Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду - Леонид Фиалковский

Суровы были лица моих товарищей. Смотрели с ужасом и болью на происходившее напротив и молчали, застыв как камни.

Подполковник Иванов, командир роты Михайловский и представители штаба бригады раньше всех позавтракали и убыли хлопотать о переправе с острова.

Вечером они вернулись. Ничего нового для нас не было. Очередь еще не подошла, хотя работала переправа круглые сутки.

Прошли еще одна ночь и день. Как-то сразу похолодало. Шинель не согревала. Мы зябли. Костры разжигать не решались — соблюдали светомаскировку. Даже кухню отогнали подальше от нашего расположения в овраг, чтобы не искрила и не дымила рядом. И в эту ночь мало кто спал. Остров бомбили, особенно переправы, западная и центральная части его обстреливались артиллерией. Все были напряжены до предела. Из пекла выбрались, но и здесь не были в безопасности. Смерть могла настигнуть случайно. Не хотелось, чтобы это произошло от бомбы или снаряда уже вдали от передовой, не хотелось, чтобы это произошло во сне. Ко мне подошел красноармеец Ожешко с надутой камерой от колеса машины.

— Возьми, доктор, пригодится. Слышал, плавать не умеешь. Будем переправляться — держи возле себя на всякий случай.

Тронул он меня этой заботой до слез. Поблагодарил его. Почему-то не догадался я раньше запастись камерой. Поможет ли она, когда будут вокруг осколки и пули, но была приятна его забота и товарищей.

Далеко за полдень прибыл представитель из штаба бригады и распорядился срочно вытягивать в походную колонну автомашины для следования к переправе. Приказал гасить огонь в топках и полностью выгрести уголь, иначе не пустят на переправу. Задерживаться нельзя, так как должен подойти паром и после его выгрузки сразу же загружаться будем мы.

Вражеская авиация бомбила остров. Наша группа была очень заметной мишенью для врага. Наконец под гул самолетов, взрывы бомб и матерщину Иванова двинулись вперед, двигались с частыми остановками среди других частей и машин с ранеными, которые также шли на одну из переправ. Прошли оцепление и вышли к рукаву Волги севернее переправы. Вдали уходил пароходик, на прицепе у которого была баржа с войсками и ранеными. Видны были и лошади, повозки. У причала швартовался подошедший паром, на который нам предстояло грузиться. Выгружались артиллерийские самоходные противотанковые установки с 76-мм пушками. На уходившей перед нами барже вдруг поднялся огромный столб воды, из которого взметнулся в небо черный силуэт «юнкерса». Затем дошел звук глухого взрыва и гул пролетевшего самолета. Все это так неожиданно случилось, что не успели сразу сообразить, что произошло. Баржа стала крениться набок, и машины, люди, повозки, лошади — все, что на ней находилось, посыпалось в воду. В сознании стал вырисовываться весь ужас происходившего.

Маленький пароходик-буксир не остановился, продолжал так же медленно двигаться вперед, баржа ушла под воду, и он тащил уже под водой то, что осталось от баржи. Все это произошло в считаные минуты. На месте взрыва плавали разные предметы, бочки, копошились люди, лошади, и оттуда отходили высокие круговые волны.

От причала и с противоположного берега шли спасательные катера. Стреляли отчаянно зенитки вокруг переправы и с противоположной стороны, но в небе ни наших самолетов, ни вражеских не было видно. Мы застыли от ужаса, уставились на съезжавшиеся к месту катастрофы спасательные катера. Слишком мгновенно и неотвратимо все произошло. Волга поглотила на наших глазах баржу с людьми, лошадьми и техникой. Была баржа, и нет ее. Кто вершит судьбами людей?

Случившееся очень сильной болью отразилось на каждом из нас. Я почему-то достал надутую воздухом камеру, прижал ее к себе и застыл, сидя поверх имущества в кузове. Должно быть, очень смешно выглядел.

Слез с машины, стал рядом. Одной рукой держался за борт, в другой держал камеру. Подошел Костя и сказал мне:

— Чего вцепился? Сейчас она тебе не нужна, да и на пароме мало шансов — пробьет осколок. Вплавь, только вплавь можно будет выбраться. Главное — не растеряться.

Все так, а как на деле?

Очень спешно разгружались артиллеристы, и сразу же на погрузку пошли мы. Пропустило нас второе оцепление, и мы вышли к причалу. Загрузились быстро. Это была уже не баржа, а паром, более плоский и широкий, низко сидящий в воде. Вместе с нами погрузилось подразделение другой части. Взял нас на буксир пароход и медленно потащил против течения к противоположному берегу. В сумерках подошли к причалу. Подхватили концы, подтянули и укрепили паром. Разгружались спешно уже в темноте.

Машины отошли от причала, выстроились в походную колонну и медленно ушли опять по пыльной степной дороге в ночь Заволжья. Через полтора часа остановились. Рассредоточили машины. Выставили караульных.

Все напряжение прошедших дней враз прошло. Все свободные от наряда мертвецки уснули. Почувствовали, что все опасности позади. Я забрался в кузов бортовой машины к командиру автовзвода Манько. Он лежал поверх какого-то груза, накрытый плащ-накидкой. Что-то проворчал, но не проснулся. Я в шинели и сапогах протиснулся к нему под накидку и провалился в бездну.

Проснулся с криком. Манько меня тряс за плечи, отталкивал. Я крепко вцепился в него, не понимая, где я. Темнота ночи уходила. Оглядываясь, я спросил его:

— А где вода, где они?

— Проснись! Ты на машине. Орал чего-то, меня душил. Приснилось что?

Я все осматривался, приходил в себя. Смутно вырисовывалась действительность. Стал понимать, где я сейчас и что недавно видел.

…Бомба ударила в паром, взорвалась, и люди, машины, пушки — все попадало в воду. И я в воде. В руках у меня наполненная воздухом камера от мотоцикла. Одной рукой держусь за камеру, другой гребу. Замечаю, что камера становится все меньше и меньше. Воздух пузырьками выходит через отверстие, пробитое осколком. Пальцем зажимаю отверстие, а камера все меньше и меньше, руки коченеют, и еле держусь за нее и чувствую, что она совсем без воздуха и не нужна уже мне такой. Я ее выпускаю из рук — она уходит на дно…

Как потом понял из рассказа Манько, он проснулся от того, что я руками вцепился в него и кричал. Разбудил и испугал его. Некоторое время еще лежал, обдумывал произошедшее. Постепенно приходил в себя, пока не почувствовал, что замерз. Слез с машины и стал разогреваться быстрой ходьбой, бегом трусцой. Солнце взошло. Начинался новый день. Возле кухни уже возились повара. Все остальные еще спали. Надо же, чтобы такое приснилось…

Завтрак растянулся, люди спали, вставать не хотелось, и могли позволить себе отдых наконец. Кроме нашей роты, вокруг никого не было. Стояла непривычная тишина. Мелкий кустарник и безбрежная заволжская степь…