Звезды Эгера - Геза Гардони

— Где старейшина? — спросил Гергей по-турецки. — Все получите бакшиш, но я отдам его только старейшине.

Однако ребята и не подумали бежать за старейшиной, они по-прежнему толклись и визжали вокруг всадников.

Эва уже запустила руку в карман, чтобы кинуть им несколько медяков, но Гергей остановил ее движением головы.

— Айда! — крикнул он и выхватил саблю.

Цыганята от страха бросились врассыпную. Испугались и взрослые цыгане. Кто бросился в шатер, кто в кусты. Остались одни женщины. Они выжидательно смотрели на незнакомцев.

— Не бойтесь, — успокоил их Гергей по-турецки, — мы вас не тронем. Я только детей пугнул, чтобы не галдели. Где старейшина?

Старейшина уже брел им навстречу. На нем был турецкий кафтан, высокая персидская шапка, доломан с большими серебряными пуговицами, на шее висела золотая цепь, в руке он держал толстую палку. Сапоги же он либо забыл надеть, либо считал их ненужными. Так и стоял он босой, тревожно и выжидательно шевеля седыми бровями. Прилипшее к доломану с серебряными пуговицами зернышко фасоли и пятно какого-то желтого соуса доказывали, что старейшина любит плотно позавтракать.

— На каком языке ты говоришь? — спросил Гергей по-турецки.

Старейшина вздернул плечами.

— Да что ж, ваша милость, высокородный барич, на каком языке спрашивают, на том и отвечаю.

— Почему так испугался твой табор?

— Здесь промышляют греки-разбойники. Говорят, их человек пятьдесят. На прошлой неделе в лесу купца порешили. Хорошо, что были тому злодейству свидетели, а то бы на нас свалили.

— Мы не разбойники, а заблудившиеся путники. Едем из Албании. Прослышали об этих разбойниках и потому свернули с дороги. Дай нам проводника, пусть он отведет нас в Стамбул и там пробудет с нами несколько дней. Мы заплатим.

— Хоть десяток проводников дадим, милостивые господа. Тут ведь недалеко.

— Нам нужен только один, но толковый — такой, чтобы знал все ходы и выходы в столице и мог, в случае надобности, подковать коня, починить оружие. Пусть он захватит с собой напильник и молоток. Мы за все заплатим.

Старейшина задумался, потом повернулся к одному закопченному шатру и крикнул:

— Шаркези!

Услышав венгерскую фамилию, всадники вздрогнули.

Из шатра вылез обросший грязью цыган лет сорока пяти. На нем были штаны из коровьей шкуры и синяя рубаха. Штаны на коленях были залатаны красным сукном. Он нес под мышкой доломан и накинул его только на ходу. Когда цыган подошел к старейшине, он уже успел застегнуть доломан, стряхнуть пыль со штанов и даже причесаться при помощи пятерни. Его рябая физиономия вопросительно и тревожно обратилась к старейшине.

— Ты проводишь господ витязей в город и будешь им служить. Положи в суму молоток, напильник и клещи.

Гергей вынул серебряный талер.

— Раздай деньги ребятишкам, старейшина. Спасибо за одолжение.

Старейшина сунул талер в карман.

— Я им сейчас такого дам!..

Детишки живо пустились наутек.

— Что же мне взять с собой? — подобострастно спросил Шаркези по-турецки.

— То, что сказал старейшина. А то вдруг конь раскуется или у мушкета кремневый замок ослабнет… Если у тебя найдется и какое-нибудь целебное снадобье для людей и лошадей, тоже захвати с собой.

— Захвачу, господин. — И цыган побежал к шатру.

— Не устали ли вы, милостивые господа? — спрашивал услужливый старейшина. — А то зайдите к нам, отдохните. Может быть, покушать желаете?

И он направился впереди незнакомцев к своему шатру, который стоял под самой высокой скалой, выделяясь среди остальных шатров в таборе красным цветом.

Жена старейшины расстелила на траве три пестрых коврика. Дочь принялась ей помогать, не сняв даже с головы вуали, в которой плясала.

— У нас есть творог, яйца, рис, масло, хлеб, — говорила женщина, кланяясь. — Коли вы, витязи-красавцы, подождете, я и курочку зажарю.

— Подождем, — ответил Гергей. — А то, по правде сказать, мы проголодались, да и не очень торопимся.

Теперь их окружали одни женщины. Каждая предлагала погадать. Старуха цыганка с обвислой грудью уже присела на корточки и начала встряхивать фасоль в решете.

Гергей зашарил в кармане.

— Прошу тебя, раздай им эти деньги, — сказал он старейшине. — У нас нет никакой охоты гадать.

Старейшина сунул талер в карман.

— Вот я их отважу, не будут приставать! — И, подняв палку, он крикнул женщинам: — Убирайтесь отсюда!

Путники мирно расположились на траве и принялись за разнообразные кушанья, которые поставила перед ними жена старейшины.

— Я вижу, вы весело живете, — ласково сказал Гергей старейшине, отхлебнув большой глоток воды из кувшина. — У вас нынче праздник или девушки всегда так танцуют?

— Завтра пятница, — ответил старейшина, — и они подработают немного у Сладких вод.

Гергей старался извлечь пользу из каждого его слова.

— Мы еще никогда не бывали в Константинополе, — сказал он. — Сейчас едем, чтобы вступить в войско султана. А что такое Сладкие воды?

— Это у турок место гулянья на берегу залива Золотой Рог. По пятницам все богатые турецкие семьи съезжаются туда на лодках. В такие дни и цыганам перепадает несколько пиастров. Девушки наши танцуют, старухи гадают. У нас хорошие гадалки…

— За девушек своих не боитесь?

— А чего бояться?

— Того самого, чего все боятся.

Старейшина пожал плечами.

— Что с ними случится?

— В рабство попадут.

— В рабство? Это и для них неплохо, и нам польза. — Он махнул рукой: — Но турку нужна белолицая женщина, а не цыганка. Наши девушки иногда заходят даже во двор гарема. Сейчас вот танцуют вместе, готовятся — может, завтра их пустят в сераль.

Эва обратилась к Гергею:

— Как по-турецки «вода»?

— Су, ангел мой.

Эва вошла в шатер и сказала дочери старейшины:

— Су, су, душечка!

Цыганка отдернула задний полог шатра. За ним в горе темнела просторная прохладная пещера. Из скалы сочилась вода и каплями падала вниз. Капли выдолбили в камне водоем.

— Хочешь, выкупайся, — предложила движением руки цыганка и вместо мыла протянула Эве кусочек глины.

Эва посмотрела на девушку. Цыганка глядела в ответ из-под длинных ресниц. Взгляд ее говорил: «Юноша, до чего ты красив!»

Эва улыбнулась и погладила девушку по нежной горячей щеке. Цыганка схватила руку Эвы, поцеловала и убежала.

Когда путники углубились в чащу, Гергей окликнул кузнеца-цыгана.

— Друг Шаркези! Было у тебя когда-нибудь десять золотых?

Цыган удивился, что к нему обратились по-венгерски.

— Было даже больше, да только, прошу прощения, во сне.

— А наяву?

— Наяву было у меня однажды два золотых. Один я берег два года — хотел знакомому мальчонке отдать, а потом купил на эти деньги коня. Конь издох. Теперь ни коня, ни золота.

— Если будешь нам служить верой и правдой, за несколько дней заработаешь десять золотых.

Цыган просиял.

Гергей продолжал расспрашивать его:

— Ты зачем в Турцию приехал?

— Турки привезли. Все уговаривали, мол, такому силачу-молодцу место только в войсках.

— Да ты же никогда не был силачом.

— А я не про руки говорю, целую ваши руки-ноги, а про дудку. Я на дудке молодецки играл. Дударем я был и слесарем, целую ваши руки-ноги, потому турки то и дело хватали меня. Привезут, поставят работать, а я убегаю.

— Жена у тебя есть?

— То есть, то нет. Сейчас как раз нет.

— Если хочешь, можешь вернуться с нами домой.

— Зачем мне домой, прошу прощенья? Своего доброго хозяина я все равно больше не найду. А дома опять турок схватит.

— А ты разве служил у кого-нибудь?

— Конечно, служил. У большого господина, у самого знатного венгра. Он каждый день давал мне жареное мясо на обед и обходился со мной хорошо. Господин мой, бывало, скажет приветливо: «Почини-ка ты, черномазый, вот это ружье…»

— Кто же этот господин?

— Да кто ж иной, как не его милость господин Балинт!

— Какой Балинт? — спросил Янчи Терек.

— Какой Балинт? Да его милость Балинт Терек!

Гергей поспешил вмешаться и опередить Янчи.

— А что ты знаешь о нем? — и он знаком напомнил Янчи об осторожности.

Цыган пожал плечами.

— Я ведь ни с кем не переписываюсь.

— Но ты хоть слышал о нем что-нибудь?

— Да, говорят, он попал в рабство. Жив ли, помер ли — не знаю. Наверно, помер, а то были бы вести о нем.

— Где ты служил у него?

— В Сигетваре.

Юноши переглянулись. Ни один из них не помнил цыгана. Правда, они недолго жили в Сигетваре, в этом комарином гнезде, а слуг и всякой челяди у Балинта Терека была уйма, всех не упомнишь.

Гергей внимательно всматривался в лицо цыгана и вдруг улыбнулся.

— Погоди… Вспомнил, вспомнил! Ты был когда-то невольником Юмурджака, и тебя освободил Добо.

Цыган уставился на Гергея, потом затряс головой.