Бойня продолжается - Дэвид Герролд

Тысяченожки, шмыгающие стаями, толстые и блестящие. Они держатся темных мест между гнездами, прячутся под листвой, иногда в норах, стремительно выскакивая оттуда, чтобы покормиться отбросами, а чаше трупами.

Картины смерти. Мертвые дети. Младенцы. Собаки и куры. Кроликосушества.

Один раз - гнусавчик. И ни разу - червь.

Жирная туша, когда-то бывшая женщиной, бесформенная и раздутая.

Накачанная. Вздутые, как конечности моржа, бедра, почти не способные шевелиться, толстые икры, ступни - как ласты, вывернутые наружу, бесформенные.

Огромные студенистые руки, отвисшие груди, черные пятна сосков. Она обнажена, коричневая кожа маслянисто блестит и разукрашена узорами ужасных ветвящихся рубцов, трещинами рассекающих кожу, словно ее что-то пробуравило.

Множество голодных маленьких тварей ползает, вертится, усеивает ее огромное тело, пожирая его.

Бездумная плоть бродит как ей заблагорассудится. Вот волочится, шаркая ногами, неодушевленное существо, согнутое, словно обезьяна, с позвоночником, деформированным ее весом, скрюченное и раскачивающееся при ходьбе, превратившее свои атрофированные руки почти в передние лапы. И все-таки неуловимо похожее на женщину. С остекленевшими глазами. С отсутствующим, ничего не выражающим лицом. Отяжелевшие телеса как бы сползают с черепа.

Черты расплываются, и все лицо неумолимо превращается в искаженную гравитацией маску, задиристую, затаенно враждебную, уродливую, печальную, страдальческую - понимает ли она вообще, что с ней случилось? Уже не человек, но пока узнаваемая, она движется по лагерю, как блуждающая болезнь, поедая хторранскую ягоду, норичник и красные орехи. Жует безостановочно и отрешенно. В ее чертах, как в кривом зеркале, отражаются стада Сан-Франциско и Лос-Анджелеса. Как она умудрилась выбраться из своего загона? Черви всех цветов и размеров провожают ее взглядами, когда она ковыляет мимо. Одни просто игнорируют ее, другие останавливаются, чтобы с любопытством обнюхать, а потом плывут дальше. Один принюхался - и быстрым рывком подмял ее под себя. Обильно хлынула кровь. Червь глотает и рвет, рвет и глотает, заталкивая ее плоть себе в глотку. На лице женщины безразличие. Наркотики?

Ее глаза широко раскрыты - не от боли, а от удивления, - когда она исчезает в окровавленной пасти чудовища. Червь отдыхает на черной от крови земле, спазматически подергиваясь, пока она проходит по его пищеводу.

Это и есть конец света? С отрыжкой вместо грома небесного?

Я все ждал его - того момента, когда чудовищность перестанет на меня действовать, когда я потеряю всякую чувствительность. Но вместо этого - испытывал еще больший ужас. И конца этому не предвиделось. Я остался один в этом аду. Только я, Бог и черви.

Я больше не знал, кто я такой.

Как трансформировались черви, так трансформировался и я.

Но во что?

Если бы я знал, то трансформацию можно считать завершенной, не так ли?

Мы сбились в кучу в наблюдательном трюме - ученые, техники, обслуживающий персонал, члены экипажа, все, у кого было свободное время. Мы стояли вокруг лееров и смотрели вниз на каких-то жалких сейчас хторров. Их полосы переливались причудливым отражением воздушного судна. Бедные существа - они были рабами своей биологии.

Но я не мог не думать, что мы - такие же рабы своей биологии. Бедные обезьяны.

Обезьяны и черви. Черви и обезьяны. Сцепившиеся в смертельной схватке, смысла которой не понимают ни те, ни другие.

На поверхность всплыла еще одна мысль. Нет такой вещи, как одна обезьяна.

"Что бы это могло значить?" - гадал я.

Диких гастропод нельзя рассматривать как нормальных и рассчитывать, что они будут демонстрировать поведение социализированных особей. С большой осторожностью следует относиться к гастроподам, не впадающим в оцепенение во время дневной жары или не охотящимся по ночам, так как они, по всей вероятности, являются дикими.

Однако в холодную погоду это правило не соблюдается. Зимой всех гастропод следует рассматривать как особо опасных, поскольку в это время года очень велика вероятность того, что они недоедают и, возможно, даже голодают. Гастроподы не впадают в зимнюю спячку и нуждаются в большом количестве пищи, чтобы поддерживать высокую температуру тела. Например, печально известная атака гастропод на Шоу-Лоу произошла перед самым вечером, в холодный и пасмурный день 4 января.

27. Присвоение имен

Все кошки носят одно и то же имя. Оно в точности напоминает звук, который слышится при открывании консервной банки.

Каким-то образом мы продолжали делать свое дело.

Как только дистанционные датчики попали в гнездо, мы начали метить отдельных особей, пытаясь вникнуть в суть жизни мандалы.

Датчик сбрасывается, выстреливает микрогарпун, его жало прокалывает кожу, передатчик начинает работать, нанодатчики расползаются по телу существа. Животное их, похоже, никогда не замечает. Мы метим гнусавчиков. Горпов. Кроликособак. Червей. Мы метим племена, семьи, отдельных особей. Мы метим все.

Доктор Крис Суитт находит корреляцию между полосами кроликов и цветами их семейств, а позже распространяет это на целые племена в пределах мандалы.

Затем он обнаруживает другую корреляцию между узором на спине гнусавчиков и полосами червей в гнезде, которое эти гнусавчики обслуживают. Начинает складываться теория насчет мандалы. Гнусавчики - это семейные слуги, горничные и садовники. Кролики - они идентифицируются с племенами, которые гораздо шире семейств, - доставляют пищу, а иногда сами становятся пищей.

По мере накопления данных мы начали давать условные имена. Сначала кроликособакам. Как только монитор в кроликособаке оживает, ему автоматически присваивается номерной канал и условный код. Имена так и выскакивают наподобие струйки пузырьков: БИСКВИТ, ПОВТОРНЫЙ ПОКАЗ, ГОРЯЧИЕ ГУБЫ, МИСС МАФФЕТ, НИГДЕ, ДЯДЯ ПЕС.

Где-то в середине этого процесса началась игра. Мы стали игнорировать условные клички и присваивали животным имена знакомых: СЕТ, ДЖЕК, РИЧАРД, ДАЙАНА, РЕЙМОНД, БИЛЛ, ХАРВИ, ДЖОАННА, КАРЕН, ЛИДИЯ, APT, СЬЮЗИ, ТОМ, ДЖЕРРИ, АЛЛАН, РИЧ, ЭМИ, ЛИНДА, ЧЕЛСИ, ГОВАРД, РОБЕРТ, ДЖИННИ, ЭНН, ТОДД, ДЖИДЖИ, АЛЕК, ФРЭНК, БЕН, БАРБАРА, СПАЙДЕР, ДЖИННИ, ДЖЕФФ, КЭРОЛ, НЕЙЛ, ДЖЕНЕТ, ЧИП, ЭНЗИР, КЭРРОЛ, РО-БЕРТС, МОУЛИ, ПАУЭРС, ГАНС, НЭШ, МЭРФИ, ФАРРЕН, ХАЙДЕН, ЭЛИС, ЙОН, БЕТТИ, МЕЙ-БЕТ, РЭНДЕЛЛ, СТИВЕН, РЭНДО, ДЭВИД, ФОРРЕСГ, ДЕННИС, МАЙКЛ, ДЖОН, ПОЛ, ДЖОРДЖ, РИНГО, МИК, БАСТЕР, ЧАРЛИ, СТЕН, ОЛЛИ, БАД, ЛУ, ГРУ-40, ГАРБО, ЧИКО, ЗЕППО, ЛЮСИ, РИККИ, ФРЕД, ЭТЕЛЬ, БИЛЛИ, ПЕГГИ, СОФИ, ЛИЛИ, БЕТТИ, МИСС ХРЮША, КЕРМИТ, МИККИ, ДОНАЛД, БАЛБЕС, ЭЛМЕР БАГС, ЧУДАК, ГРЯЗНУЛЯ, СОНЯ, СОПЛЯ, ТИХОНЯ, ЗЛЮКА, СЧАСТЛИВЧИК, ДОК, НАРКОМАН, ПРОНЫРА…

Давать женские имена было, конечно, не по правилам. Все кроликособаки - самцы. Но некоторые из них выглядели столь розовыми, столь симпатичными и ласковыми, что эмоции пересиливали логику. А кроме того, их было слишком много, этих маленьких монстров. Только в первый день мы пометили больше тысячи.

Позже мы начали присваивать имена червям. ЛАВКРАФТ, ПО, УЭЛЛС, ДОЙЛЬ, САКЕ, КИНГ, ЭЛЛИСОН, БЛОХ, ЯРБО, ГРАНТ, КТАЛХУ, АРКХЕМ, БАЛРОГ, ЯЩЕР, ГОДЗИЛЛА, ВЕЗУВИЙ, КРАКАТАУ, ХИРОСИМА, НАГАСАКИ, ШИКЛЬГРУБЕР, НАПОЛЕОН, АТТИЛА, НИКСОН, МАО, СТАЛИН, АВГУСТ, ТИБЕРИЙ, КАЛИГУЛА, КЛАВДИЙ, НЕРОН. Одну компанию, помеченную во время пения, мы окрестили - БАХ, БЕТХОВЕН, БЕРНСТАЙН, БРАМС, МОЦАРТ, БРУКНЕР, ВАГНЕР, ЧАЙКОВСКИЙ, ШОПЕН, РАВЕЛЬ, СТРАВИНСКИЙ, МУСОРГСКИЙ, ДЕБЮССИ ПРОКОФЬЕВ, ШОСТАКОВИЧ, ЛИСТ, РАХМАНИНОВ, ХОЛСТ, ОРФ, ПАГАНИНИ, ГИЛБЕРТ, САЛЛИВАН, РОДЖЕРС, ХАММЕРСТАЙН, СОНДХЕЙМ, ВЕБЕР, ВОАН-УИЛЬЯМС, ГОЛДСМИТ - и какой-то, черт его знает, ВАН ДЕЙК ПАРКС.

А потом один из наших техников, Уильям Бенсон, глядя на огромный экран, вдруг брякнул:

- У моей сестры волосы точно такого же цвета, как этот хторр. У нее почти столько же разноцветных полос.

- Как зовут вашу сестру? - спросил доктор Суитт.

- Кэролайн Джейн.

- Хорошо, - сказал Суитт. - Пусть будет КЭРОЛАЙН ДЖЕЙН БЕНСОН. - Он набрал на клавиатуре имя, потом взглянул на экран и содрогнулся. - Только не говорите мне, что это ее естественный цвет

КЭРОЛАЙН ДЖЕЙН БЕНСОН оказался жгуче-оранжевым червем со сверкающими полосами ярко-красного и желтого цветов, местами обрамленными ужасной черной каймой.

- Когда мы вернемся, я вас познакомлю. Тогда сами убедитесь.

- Пожалуйста, это не для меня. Я больше никогда в жизни не захочу видеть ничего рыжего.

КЭРОЛАЙН ДЖЕЙН БЕНСОН пересек экран, исчезнув из поля зрения камеры, и спустя секунду появился на другом дисплее. Это был толстый зверь, лоснящийся, кричаще яркий - и несомненно самодовольный. Он почему-то напомнил мне средневекового японского самурая, надменно шествующего по деревне мимо почтительных крестьян. Из какого бы семейства ни происходил КЭРОЛАЙН ДЖЕЙН БЕНСОН, к этому семейству определенно следовало относиться с осторожностью - а возможно, и ко всему племени.