Ключ от миража - Татьяна Степанова

— Я читал протокол осмотра места, — спокойно ответил Никита. — Только следователь тогда искала у гаража осколки бутылки. А бутылки-то, милый Коля, никакой и не было.

Остаток дня тянулся убийственно медленно. Так уже случалось с Никитой раньше: поисковая лихорадка, азарт, интерес, уверенность, что все идет правильно, по единственно верному, единственно возможному логическому пути, внезапно натыкались словно на какую-то невидимую преграду. Никита даже порой представлял ее мысленно: этакая прозрачная стена из пуленепробиваемого темного стекла. Обойти невозможно, увидеть, что там с другой стороны, не под силу.

Свидерко, злой и усталый, мотался в УВД с докладом к начальству, затем в бюро судебно-медицинских экспертиз еще раз проконсультироваться по поводу характера ранений Багдасарова и Бортникова, потом в прокуратуру, затем на Петровку. Оперативники тоже рассредоточились по участку, снабженные ворохом прокурорских и начальственных ЦУ. Отделение милиции опустело. Кроме дежурной группы, кинолога, Колосова, расположившегося в кабинете Свидерко, и мышей, нагло возившихся за деревянной рассохшейся обшивкой стен, не было ни одной живой души.

В пять ушли и рабочие-ремонтники. Никита открыл в кабинете форточку, чтобы изгнать терпкий дух масляной краски и скипидара, зажег настольную лампу и снова погрузился с головой в объяснения, рапорты, справки, протоколы допросов. Дело пухло и разрасталось, и процесс этот уже нельзя было остановить.

Одну за другой он снова и снова прослушивал записи бесед с жильцами, с подростками, кое-что выписывал себе в блокнот, что-то помечал. И все ждал: может быть, вот сейчас раздастся звонок, и это будет Катя. Может, там в доме и не случится никаких новых происшествий, просто… Просто она захочет поговорить с ним, услышать его голос.

Они поболтают минут пять — на большее ведь он и не претендует. У них нет никаких иных тем для беседы, кроме этого дела, работы. А Катя даже по делу сегодня говорить с ним избегала. Даже не смотрела на него. Наверное, в душе простить не может, что он втянул ее во все это, заставил переехать, фактически с мужем поссорил. Она его любит — мужа… Факт. И никуда от этого факта не денешься. Только о нем, наверное, и думает, и мечтает. А все другие пусть хоть сдохнут от тоски…

Никита внезапно почувствовал, что, несмотря на открытую форточку и ледяной сквозняк, ему душно. Телефоны не звонили. Обычно разрывавшиеся с утра до вечера, они предательски молчали.

Около семи он сложил все материалы в сейф, запер его, вручил ключ дежурному и отправился на Ленинградский проспект. Он намеревался возобновить личное официальное общение с жильцами дома. По его расчетам, тот, кто был ему сегодня нужен — владелец темно-синего подержанного «Фольксвагена» Евгений Павлович Сажин, — должен был уже вернуться с работы.

Расчет оказался точен. Синий «фолькс» стоял во дворе между ракушками. Кстати, на том самом месте, что и некогда «Волга» Бортникова. Места удобной парковки в этом дворе, как и во всех прочих московских дворах, ценились на вес золота. И те жильцы, кто возвращался домой раньше, захватывали лучшие, освещенные фонарем участки под окнами.

Дом жил самой обычной вечерней жизнью — в арку въезжали автомобили, гуляли с собачками старушки, в снегу на детской площадке визжали, бултыхались какие-то крохотные недомерки. За ними зорко надзирали бабушки и молоденькие хорошенькие мамы, некоторые с колясками. Погода к вечеру значительно улучшилась — ветер стих, заметно потеплело. Пахло сырой терпкой свежестью. И народ пользовался минуткой, чтобы глотнуть перед сном хоть немного кислорода пополам с бензином.

Вместе с Никитой в подъезд четвертого корпуса, доверчиво набрав ему код по домофону, вошла невысокая полная круглолицая женщина в брюках и белой теплой куртке. Она тяжело переводила дух, с трудом преодолевая короткий лестничный марш до лифта. Лицо у нее было землисто-бледное, усталое и какое-то отрешенное, словно женщина почти не замечала окружающие ее вещи и предметы, чутко прислушиваясь к чему-то внутри себя. Только в лифте, стоя с ней рядом, Никита увидел, что женщина беременна — она расстегнула куртку, выставив свой выпуклый огромный живот, обтянутый тесной шерстяной кофточкой.

Это была Зоя Зотова — мать Игоря. Дышала она с усилием, вытирая со лба капельки пота.

— Вам нехорошо? — спросил Колосов. — Может быть, вам помочь? — Он отчего-то страшно робел перед беременными женщинами. Они всегда казались ему существами из какого-то иного измерения.

— Спасибо, ну что вы.., так что-то, сердце зашлось немножко, — Зоя Зотова слабо улыбнулась. — Ничего. Решила вот пройтись немножко, а что-то тяжко…

Никита вышел на четвертом этаже, а она поехала к себе на седьмой. Никита подумал: поздновато что-то эти Зотовы решили завести себе второго ребенка. У Игоря с братом или сестренкой будет большая разница в возрасте. Но в таких вещах, как дети, женщины все решают сами. Видно, мать Игоря решила для себя вот так.

«В вашем доме, как сны золотые, мои детские годы текли…» — малость фальшивый и дребезжащий, но зато умопомрачительно громкий молодой лирический тенор буквально потряс весь четвертый этаж из-за двери квартиры Гринцеров. Бодрый аккомпанемент на рояле тут же негодующе смолк, оборвался. Кто-то властно взял одинокую ноту, затем вторую, третью, словно настраиваясь. И затем из-за двери мощно-фальшиво загремело: «М-ми-и м-мэ-э м-мо-о м-му-у!» — упражнение-распевка.

Под эти песнопения Никита и позвонил в дверь одиннадцатой квартиры к Сажину, решив навестить семейство Гринцеров чуть позднее.

Дверь в одиннадцатую квартиру была новой, крепкой, стальной, обшитой красно-коричневым дорогим дерматином из тех, что рекламирует товарищ Сухов по телевизору. «Если театр начинается с вешалки, то квартира, наверное, с входной двери», — философски подумал Никита. «Кто там?» — спросил мужской голос. И Евгений Сажин открыл дверь.

— Добрый вечер, — сказал Колосов. — Я из уголовного розыска, вот мое удостоверение, пожалуйста. Хотел бы поговорить с вами, Евгений Павлович, позволите войти?

Представляясь, пришлось задрать голову — Сажин был очень высокий. Колосов сто раз видел его оперативное фото, но там был просто видный молодой мужчина, чуть постарше Колосова. А оказалось, что это просто какой-то баскетболист-разрядник.

— Из уголовного розыска? Ко мне? — спросил Сажин растерянно. — Вы все по этому делу, да? Ну хорошо, проходите, только… Только я в тот раз уже все рассказал вашим сотрудникам, они записали. Вряд ли еще чем смогу помочь. Раздевайтесь, в комнату проходите, прошу.

Колосов разделся, огляделся: вот что значит качественный евроремонт. Этот Сажин, как значится в установке на него, вроде фирмач, коммерческий директор строительной фирмы. Да, вот что может сделать человек с деньгами, вкусом и строительными навыками из обычной старой двухкомнатной квартиры. Потолок, пол, стены, окна, светильники, двери с матовыми изящными витражами, дубовый узорный паркет.

— Здорово у вас, — восхитился Никита. — Сами все делали или дизайнера приглашали?

Сажин усмехнулся. Он, видно, только-только вернулся с работы — в прихожей на кожаном пуфе была небрежно брошена черная кожаная куртка-"пилот" и портфель. Теплый узорный скандинавский свитер, вывернутый наизнанку, валяется на белом угловом диване в комнате — таком роскошном диване, на который нормальному человеку и сесть боязно. Сажин был в старых джинсах и футболке, дверь он открыл, держа в руке кухонную лопаточку-мешалку. С кухни пахло чем-то удивительно вкусным.

— Секунду подождите, а то у меня пригорит, — сказал он, оставив Колосова в комнате. Комната была светлая, стильная и пустая — мебели, кроме дивана, кресел, «домашнего кинотеатра» — телевизора, какого-то черного низкого ларя-комода и такого же черного придиванного стола, не было никакой. Зато всюду, как в оранжерее, были расставлены комнатные растения. На белой стене напротив окна над диваном было укреплено огромное зеркало в простой черной раме. Все вещи были новехонькие, с иголочки, складывалось впечатление, что это не жилая комната, не берлога холостяка, а демонстрационный зал в дорогом мебельном салоне.

Это впечатление нарушали только фотографии в рамках, рядком стоявшие на ларе. Их было три. Никита мельком просмотрел их: хозяин квартиры Сажин — снимок, наверное, был сделан лет пять-шесть назад — в рокерской куртке у мотоцикла. Какой-то бравый молодой офицер с погонами капитана в лихо сдвинутой фуражке еще старого советского образца. И на третьей фотографии — молодая женщина в цветастом платьице-мини, с темными волосами, взбитыми в высокую «бабетту», с двумя пареньками — одним постарше, одетым в старую серую школьную форму, и вторым — поменьше, вихрастым, белобрысым, в курточке и шортах, прижимающим к себе огромного плюшевого зайца.