Ведьмин клад - Татьяна Корсакова

– Спокойной ночи! – рявкнул он и направился прочь от гостевого домика.

Наталья так ничего и не ответила…

…Утро принесло с собой головную боль и чудовищное похмелье – ночные возлияния не прошли даром. Егор, не открывая глаз, потянулся. Какой дурак сказал, что спать на сеновале – исключительное удовольствие? Брехня все это! Неудобно, колко и тело затекло так, словно он спал на кирпичах, а не на сене. Да ладно бы спал, а то ведь всю ночь кувыркался. Сначала с Натальей, но это хотя бы было приятно, а потом, когда Егор перебрался на сеновал и только‑только закрыл глаза, приперся Померанец…

Ночь Антоха провел с неменьшей пользой, чем он: реализовал сразу две свои внутренние потребности, и телесную, и душевную. С телесной все было более или менее понятно – продавщица сельпо не смогла устоять перед гарным городским хлопцем и после непродолжительных уговоров отдалась его страстным ласкам. А вот с душевной потребностью все было гораздо сложнее. После самоутверждения на любовном фронте Померанцу захотелось утвердиться на социальном, то бишь подраться. Что он и сделал, вызвав на дуэль лучшего вальщика леса в районе. Вальщик леса оказался жуликом и негодяем и явился на дуэль не один, а с товарищами. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы Макар, обеспокоенный их долгим отсутствием, не пришел к клубу и не растащил дуэлянтов. Померанец легко отделался, хотя из его разбитого носа кровищи натекло немерено, и, не зная предыстории, можно было запросто решить, что его пытали. В общем, выспаться Егору так и не удалось. Сначала на пару с Макаром пришлось усмирять рвущегося в бой Антона, а потом еще полчаса выслушивать его пьяные завывания…

Егор открыл один глаз. В лучах утреннего солнца переливались золотом пылинки. Картинка была красивой, и он отважился открыть второй глаз. Лучше бы не открывал, потому что его чувство прекрасного тут же было осквернено видом распухшей померанцевской рожи, а в душе родилось неконтролируемое желание наподдать товарищу по почкам.

– Проснулся? – Антоха открыл один глаз, второй заплыл и не открывался.

– Отвали! – проворчал Егор и отвернулся, чтобы не видеть этого безобразия.

– Классно мы вчера погудели! Да, Ялаев? – спросил Померанец заискивающе.

– Особенно ты.

– Ну, с кем не бывает! Зато будет что в старости вспомнить.

Утверждение это было весьма сомнительным, но удивительным образом примирило Егора и с Померанцем, и с действительностью. Вспомнить и в самом деле будет что. Одно только нападение медведя тянет на целую главу в мемуарах…

Выспаться так и не получилось. А все из‑за Егора. Ну кто его просил?! Даже вспоминать стыдно… Да и сама она тоже хороша, никто ее силой не заставлял, сама же и поддалась телесной слабости. А попробуй не поддаться, когда больше четырех лет без мужского внимания, а он такой… настойчивый и ласковый.

Права была матушка Анисия, когда не взяла ее в послушницы, сумела рассмотреть ее порочную суть. Сначала матушка‑настоятельница рассмотрела, а теперь вот Егор помог тайным страстям выплеснуться наружу. Теперь она все про себя знает. Жаль только, что знание это не способно снять камень с души.

К завтраку Настя готовилась очень тщательно, не хотела, чтобы остальные, и особенно Егор, догадались, что с ней творится. Ничего не творится, просто она прозрела.

Оказалось, что волновалась Настя напрасно. За завтраком все внимание было приковано к Антону. Минувшей ночью с ним случилась беда: напали местные хулиганы и побили ни за что ни про что. В то, что ни за что ни про что, Настя не верила, помнила, как они с Ялаевым вчера собирались в клуб, и лихорадочный блеск их глаз тоже помнила. И Софья Семеновна, похоже, рассказам про хулиганов не поверила, вслух ничего не сказала, но головой покачала весьма неодобрительно.

В общем и целом можно было считать, что утро прошло нормально, если бы не Егор. Он смотрел на Настю так, словно прошлой ночью узнал все ее тайны, и от взгляда этого становилось то жарко, то холодно. Руки сами собой потянулись к шее: дурная привычка – при малейшем волнении теребить крестик. Пальцы коснулись не крестика, а медальона, прощального подарка матушки Василисы. Наверное, веревка, на которой висел медальон, перетерлась, потому что одного‑единственного прикосновения хватило, чтобы он упал прямо на обеденный стол.

– Это что у нас такое?! – Егор оказался расторопнее, заграбастал медальон.

– Отдай! – потребовала Настя.

– Нет, ну интересно же! – Он повертел медальон в руках, даже ногтем поскреб. – Любопытная какая вещица.

– Дай сюда! – Настя уже едва не плакала.

– Егор, как вам не стыдно?! – с упреком сказала Софья Семеновна.

– А что я такого сделал? – спросил он смущенно и протянул Насте медальон. – Я же просто хотел посмотреть.

– Если бы Наталья хотела, чтобы вы это увидели, она бы носила его поверх одежды. А вы поступили так… бесцеремонно.

– Подумаешь, железяка какая‑то! – заступился за Егора Антон. – Наташка, дай‑ка посмотрю!

Вместо того чтобы выполнить просьбу, Настя сжала медальон в кулаке, а руку спрятала за спину.

– Детский сад! – простонал Егор, и Антон согласно кивнул.

– Это подарок, – пытаясь скрыть неловкость, Настя смущенно улыбнулась.

– От кого подарок? – к их беседе неожиданно проявил интерес Макар.

– От одного очень хорошего человека, – сказала она уклончиво.

– Вы, кажется, собирались ехать в город? – попыталась разрядить обстановку Софья Семеновна.

– Вот позавтракаем и поедем, – Макар исподлобья посмотрел на парней.

– Поедем, – пообещал Егор, – наблюдая, как Настя прячет медальон в карман джинсов.

– Возьмите меня с собой, – попросила она.

– Зачем?

– Ну, – она замялась. – Не могу же я все время жить у вас. Позвоню родным, попрошу, чтобы они меня забрали.

– Так отсюда позвони, – предложил Макар. – Чего мотаться‑то туда‑сюда?

– Мне еще купить нужно кое‑чего, – Настя умоляюще посмотрела на Софью Семеновну.

– Макар Петрович, пусть девочка с вами съездит, на город посмотрит, развеется, – сказала та.

– Да пусть едет! Что мне, жалко, что ли? Только, Наталья, имей в виду, нам по магазинам разгуливать будет некогда, чтобы все было быстро, по‑солдатски! Уяснила?

Настя кивнула.

– Значит, на сборы вам ровно десять минут. Кто не успеет, останется в Бирюково.

Десяти минут Насте хватило с лихвой. Да и какие сборы, когда собирать нечего? У нее осталось одно‑единственное дело, надо было как‑то отблагодарить добросердечных хозяев за заботу. Из пачки, которую дал ей староста, Настя достала три стодолларовые купюры, положила их под свою подушку. Софья Семеновна начнет перестилать постель и найдет…