Поводырь - 4 - Андрей Дай

Разгадка оказалась на поверхности. Шеф моей разведки всем сердцем переживал за свою беременную супругу, у которой что-то там не то повернулось, не то - не повернулось. В общем - окружной врач, не к ночи будет помянут - господин Гриценко, который помнится однажды шил мне ножевое ранение, даже не потрудившись промыть и обработать рану, успел напророчить всяких бед. Мол, или мать или дитя - кто-то один в любом случае отправится на Небеса. Да еще этот коновал догадался брякнуть все это в присутствии мадам Пестяновой... Убил бы, придурка...

Передай Варешка мне эти пророчества Кассандры на пару недель раньше, можно было бы попробовать послать гонцов в Бийск, к, по нынешним временам - магистру врачебной магии, доктору Михайловскому. Загнали бы несколько лошадей, но доставили бы к сроку какого-нибудь талантливо ученика, сведущего в акушерском деле. Но Ириней Михайлович страдал молча, только с лица спал.

Что мне оставалось делать?! Молиться только если! Отчего-то я был на сто процентов уверен, что все должно закончиться хорошо. Что Господь на какое-то время отведет от меня и моих соратников всевозможные неприятности. Даст передышку перед каким-нибудь очередным испытанием для Поводыря.

К слову сказать, так оно и вышло. Аккурат к первому мая, едва только заработали переправы, в Томск вернулся доктор Зацкевич с письмом от Деонисия Михайловича из Бийской больницы - рекомендацией, не смотря на статус ссыльнопоселенца, принять Флориана Петровича на должность окружного акушера. Я помнится, этого самого Зецкевича чуть ли не с этапа снял, вызнав, что у меня в остроге опытный врач томится. За эксперименты с лечебными свойствами нитроглицерина отправился доктор жить на окраины Империи, да, на счастье, его дело Стоцкому на глаза попалось.

Петечка Фризель не возражал. Дипломированного акушера в Томске еще не было.

Кстати, Зацкевич мог и на неделю раньше приехать. Это у нас здесь - пока еще грязь непролазная, а на юге, на Алтае - давно уже подсохло. Только по дороге, случилось акушеру преждевременные и совсем непростые роды принимать. У некой пани Карины Петровны Косаржевской... Родился мальчик. Нарекли - Аркадием. Ирония судьбы, едрешкин корень...

В общем, вовремя доктор появился. В глазах у Варешки надежда проблескивать стала, а вера в успех - уже половина дела! Тут я о пропавшем своем слуге и напомнил. Ну не завтра же мадам Пестянова рожать будет. Флориан Петрович твердо гарантировал неделю относительного спокойствия, и обещал не обделять пациентку вниманием. А моему разведчику отвлечься от дурных мыслей, съездить в эти пресловутые Семилужки, только на пользу будет.

Три дня спустя, как раз накануне Вознесенских праздников, я уже слушал доклад посвежевшего, разрумянившегося Иринея Михайловича. И оказалось, что не было у бывшего моего мужика "по хозяйству", никакого наследства. Как я и думал, лавченку в родном селе купил сам, на деньги, полученные от представительного вида иностранца. Естественно, мне, как и Варешке, стало интересно, почему тот решил, что заказчик взлома ящиков моего стола - иностранец? Акцент? Так у многих исконно русских столичных жителей нынче легкий акцент в говоре слышится. Не удивительно, учитывая, что французскому языку их учат раньше, чем родному. Я уж не говорю об остзейских и курляндских немцах, служащих Империи.

Нет, уверял мужичек, даже не подумавший раскаяться. Что, мол, он нашенского "немца" от иностранца не отличит? Иной тот. Вроде - человек - человеком: две ноги, две руки, голова - два уха. А все ж таки - другой. Да вы сами, ваше благородие, глянуть извольте. Оне, иностранец ентот, в "Европейской" поныне и пребывает. Тамошнего, что за конторкой сидит, поспрошайте: в каком, мол, нумере заграничный господин проживает? Вам тотчас и покажут...

Не ошибся бывший слесарь, показали. Самуила Васильевича Гвейвера, столичного первогильдейского купца, подданного Великобритании, о намерении которого посетить Томск как-то предупреждал меня граф Казимирский. Вот так-то вот! Допрыгался! Доигрался в прогрессора, едрешкин корень! И по мою душу, гости явились! И был абсолютно уверен, что именно я, и мои дела - главная цель для засланного в Сибирь английского разведчика.

Немедленно отправил скаута за Стоцким. Подумал, и второго пацана заслал за Безсоновым. На тот случай, если... скажем так, цивилизованных способов одолеть засланца не отыщется, и придется решать вопрос силовыми методами. Ну там, медведя организовать - главного героя международной драмы под названием "Чудовище-людоед сожрало Великобританского предпринимателя". Или ловкого воришку, которого наш иностранный "друг" вдруг застукает прямо у себя в номере, и тут же нарвется на нож. Степаныч хвастал, что у сотника Антонова каждый второй с клинком лучше басурманских ассасинов справляется...

И вновь удачно вышло. Это я про то, что мне, из-за ранения не то чтоб пить нельзя, а даже - пробки нюхать. Думается, если бы мы "для мозгового кровообращения" грамм по двести-триста на грудь приняли, в тот же вечер жизненный путь этого мистера Гвейвера и закончился. И пришлось бы нам на утро изобретать уже способ, как не попасть на каторгу за убийство подданного королевы Виктории.

А так, посидели часок, спокойно все обсудили. И решили пока ничего не делать. Посмотреть. Приглядеться. А вдруг этот Самуил за наследником присматривать послан? Ведь может же так быть? Не могли же наглые англы оставить без внимания этакую-то весомую в Империи политическую фигуру. Вполне логичное предположение, кстати, отлично объясняющее и интерес иностранца к моей скромной персоне. Я как - никак, в ближайших сподвижниках государя цесаревича числюсь.

На будущий же день Безсонов отправился к офицерам казачьего конвоя Его Императорского Высочества делиться подозрениями. А Фелициан Игнатьевич Стоцкий выпустил из кутузки какого-то мелкого воришку с наказом передать лидерам преступного мира столицы наместничества, что господин Гвейвер весьма интересует "нашенского немца". И что, если вдруг, совершенно случайно, в руки ловкого человека попадутся какие-либо бумаги, принадлежащие заезжему купчику, он, Томский полицмейстер будет готов на кое-что прикрыть глаза, за возможность с этими документами ознакомиться.

Я тоже предпринял кое-какие шаги. И был уверен, что мои, честно украденные у господ Артура Конан-Дойля и его литературного персонажа - Шерлока Холмса, методы принесут не меньше информации, чем любые иные. Я назначил цену за сведения о перемещениях по городу постояльца гостиницы "Европейская", и ознакомил с тарифами моих посыльных мальчишек. Если слегка перефразировать незабвенного Томаса Сойера, раз уж начали припоминать литературных героев - не часто мальчикам случается по-шпионить за иностранными разведчиками. Тем более - за деньги.

Мише Карбышеву оставалось лишь каждое утро записывать отчеты малолетних шпиков, и изредка переписывать "взятые посмотреть" из номера Гвейвера бумаги. Наш иноземный гость был под постоянным присмотром, и я совершенно перестал о нем вспоминать. Тем более что в мае, с началом навигации, стало как-то вдруг особенно не до этаких-то пустяков.

В Туркестане с новой силой вспыхнула война. На этот раз с Бухарой.

Весь апрель в урочище Ирджар, что на правом берегу Сыр-Дарьи, сосредотачивалось бухарское войско. К первым дням мая, по сообщениям посланных на разведку казаков, численность неприятеля достигла сорока тысяч воинов, при чуть ли не шестидесяти пушках. Большая часть армии шестого мая прибывшего в лагерь эмира Музаффара, была вооружена старыми, кремневыми, английскими ружьями. И эту новость в штабе генерала Романовского, принявшего командование русскими силами в Туркестане, сочли весьма тревожной, и заслуживающей внимания великого князя Николая Александровича.

Седьмого мая, когда бухарцы принялись переправляться через реку, навстречу врагу, по левому берегу, из недостроенного Чиназского форта, солдат вывел и Романовский. Конечно же, силы были совершенно несоизмеримы по количеству. Четырнадцать рот пехоты, пять казачьих сотен, двадцать орудий и восемь станков для ракет Константинова, смотрелись жалкой кучкой, по сравнению с настоящей ордой эмира. Правда, по реке двигался еще и пароход "Перовский" с несколькими пушками, а по правому берегу к месту неминуемого сражения приближался небольшой отряд из Келеучинского укрепления, но на статистику это влияло мало.

На следующее же утро казачьи разъезды заметили приближение передовых частей бухарской конницы, и своевременно предупредили об этом генерала Романовского. Русская пехота остановилась, и изготовилась к отражению атаки. Прямо на дороге - основные силы под командованием капитана Абрамова - шесть рот и восемь орудий. Правее - колонна подполковника Пистелькорса из пятисот казаков с ракетными станками и шестью пушками. Штаб, восемь рот резерва, шесть пушек и обоз несколько задержались с выходом с места ночного привала, и подоспели только к самому концу сражения.