Епитимья - Рид Рик Р.

— Вы можете воспользоваться маленькой ванной, вон там. — Ричард указал на дверь справа. — Там есть раковина и туалет. Если утром захотите принять душ, в вашем распоряжении большая ванная комната. Это внизу, через холл.

Он улыбнулся ей.

Ну и зануда, думала Мирэнда, опершись руками о пышное синее одеяло на постели. Она сняла пальто, положила его вниз атласной подкладкой и в упор взглянула на священника.

— Утомительный вечер. Правда?.. Чувствуйте себя как дома и отправляйтесь отдыхать.

Ричард заторопился. Мирэнда перекатилась на постели. На электронных часах было 12.15. Только начало ночи. Она села поудобнее, вытащила из кармана свое ожерелье из фальшивых бриллиантов и снова водрузила его на голову.

Ричард спустился в свой кабинет. Джимми сидел неподвижно, уставившись на камин. От полыхавшего в нем огня осталась горка угольев, светившихся в темноте оранжевым светом.

Джимми, наклоняясь вперед, ворошил кочергой перегоравший уголь и золу.

Ричард подошел сзади незаметно, и Джимми не видел его, стоящего в дверях с горкой простыней, подушек и одеял на вытянутых руках. Так будет еще несколько минут, и Ричард сможет какое-то время спокойно изучать лицо мальчика, восхищаться сильной и четкой линией его спины под рубашкой с короткими рукавами, смотреть на его юное лицо в профиль, на его щеки, окрашенные в алый цвет отблесками умирающего огня, любоваться его взъерошенными темными волосами, которые лишь спереди, освещенные бликами, казались светлее.

Он чувствовал томление, желание подойти и сесть рядом с Джимми, обвить его плечи рукой, дать ему понять, что он увидел в мальчике что-то особенное, что его чувства к нему — нечто гораздо большее, чем сексуальное влечение.

Однако Ричард знал, что мальчик никогда его не поймет. Никогда. Весь его предыдущий опыт был иным — с такими мужчинами возможен только секс.

Хотя Ричард и давал себе отчет, что причина его поступков коренилась не только в беспокойстве за судьбу мальчика, что где-то в глубине его существа возникало болезненное желание, от которого он испытывал одновременно неловкость и восторг, — но и это была еще не вся правда.

Если бы я сумел выключить свои сексуальные ощущения, я действительно мог бы помочь этому мальчику, помочь ему стать хорошим человеком, изменить его судьбу. И может быть, когда-нибудь, думал Ричард с надеждой, он поймет это.

А что придет с этим пониманием? Что придет с этой возросшей доверительностью и близостью?

Ричард быстро вошел в комнату и уронил свою ношу на диван.

— Я уверен, что тебе здесь будет удобно, Джимми. Доброй ночи.

Ричард чувствовал на себе взгляд мальчика, когда выходил из комнаты и закрывал за собой дверь.

Он торопился уйти, но потом вернулся и крикнул из-за двери:

— Джимми, если ты нуждаешься в уединении, можешь запереть дверь. Просто поверни засов.

Глава 19

Ни одна из его блестящих наработанных штучек не прошла. Даже выдав себя за жертву карманного воришки, собирающего деньги на проезд, не обрел сочувствия прохожих. Эвери вздыхал и корчился под горой одеял и курток, сжимаясь в комочек, подложив под голову кусок поролона вместо подушки. Он развел огонь в мусорном ящике, пытаясь извлечь чуточку тепла и уюта, — но тщетно, спать он не мог. Зря рисковал, разжигая огонь, который мог заметить кто-то снаружи. Из-под горы одеял он слышал свою любимую кассету с записью «Паблик Энеми» — она продолжала источать свою тихую, приглушенную мелодию.

В кармане его джинсов было сорок баксов. Стыд и позор — он ведь рассчитывал, что на улицах Чикаго — в качестве несовершеннолетнего представителя Церкви ущемленных в правах — он сможет собрать отнюдь не грошовые пожертвования. Но излишний вес и проклятые прыщи вызывают у людей отвращение — он это сразу заметил, и сердцем, а не умом скоро понял, что его план сорвется.

Поэтому он, найдя кирпич, не долго думая огрел им по башке старую леди на Шеридан-роуд — и был таков, разумеется, прихватив кошелек. Освободив его от содержимого, он бросил кошелек в почтовый ящик в надежде на то, что почтовое ведомство Соединенных Штатов искупит по крайней мере половину его преступления, вернув леди ее кошель.

Старушка была оглушена ударом, но из-за кустиков у ее дома он наблюдал за ней и приметил, в какую дверь она вошла.

Сначала он думал, что чуть позже подойдет к привратнику, покажет ему кошелек и притворится, что нашел его на улице. Ведь он оглушил старую леди сзади, и она еще могла расщедриться и отвалить ему вознаграждение...

Но ночь была слишком холодной, и Эвери оставил свою затею и поспешил домой. Он думал только о том, как добраться домой, скорчиться под одеялами и почувствовать себя снова в тепле и безопасности.

Хотя друзья никогда не баловали его вниманием, Эвери сейчас очень хотелось, чтобы кто-то оказался с ним рядом. Свернувшись в комок, Эвери сунул в рот большой палец. Обычно он исхитрялся сделать это так, чтобы не заметили другие, отворачивался к стенке, но преимущества сегодняшней ночи состояли в том, что он мог не таиться.

Эвери не мог заснуть, пока не пососет большой палец. Подумаешь, у каждого свое: у Мирэнды ее пойло, у Джимми сигареты, Уор Зон и Крошка Ти потребляли наркотики, у Рэнди были его воспоминания. Его привычка, по крайней мере, не приносит никакого вреда здоровью, считал он.

Но почему-то чувствовал, что ее надо скрывать от всех. Что-то позорное заключалось в ней.

Эвери напрягся, услышав с улицы пронзительный вопль, — ничего страшного, всего лишь кошка... А что, если встать и притащить ее сюда, все же живое существо, подумал Эвери. Но потом решил, что придется затратить слишком много сил, и овчинка выделки не стоит: пока он встанет, подойдет к окну, откроет его и будет разглядывать в темноте кошачьи глаза, пройдет сон, а кошка точно сбежит. Лучше как всегда.

Сон скоро придет и поможет ему дожить до завтрашнего утра. Это не первая субботняя ночь, которую он проводит здесь, в «Чикен Армз», один и, вероятно, не последняя. Все остальные небось нашли клиентов, которые позаботятся о них в эту холодную декабрьскую ночь. А Рэнди?.. Кто его знает. Пару дней он уже не появлялся здесь. Возможно, устал опекать их всех и нашел себе другое место. Может быть, маленькое ателье. Конечно. Он мог себе это позволить на деньги, которые выручал за свой алюминиевый металлолом.

Рэнди умирает, вдруг подумал Эвери, погружаясь в обволакивающий шерстяной кокон забвения.

Эвери был единственным, кого Рэнди посвятил в свою тайну: он носитель ВИЧ, и, уплывая в сон, Эвери представлял себе, как много раз до этого, что Рэнди придвигается, прижимается к нему, хочет заразить его, чтобы он, Эвери, разделил с ним его страшную трагедию, зная, что Эвери с радостью примет ее.

Глаза Эвери закрылись. Он выпустил большой палец изо рта.

Кто-то в комнате был рядом с ним. Эвери проснулся сразу, протирая глаза и сосредоточиваясь, чтобы в бледно-оранжевом свете угольев, которые все еще тлели в мусорном баке, увидеть в комнате все, а особенно то, что затаилось в углу.

Там, в углу... Эвери напрягся. Человеческая фигура. Он не мог уверенно сказать, была ли она женская или мужская.

Эвери затаил дыхание, его заколотила дрожь, но он убеждал себя, что бояться нечего: какие-то бездомные нашли здание достаточно привлекательным, чтобы обосноваться здесь, точно так же, как сделал он и его друзья. Возможно, тот, кто пришел сюда, столь же безобиден, как та леди на углу Торндэйл и Шеридан, которая ела воображаемые апельсины и называла его сынком, когда он проходил мимо. Ему тоже, наверное, хотелось найти убежище от холода.

Но тогда почему гость прятался в тени? И почему оказался именно в этой комнате, вместе с ним, когда в доме есть десятки других комнат?..

Эвери почувствовал, как на лбу у него выступили капли испарины. Ему страшно было даже открывать глаза. Сквозь узкие щелки он смотрел не отрываясь на скорчившуюся в углу фигуру. Главное — не шелохнуться, не выдать себя, пусть незнакомец думает, что он спит, что он его не видит.