Адмирал Колчак и суд истории - Сергей Дроков

Работа комиссии происходила в крайне тяжелых условиях; свидетели были терроризированы и окружены шпионами, усиленная слежка велась и за нами. Представители Семенова строго держались того взгляда, что обследование деятельности Семенова комиссией должно вестись в пределах выяснения обстоятельств, связанных с изданием приказа № 61. Выводы, к которым я пришелв результате расследований, изложены в имеющемся в Вашем распоряжении моем разговоре по прямому проводу с министром юстиции. В действиях Семенова еще не было государственной измены в момент издания приказа № 61, но впоследствии деятельность Семенова может несомненно рассматриваться как измена и бунт, которые имели место и во время издания приказа.

Комиссия выехала из Читы 3–4 апреля, я же 1-го апреля. 6-го апреля я вместе с Бушуевым выехали из Иркутска в Омск, остальные члены комиссии еще остались в Иркутске. Подробный доклад комиссии и мой личный доклад, вместе со всем делопроизводством комиссии и делами, переданными нами министерству юстиции и другим министерствам для расследования, представлены мною при особой описи министерству юстиции, помнится, 15-го июня, по расформированию комиссии. Копия разговора по проводу и копия моего личного доклада, кроме того, должны находиться в военном министерстве, так как незадолго до последнего переворота мною были переданы товарищу министра Карликову для министра Ханжина.

Показания мне прочитаны, Георгий Ефремович Катанаев.

Член Чрезвычайной следственной комиссии В.П. Денике.

Верно, секретарь.

ЦА ФСБ России. Арх. № Н-501. Том 7. Л. 93–94 об. (Машинопись, копия.)

Документ № 10

г. Иркутск, 15 мая 1920 г.

Дополнения к показаниям Катанаева

В дополнение к показаниям, данным мною 13-го сего марта, необходимым считаю сообщить нижеследующее, являющееся как бы результатом, хотя и не вполне ожиданным, командировки нашей следственной комиссии в Забайкалье.

Исполнявший тогда обязанности министра юстиции правительства адмирала Колчака Г[осподин] Старынкевич, рассмотрев представленные ему мною по возвращении в Омск заключительное постановление Следственной комиссии по делу Семенова и особый мой доклад о ходе всего дела и вообще о тогдашнем положении дел в Забайкалье, счел необходимым ознакомить с таковым самого адмирала чрез личный мой по сему доклад последний. – Для чего им исходатайствован был личный прием меня правителем, вместе с находившимися уже в Омске членами нашей комиссии: генералами Нотбег и Г. Чущуевым.

В назначенный день и час все мы явились к адмиралу, которым, как оказалось к тому же времени, для присутствования при нашем докладе были вызваны и[сполняющий] об[язанности] военного министра генерал Степанов и, прибывший из Владивостока (кажется, по поручению заседавшей там международной комиссии), генерал-лейтенант Романовский, с предложениями о том же Семенове от лица союзников (японцев, англичан, американцев).

Доклад мой, продолжавшийся не менее полутора часов, закончен был изложением моего мнения, что действенным средством закончить конфликт с Семеновым и получить возможность беспрепятственно и надлежащим образом закончить порученное комиссии следствие о всем творящемся в Забайкалье – будет арест Семенова в Харбине или Владивостоке, где он, как мною изложено в показании 13-го марта, находился за все время пребывания комиссии.

В числе сопровождения весьма небольшого конвоя своих соратников, такой арест, по мнению моему, не вызвал бы особого волнения в самом Забайкалье, где сторонниками Семенова, готовыми при всяких обстоятельствах поддержать его оружием, являлось далеко не все казачество и разношерстный сброд наемный инородчины, не говорю уже о японцах, которые никогда бы не перешли в открытую поддержку противника колчаковского правительства, находившегося тогда в апогее своей силы и международного значения.

Выслушав внимательно мой доклад, дополненный несколькими примечаниями моих сочленов по комиссии, адмирал Колчак сказал: «Благодарю вас за обстоятельный доклад. Лично я заранее был уверен, что вы найдете в Забайкалье то, что вы в действительности нашли. Присоединился бы я и к вашему предложению об аресте Семенова, если бы над нами не тяготели обстоятельства, которые сильнее нашей воли и стремлений… План дальнейших наших действий уже предрешен». Этим наша аудиенция у адмирала и закончилась.

Через несколько дней после этого адмиралом был отдан приказ по войскам, где он, объявляя об ошибочности (или, вернее, преждевременности) своего обвинения Семенова в измене (прик[аз] № 61), брал это обвинение обратно и восстановлял его в прежнем командовании всеми войсками, расположенными в Забайкалье. В ответ на это, как известно, последовала телеграмма Колчаку от Семенова, с выражением верноподданнических чувств и всегдашней готовности служить правительству адмирала не за страх, а за совесть.

Б[ывший] генерал-лейтенант Георгий Катанаев.

Иркутск, 15-го мая 1920 г.

Верно, секретарь Г. Евстратов.

ЦА ФСБ России. Арх. № Н-501. Том 7. Л. 95–95 об. (Машинопись, копия.)

Документ № 11

г. Иркутск, 15 марта 1920 г.

В Чрезвычайную следственную комиссию б[ывшего] генерал-лейтенанта Георгия Семеновича Катанаева заявление

При аресте моем в гостин[ице] «Модерн» в ночь с 9-го на 10-го января сего года от меня отобраны были чемодан и корзина с принадлежащим мне имуществом, которое оставлено в той же гостинице под наблюдением комендантской ее части.

Вскоре после этого как чемодан мой, так и корзина подвергались подробному осмотру и часть их содержимого: а). Бумаги и дела, имеющие отношения к причинам моего ареста (были переданы в Чрезвычайную следственную комиссию для ближайшего их рассмотрения), б). Мои рукописи научного характера (переданы моей племяннице К.Н. Завьяловой для вручения мне, что ею и исполнено), в). Прочее имущество – домашние вещи, книги, ордена, медали остались при гостинице на хранении впредь до выяснения моей прикосновенности к делу, по которому я арестован.

Ныне, по освобождении моем от ареста, я обратился в комендантскую часть «Модерна» за выдачей мне чемодана и корзины с оставшимися в них моими вещами. Налицо оказалась только корзина, чемодана же не было, и за[ведующий] коменд[антской] частью заявил мне, что такового при вступлении его в должность принимаемо им ни от кого не было и существовал ли он где-либо и существует ли теперь в другом месте, ему неизвестно.

При осмотре мною содержимого корзины большинство находившихся там ранее вещей оказалось налицо и приняты мною. 13-го сего марта, в бытность мою на допросе в Чрезвычайной следственной комиссии, мне предъявлен был не оказавшийся в «Модерне» мой чемодан с описью вещей в нем находящихся, или, вернее, сохранившихся из числа тех, которые в нем находились при моем аресте.

В общем как в чемодане, так и в корзине (не считая того, что из них было изъято по постановлению Чрезвычайной комиссии и вновь изъятых мною орденов и медалей) не оказалось: 1). 18 тыс. руб. облигациями первого и второго выпусков государственного] займа (американки) Времен[ного] правлен[ия] Керенского, 2). а). книга Рычкова. Оренбург. Т[и]пография, изд[ания] 1765 г., б). Левшина – Описание киргизских кайсатских орд и степей. Изд[ания] 1832 г., в). профессор[а] Ключевского. Университет[ские] лекции русской ист[ории]. Т. 3, г). профессора] Платонова. Унив[ерситетский] курс русской истории, е) Пам[ятная] кн[ига] Зап[адной] Сиб[ири]. 1881 г., ж) Хорошин. Казачьи войска, и) Н.Г. Чернышевского ром[ан] «Что делать», 3). Географических – атласов и карт: а) полного атласа, изд[ания] морск[ого], 4). Домашних вещей: дорожного металлического чайника, таковой же большой кружки, чесучовой верхней рубахи с шерстяной рабочей блузой и таких же брюк, валенок (пимов).

Доведя вышеизложенным до сведения Чрезвычайной следственной комиссии, прошу не отказать в принятии мер к розыску не оказавшихся в наличности вещей и возврата таковых мне. Особенно для меня дороги соч[инения] Рычкова и Левшина и карта Зап[адной] Сибири, изд[ания] 1846 г., составляющая теперь большую библиографическую редкость и имеющая исключительное значение для той научной работы по истории Сибири и степного края, которые теперь мною заканчиваются.

Георгий Катанаев. 15-го марта 1920 г., г. Иркутск.

Верно, секретарь Т. Евстратов.

ЦА ФСБ России. Арх. № Н-501. Том 7. Л. 96–96 об. (Машинопись, копия.)

Документ № 12

г. Иркутск, 11 января 1920 г.

Протокол допроса задержанного в связи с переворотом 4–5 января 1920 г.

Александра Дмитриевича Сыромятникова, штатного преподавателя военной Академии Генерального штаба

Января 11-го дня 1920 г. я, нижеподписавшийся председатель Чрезвычайной следственной комиссии К.А. Попов, при участии члена комиссии В.П. Денике, в помещении Иркутской губернской тюрьмы, произвел опрос названного выше Александра Дмитриевича Сыромятникова, причем на предложенные вопросы последний отвечал: