Обреченный на смерть - Джейн Клиланд

Альварес моментально насторожился и впился в меня взглядом.

— Что вы знаете о «Тягучей ириске»?

— Ничего, — ответила я.

— Тогда почему вы считаете важной связь между Барни и магазином?

— Я так не считаю, я лишь подумала, что она могла быть важной. Вот и все.

— Не пудрите мне мозги.

— Я ничего не знаю.

Но он продолжал сверлить меня глазами.

— Почему? — с еще большим нажимом спросил он.

Я с вызовом ответила на его взгляд и вцепилась пальцами в сиденье стула, боясь показать свою слабость и разрыдаться и одновременно готовясь выдержать любые муки. Мысленно я напоминала себе, что не сделала ничего плохого.

— Я сказала вам все, что могла.

Альварес раздраженно грохнул кулаком по столу.

— Джози, хватит ломать комедию, немедленно скажите, что вам известно.

Я подскочила, напуганная неожиданной вспышкой гнева, но тут же сделала глубокий вдох, усмиряя сердце, грозящее разорваться на куски.

— Не кричите на меня, — тихо попросила я.

— Я и не кричу, — громоподобно возразил он.

Мы хмуро уставились друг на друга.

Нашу дуэль прервал Макс, который, откашлявшись, сказал Альваресу:

— Сомневаюсь, что, задавая вопросы таким тоном, ты добьешься хоть какого-то результата.

Альварес повернулся к нему:

— Фактически она заявляет, что в моем департаменте происходит утечка информации. И как, по-твоему, я должен реагировать на сообщение о должностном преступлении?

— При чем здесь должностное преступление? — пожал плечами Макс. — Во-первых, люди любят посплетничать. Во-вторых, не только полиции известно о звонке мистеру Гранту из «Тягучей ириски». Как насчет служащих телефонной компании, Тай?

Я и забыла, что Альвареса зовут Таем, зато отметила, что использование личного имени в самый разгар свары — очень эффективный способ уменьшить накал страстей. Следом я припомнила наставления отца о том, как управлять своим гневом. Он говорил, что, когда собеседник начинает кричать на тебя, надо глубоко вдохнуть, вежливо улыбнуться и заговорить примирительным тоном. «Это его обезоружит, дочка, — внушал мне отец. — Добей его добротой. Он увидит, что ты ведешь себя как лидер, и сникнет».

— Мы еще поговорим об этом, — буркнул Альварес, ткнув пальцем в мою сторону.

Хотя мое сердце по-прежнему бешено колотилось, я кротко спросила:

— У вас есть еще что-нибудь или мы уже закончили?

Альварес, продолжая сверлить меня напряженным взглядом, несколько раз глубоко вдохнул, потом повернулся к Максу и заговорил обычным, ровным голосом. По крайней мере сейчас ему удалось обуздать свой гнев.

— Для дальнейшего расследования нам нужно предложить кое-кому купить Матисса. Я надеюсь, что Джози сделает один звонок, чтобы договориться о встрече, на которой покажет картину и поторгуется о ее цене.

— С подозреваемым в убийстве? — недоверчиво спросил Макс. — Ты просишь Джози сделать что-то незаконное и подвергнуть себя опасности?

— Ей ничего не будет угрожать.

— Откуда ты можешь это знать? Ты превращаешь ее в мишень! Посмотри, что случилось с мистером Грантом, когда он захотел продать Ренуара. Если ты считаешь, что идея настолько замечательная, сам и займись ее осуществлением! Разве ты никогда не работал под прикрытием?

— Только не обижайтесь, я не имею в виду лично вас, — обратился ко мне Альварес. — Но мне кажется легче поверить в нечистого на руку антиквара, чем в такого же шефа полиции.

— Да неужели? — ответила я. — Как будто выпуски новостей не пестрят историями о продажных полицейских!

— Но дело не только в этом. При таком раскладе вероятность успеха намного выше. Доведенные до отчаяния люди не обращают внимания ни на что, кроме того, что им действительно нужно. Подумайте: если в этой ситуации появитесь вы, они воспримут ваше предложение как дар свыше. Но если это сделаю я, то из-за моей должности они решат, что я хочу заманить их в западню.

Я поняла, что он хотел сказать. Когда вы голодны, все, о чем вы можете думать, — это где раздобыть еду. Только богатые люди позволяют себе беспокоиться о том, из чего еда приготовлена, или выбирать, что они в настроении съесть.

— Вы думаете, люди не удивятся, если я предложу сделать что-то незаконное? — спросила я.

— Только без обид.

— Я и не думала обижаться, — нарочито вздохнула я.

Альварес слегка улыбнулся.

— Итак, что вы думаете?

— Я думаю, что ты сошел с ума, — покачал головой Макс. В его голосе были слышны нотки изумления. — Не знаю, что ты планируешь, но я уже слышу, как адвокаты требуют освободить своего подзащитного, так как ты спровоцировал его на преступление.

— Я связался по этому поводу с Мерфи. У нас развязаны руки.

— Мерфи?

— Он самый.

— О ком это вы? — поинтересовалась я.

— Заместителе окружного прокурора, — пояснил Макс.

— Итак, когда нам больше не грозят жалобы в провокации, могу я объяснить?

Макс скрестил руки на груди.

— Хорошо, но маловероятно, что мы согласимся.

— Я понял. Я хочу поймать человека, которого считаю виновным в убийстве, на меньшем преступлении. Потому что как только я его арестую, я смогу на законном основании взять у него отпечатки пальцев, допросить и возбудить дело. Все просто. Вот чего я хочу.

Макс посмотрел на меня. Я задумалась, хватит ли у меня мужества сделать то, о чем меня просят. Мне потребуются уверенность и спокойствие. Я не смогу заплакать, если мне станет страшно. Эта мысль заставила меня занервничать — я знала, что до сих пор не в состоянии контролировать свои эмоции. Но Альварес, хотя имел возможность полюбоваться на меня в моменты моей слабости, похоже, считал, что может положиться на меня. Именно благодаря его вере в меня я поверила в себя. Если я смогу ему помочь, то это станет этапом на пути моего перерождения, подумала я. А успех влечет за собой новый успех. Кроме того, мне вспомнились слова мамы: «Если ты не знаешь, как поступить, поступай правильно».

— Я согласна, — ответила я, внезапно осознав, что все еще держусь за стул, как утопающий за соломинку, и подбодрила себя старой пословицей: «Притворяйся, пока это не станет правдой».

Я надеялась: если не признаюсь в своем страхе, то он исчезнет, и я стану сильной, смелой и жизнерадостной. Я сглотнула подступивший к горлу ком и улыбнулась, добавив:

— Я буду рада вам помочь.

— Погоди, — вмешался Макс. — Я набросаю письмо, в котором ты просишь Джози о помощи и благодаришь за ее согласие. Ты должен будешь его подписать. Это на всякий случай.

— Я сейчас приведу Кати, и ты можешь ей продиктовать, — предложил Альварес. — Тогда оно будет на официальном бланке. — Он повернулся ко мне: — Я с удовольствием его напишу и подпишу, потому что это абсолютная правда.

Я улыбнулась и смущенно прошептала:

— Спасибо.

Глава 19

Мы долго просидели, разбирая детали плана, и я едва не опоздала на встречу с супружеской парой, распродававшей имущество в связи с переездом на квартиру поменьше. Во время обсуждения Макс не вымолвил ни слова.

Около полудня Альварес попросил Кати принести нам сандвичи, и мы поели, продолжая уточнять, что я должна делать и говорить и в какой обстановке. В качестве декораций для будущего спектакля Альварес определил мой склад: в помещении, набитом всякой всячиной, было трудно обнаружить микрофоны и камеры слежения, а также притаившихся полицейских. Кроме того, Альварес сказал, что сейф, в котором мы держим выручку от продаж, ненадежен; для хранения Ренуара нужен более прочный, каковой мне и доставят из участка.

Я чувствовала себя до странности естественно, планируя ложь, которую собиралась произносить. Я не сомневалась, что сумею сыграть роль, отведенную мне Альваресом. У меня даже появилась мысль: «А не перепутала ли я свое призвание? Возможно, из меня получилась бы неплохая аферистка».

В час пятнадцать Альварес дал отбой.

— Ладно, на этом все. Главное — чтобы вы не подкачали, остальное — наша забота.

— Я не подкачаю, — заверила я.

Он проводил нас до стоянки.

— Вас все устраивает? — спросил он на прощание.

— Да. — Я постаралась придать голосу твердость. — Но буду рада, когда все это закончится.

Благодаря тому, что я держала при себе свои опасения, Альварес и Макс повеселели. Они не видели, как я помрачнела, захлопнув дверцу машины и осознав, что на мои плечи взвалена тяжелая ноша, но я обязана была ее выдержать. Я поклялась мысленно, что оправдаю доверие Альвареса. Всю дорогу я подбадривала себя, говоря, что справлюсь.

Входя в два часа в огромный дом в колониальном стиле в Дурхаме, я задумалась, каково это — покидать такой дом. Что чувствуют его хозяева? Грусть? Или освобождение? Дом был загородной мечтой каждой американской семьи — свежевыкрашенный, расположенный в красивом месте. От него веяло безмятежностью и довольством.