Парадокс о европейце (сборник) - Николай Климонтович

Иозефа опять отвели на допрос вечером.

Наверное, следователь днями бывал загружен другой тяжелой работой, а легкую оставлял на потом. Правая рука Праведникова была забинтована.

– Ну-с, Иосиф Альбинович, – позевывая, сказал Праведников, – скажите-ка: что, это правда, что ваш друг и учитель Кропоткин мечтал объединить Европу?

– Отчего же только мой – вон как его почитают ваши власти. И что это вы опять о Европе? Отвечу: люди крупные всегда мечтали о чем-то великом. Всеобъемлющем и недостижимом. Федоров – о воскрешении мертвых, Эйнштейн – о всеобщей теории поля, Розанов – о мировой религии. А вот князь Кропоткин – об объединении Европы и всеобщей кооперации.

– Троцкий тоже мечтал, – сказал Праведников весело. – А теперь тю-тю… Продиктуйте-ка мне названные вами фамилии…

Занеся в протокол и Розанова с Эйнштейном, и Федорова, следователь продолжил:

– Вот что любопытно было бы узнать: отчего вы дали своей собаке, подчеркиваю, собаке, имя доброго друга нашей советской страны Бенито Муссолини? (23).

– Похож оказался. И что вам до Муссолини? Это вы как бы напоследок интересуетесь? Должен вас поправить: дуче – это не имя, это, так сказать, должность. Вождь. Ну, как ваш генеральный секретарь.

– Но-но, – предостерег Праведников. И почесал свою красную бровь.

– Послушайте, что вы занимаетесь всей этой ерундой? Постановили расстрелять – так расстреливайте!

– А куда вы торопитесь, не терпится? – и вовсе развеселился следователь, не попытавшись опровергнуть догадку подследственного о вынесенном уже приговоре. – Смерти не боитесь?

– Боюсь. Как и все. И вы боитесь.

– Я? – удивился Праведников. Как и многие хорошо питающиеся и здоровые глупые молодые люди, о смерти он, наверное, никогда не думал.

– И еще пуще моего!

– Это почему же вы так решили?

– Вы молодой. Вам есть, что терять. Вот – пост в органах занимаете.

– Ладно, – вдруг опечалился следователь. – Расписывайтесь. А то засиделся я тут с вами…

Иозеф расписался, и Праведников кликнул конвоира.

На другой день, едва они устроились, сумрачного вида советская женщина принесла Нине список снеди. Там значились и такие продукты, имена которых Нина давно забыла. А некоторых никогда и не знала вовсе. Она опасливо отметила сахарный песок и прованское масло. А потом, видно не сдержавшись, подчеркнула еще и какао голландское.

– Это все? – спросила дама с презрительным, как показалось Нине, удивлением.

– А сколько можно подчеркнуть?

– Хоть весь список, – сказала она уже с явной недоброжелательностью.

Нина поняла, что перед американкой прислужница лебезила бы. А то, что русская, такая ж как она сама, может позволить себе вот так запросто заказывать заграничные разносолы, ее раздражало. Это было нарушением понятной ей жизненной субординации. Установленного порядка вещей. Ну, как если бы дворовая собака ела не из миски, а уселась бы с лапами за стол.

– И вино?

– И вино. И виски, – грубо и нетерпеливо сказала баба.

– Нет-нет, мне только вино. Вот это, красное грузинское. А, впрочем, и водки… Сами мы водку не пьем, – зачем-то оговорилась Нина, по-интеллигентски теряясь от наглости обслуги, – вот только разве гости зайдут…

– Тогда берите виски. Все виски берут. Американцы наши только ее и жрут.

– А какие они берут виски? – растерянно спросила Нина.

– Ну, одни – бурбон, другие скотч предпочитают. В кого чего лезет.

– Ну, я этого… бурбона возьму. – Нина понятия не имела, что такое кентуккийский бурбон. И карандаш дрожал в ее руке.

Заказ был выполнен уже через два дня – Нина заказала простые вещи, все они были на складе. Иозеф решил отметить новоселье.

Как и положено в Америке, следовало пригласить соседей, которые весьма любезно кланялись ему по утрам. Особенно одного, симпатягу-блондина с голубыми глазами, отчасти похожего на Джека, погибшего в шестнадцатом. Что ж, если верить Ломброзо, перечислившего в одной своей работе черты характера гениев, в натуре Джека были все предпосылки для такого конца: он был чувствителен, эгоцентричен и наклонен к алкоголизму…

С соседом у них оказался общий забор. Как-то под вечер сосед на крыльце курил сигару, сидя в лонгшезе, рядом на полу стоял стакан – виски, наверное. Он весело помахал Иозефу рукой, и тот махнул в ответ. Сосед был моложе Иозефа лет на десять и, кажется, холост. Тогда же они представились друг другу и стали, считай, знакомы. Именовался сосед бесхитростно – Том Фишер.

Вечеринка удалась.

Американцы оказались людьми милыми и сразу приняли новоприбывшую семью, как свою.

Говорили, конечно, по-английски.

Пока дамы знакомились и делились новостями, Иозеф пригласил Тома в кабинет на втором этаже. Ему было необходимо обсудить с кем-нибудь из старожилов важные вопросы, без ответа на которые было бы трудно сориентироваться в новой обстановке и начать работать. Прихватили и вино, и виски – Том пил как раз кукурузный бурбон, отдающий дымком, on the rocks[21], Иозеф в отсутствие красного калифорнийского – киндзмараули, не подозревая, что это простое домашнее вино из Кварели является любимым напитком усатого вождя народов. И вскоре договорились называть друг друга по имени – Том и Джозеф. А можно – Томми и Джеф.

Судя по тому, что рассказывал Том, дела на строительстве обстояли скверно.

– Говорят, на многих стройках, особенно в Сибири, Сталин широко применяет рабский труд заключенных. Здесь этого нет, здесь все работают по найму. Наверное, НКВД не хочет, чтобы американцы увидели, как устроены советские концлагеря. Этот Сталин у них – совсем византийский тиран…

– Да, восточный деспот, – подтвердил Иозеф. Он словно проверял, не разучился ли еще в советской удушливой жизни, пропитанной страхом, говорить, как принято у нормальных людей, – что думает. Остался ли он свободным человеком.

– Текучка страшная, – продолжал Томми, – потому что нанимать приходится кого ни попадя: и бывших солдат, и рабочих, и не пойми кого. Но больше всего крестьян, конечно. Многие бегут с Волги, там, говорят, не прекращается голод (24). Эти держатся за место. Но много местных, украинских крестьян, это сезонники, их здесь называют ot-hod-nik…

– Да, ничего не изменилось со времен царей, – сказал Иозеф. – Да что там, со времен патриархальной боярской Руси. – И пояснил, вспоминая уроки русской маргинальной литературы, что давала ему время от времени Нина, – беллетристики, в шестидесятые годы прошлого столетия печатавшейся в основном в некрасовском Современнике. – Один писатель из уральских крестьян, откуда-то из-под Перми, кажется… (25)

– Урал, знаю, – радостно сказал Фишер и глотнул своего бурбона.

– Он был из сектантов, малограмотный… Но написал роман о том, как крупный промышленник Демидов скупал целые деревни, чтобы иметь под рукой бесплатных рабочих для своего завода… Демидовы эти были богатейшими людьми не только в России, но и в Европе. И, как это водится среди нуворишей, отчаянными эксцентриками и скандалистами. Один из них, например, дело было еще при Екатерине, устроил в Петербурге праздник и упоил вином насмерть пятьсот человек (26).

– Насмерть? – удивился Томми, недоверчиво крутя в руке свой стакан, и даже заглянул в него: неужели таким безобидным пойлом, как corn juice[22] со льдом можно убить человека.

– Он же однажды скупил в Петербурге всю пеньку, чтобы проучить англичан, запросивших по его мнению непомерную цену за нужные ему товары…

Томми захохотал, показав отличные белые зубы, и хлопнул себя по ляжке.

– Но я перебил тебя. – Иозеф спохватился, что, имея возможность, наконец, говорить по-английски, сделался болтлив. И совсем на русский манер принялся говорить о литературе и пересказывать всем известные исторические анекдоты.

– Ты рассказываешь интереснейшие истории, Джеф, рассказывай больше, я хочу все знать о русских. Мне нравятся русские…

Иозеф чокнулся с ним, как бы подталкивая беседу вперед.

– Хорошо, – взял серьезный тон Томми. – Условия жизни рабочих ужасные. Живут скученно в бараках, часто без питьевой воды, элементарная санитария усваивается ими медленно. Не хватает вилок, кружек, тарелок. Обедают артелями, пользуясь поочередно за столом одной ложкой…

– Да-да, и здесь сбылись мечты утопистов, – пробормотал себе под нос Иозеф, но Томми, казалось, его не расслышал.

– Мыло продают редко, свежего сена для матрасов не хватает. Мусор не вывозится регулярно. За пьянство, игру в карты, драки советские начальники их наказывают: насильственно заставляют изучать марксизм-ленинизм. – Фишер опять захохотал с чисто американской жизнерадостностью, от которой Иозеф отвык в Стране Советов. – Но рабочие предпочитают, конечно, чем читать Ленина, выпивать и ходить на танцы в клуб, и там бить друг другу… как это, morda. Забавно при этом, что среди них популярен наш американский фокстрот. – И Фишер опять захохотал, припомнив, наверное, какую-нибудь сценку из здешней клубной жизни.