Я знаю, кто меня убил - Ольга Геннадьевна Володарская

отношениях. Инициатором развода была она. Галя однажды проснулась и поняла, что испытывает к Косте лишь сестринскую любовь. Она не хочет его, а что хуже – не хочет от него детей. Она сказала об этом мужу и добавила: «Я от тебя ухожу». Он драм устраивать не стал, отпустил. Слишком легко, как потом стало казаться Гале. Мог бы и побороться за нее!

– Тебе не кажется, что наш Павлик слишком долго отсутствует? – обратился к ней Костя.

– Очередь, наверное. Тут один туалет на два зала.

– Проверь. Я пока расплачусь.

Галя встала из-за стола, сделала несколько шагов к выходу и увидела чуть приоткрытую дверь туалета. В нем никого не было!

Она выбежала из кафе. Костя, сунув официантке деньги, за ней. Стал озираться и тут увидел на асфальте раздавленный сотовый.

– Сбежал гаденыш! – в сердцах выпалила Галя.

– Ничего, найдем.

– Как? – И ткнула пальцем в изувеченный телефон.

– Я знаю, куда он направится.

– И куда же?

– Туда, где получит ОТВЕТ.

Часть пятая

Глава 1

Отца перевели в обычную палату. Естественно, отдельную. Аня все еще настаивала на переводе Эдуарда Петровича в частную клинику, но он сам отказался от этого. Сказал:

– Нас и тут неплохо кормят.

– Раз цитируешь мультяшных персонажей, точно идешь на поправку, – хмыкнула Аня. Блудного попугая и его компанию оба Гараевых обожали. Вместе эти мультфильмы пересматривали.

– Доктор говорит, на следующей неделе можно выписываться. А потом в санаторий. Поедешь со мной?

– Конечно. Только у меня условие: берем еще и Елену.

– Успели подружиться?

– Она такая классная! И почему ты скрывал ее от меня?

– Боялся, что уведешь, – улыбнулся Эдуард Петрович. Рот его едва заметно одним уголком уходил вниз. Последствия инсульта. – Как друга, разумеется.

Они еще немного поболтали, и Аня покинула больницу.

Работу она на сегодня закончила, впереди вечер, да не одинокий, а в компании Елены. Они решили сходить в «Догму».

Аня знала, что Паша уволился, поэтому не боялась его встретить. Она так ему и не перезвонила. Но и он молчал. И она была этому рада. Сейчас Ане не до выяснений отношений, все мысли о папе.

Они встретились у дверей заведения. Елена Владленовна была, как всегда, элегантна, но в ее образе прослеживалась нотка игривости: каблук потоньше, разрез повыше, а под пиджаком маечка на тонких бретелях. В молодости отцовская подруга наверняка была сногсшибательной.

Когда Аня озвучила свою мысль, Елена рассмеялась.

– Что ты! Я была чучелом.

– Не может быть такого.

– Уверяю тебя. Думаешь, почему меня замуж никто не брал?

– А что в тебе было не так?

– Практически все, кроме фигуры. Но и она на любителя. Гренадерши тогда привлекательными не считались. А я еще была с кроличьими зубами, ужасной стрижкой и вот такой родинкой у носа, – она собрала пальцы так, будто держит помидор, и поднесла к лицу.

– И все же ты вышла замуж и удачно.

– Но сначала родинку удалила и поставила коронки. Пластмассовые, страшненькие, но все же они меня чуть украсили. А муж мой был падок на крупных, мускулистых женщин – сам был мелким, тощеньким.

– Ты была физручкой? – спросила-таки Аня.

– Поступала на этот факультет, как хорошая волейболистка. Но на втором курсе перевелась. Поняла, что, если буду постоянно играть за институт, никаких знаний не получу.

Они зашли в «Догму», уселись за любимый столик Ани. Она еще в фойе бросила через проем взгляд в зал, убедилась, что бармен не Паша, и только после этого последовала к стойке.

Бармен, кстати, был новенький. Очень симпатичный паренек со знакомой физиономией. Потом Аня вспомнила, что видела его в тик-токе. Он стремительно набирал популярность, но не успел стать звездой до закрытия этой соцсети в РФ. Поэтому сейчас трудился барменом, а не бегал по ТВ-проектам.

Елена Владленовна чувствовала себя в молодежном заведении весьма комфортно. И плевать, что годилась основной массе посетителей в бабушки. Она ознакомилась с меню, которое было нанесено на каждую столешницу по трафарету знаменитого граффити-художника, а затем залито эпоксидной смолой.

– Что пить, я поняла. А вот чем закусывать…

– Вот это раздел молекулярной кухни, – подсказала Аня, ткнув в него пальцем.

– Я бы хотела обычной.

– Тогда нужно позвать официанта с обычным меню.

– Ого, оно все же есть!

– Конечно. Для олдскулов ввели.

– Стариков то есть? – хохотнула Елена. – Таких, как я?

– Нет, старая школа нравится и молодежи. Мне, например. Или вон тому мальчику. – Аня указала на завсегдатая заведения по кличке Шурик. Таков был и его ник-нейм. – Это очень популярный в интернете персонаж. Геймер-миллионер. Он стал легендой в шестнадцать. Его сюда не пустили бы, не будь он таким крутым.

– Он похож на Шурика из комедий Гайдая.

– Точно. Прическа, нелепая одежда, очки, застенчивая манера поведения. Но Шурик в жизни именно такой. Нескладный, робкий, чудаковатый. А за джойстиком – настоящий монстр, властный, уверенный, сильный. И выглядит как Конан-варвар в исполнении Шварценеггера.

– Когда этот фильма вышел, даже его мама под стол ходила. А может, и не родилась еще.

– Шурик олдскульщик, как я и говорила. И ест только те продукты, что были доступны для советских граждан. Специально для него в меню «Догмы» ввели винегрет. Но его так замысловато могут подать, что он приглянется и мажорам.

– Вот его я и хочу. Как позвать официанта?

– Нажми на желтую кнопку, встроенную в светящуюся панель, – она заменяла уютный светильник.

Футуристический дизайн был одной из коронок заведения. Но Аня ходила сюда из-за посетителей. Они были таким разными, не похожими на нее. Все без исключения золотые и позолоченные (так их, разделяя на кланы, называл Паша). Никому из ее друзей-приятелей «Догма» не понравилась. Много понтов, фриков и цены заоблачные. Поэтому Аня обычно бывала тут одна.

– Как тебе «Догма»? – решила поинтересоваться она у Елены.

– Сумасшедший дом, но мне тут нравится. Только где официант с моим олдскулменю?

– Сейчас пересменок, и он может задержаться. В «Догме» время – понятие относительное. Но если тебя что-то выбешивает, жми на красную кнопку. Это возмущенный смайлик. – Она взяла сумку. В ней был дезодорант. Аня не расставалась с ним, потому что в двадцать первом веке еще