвель Мясогрудый, с его раскаленным прутом показался б девочкой с веером.

Я заорал, но заорать не получилось, нервы сами кричат и корчатся, сигналы не передают, я молча вопил в огне, а потом тело стало мертвым, я чувствовал, что уже ослеп и оглох, все во мне исчезло, как и я сам, только самая крохотная искорка живет, вот-вот погаснет, но все же пока еще…

– Держись, – велел я себе мысленно. – Тело сдохло, но пока душа в нем, ты еще не совсем…

Со всех сторон надвигаются чудовищные громады, я хотел отползти с их пути, но тело каменное, и вот уже под этой массой стало невозможно дышать, я вдруг сообразил, что все еще дышу, велел себе встать, но как встать, когда тела нет вовсе, отчаянно старался разжечь то, что еще сохранилось во мне.

Я прохрипел зло:

– Нет, я есмь… я существую… Броня моя крепка…

Искорка вспыхнула ярче, я ощутил, что если работаю, хоть и с трудом, языком и гортанью, то еще не все потеряно, для нас же языками работать и есть самое важное, заставил свое тело сдвинуться, и этот исполинский хребет в самом деле сдвинулся!

Я лежу все там же между двумя упавшими деревьями, что как две тюремные стены отгораживают меня от мира. Наверху из стороны в сторону двигаются на темном фоне угольно-черные громады, не сразу понял, что это массивы веток исполинских деревьев.

Донесся шорох, я скосил глаза в ту сторону. Над поваленным стволом поднялась одна голова, потом вторая. Обе странно белесые, почти призрачные, однако я чувствовал, что реальны и, если подойдут ближе, мои пальцы нащупают плоть.

Очень медленно начали пониматься, словно вырастая там за деревом из земли, плавно, как змеи, изогнулись в мою сторону. Обе как бы человеческие, хотя слишком удлиненные, таких людей не бывает, глаза крупные, что и понятно, ночные жители, а рты, напротив, крохотные, как у пиявок.

Если начнут жрать меня, то это будет гадко. Я слабо шевельнул пальцами и проговорил слабым голосом:

– Привет, ребята… Здорово здесь у вас…

Оба отпрянули, скрылись за стволом на той стороне. Я пошевелил рукой, собрал мышцы, напряг и распустил их снова. Незнаемые существа не выдают своего присутствия, но чувствую, они там.

– Как хорошо, – сказал я все еще тихо: опасаюсь, что голос даст петуха, – на природе… в лесной глуши… Вы тут как бы местные, да?.. Живете в уединении… и в единении…