Весенние игры в осенних садах - Юрий Винничук

– Сволочь ты, – сказала Вера, отхлебнув мартини.

В ее словах слышалась горькая правда. Я, вздыхая, поплелся на кухню, достал из холодильника бутылку вишневки и глотнул из горла.

– Почему ты не ужинаешь? – спросила она с подчеркнутой иронией, неожиданно появившись на кухне.

Прежде чем ответить, я начал вспоминать, что я врал ей насчет нынешнего воскресенья. Кажется, я должен был идти на работу готовить свои странички в газете. Для нас, журналистов, выходных не существует. Логично предположить, что я должен быть голоден, словно дикий вепрь. А Вера знала, что обедать в городе я не люблю. Ну, что же, у меня есть друзья, которые с радостью накормят.

– Я у Влодка перекусил. Он тебе привет передавал.

– Как здорово! Благодарю… И что ты там ел?

– Картофельные оладьи.

– Я тебя, любимый, сегодня везде искала и обзвонила все, что только можно. В редакции трубку никто не брал, а жена твоего Влодка ответила, что ее муж уже неделю в Польше. Это так, между прочим.

– Ну и что это меняет? – не сдавался я. – Разве, если он в Польше, я не мог зайти к ним на оладьи?

– А как же с приветом?

– Нормально. Он как раз позвонил, узнал, что я у них, и передал тебе привет.

Железная логика сражает женщин наповал. А почему? Да потому что мужчины умеют мыслить логично. И это их спасает. Но не всегда.

Я уже нацелился в ванную, чтобы смыть последние следы греха, когда Вера приблизилась ко мне, и уже по одной ее ехидной усмешечке можно было предположить, что готовится нечто феноменальное. Я всегда готов как-нибудь защититься, не дать застать себя врасплох, и все же, клянусь, такого я не ожидал. Да и вообще, разве мог я в тот момент нормально мыслить, когда она прижалась ко мне и поцеловала взасос так, что все мысли улетучились на ближайшие полчаса, одновременно ее лукавая рученька расстегнула мне штаны и змейкой проникла в знакомые ей места. Однако священнодействие это длилось считаные секунды. Вера оттолкнула меня и поднесла ладонь к своему чувствительному носику. Сердце мое остановилось, и до меня дошло наконец все коварство ее поступка, ведь она прибегла к способу, известному, наверное, еще со времен первобытно-общинного строя. Мгновенно моя щека расцвела неповторимой свекольной окраской от пощечины ладони, пахнущей – о раны Господни! – Лидкой.

Получали ли вы оплеухи от своих девушек? Это удивительное и ни с чем не сравнимое ощущение. Это звучит посильнее слов «Я люблю тебя», ибо пощечина – значит не просто любовь, а большая любовь, подлинная и до смерти. Пощечина – это печать глубочайших чувств, более глубокими бывают только чувства, припечатанные ударом ножа или табуретки. Получив такую плюху, вы можете наконец оценить всю силу чувств и девичьей страсти. Можно, я не буду употреблять тех слов, что прозвучали из ее чарующих уст? Я позволил ей выпустить из себя этот неуправляемый словесный фонтан и налил в стакан вишневки. Вишневая наливка – это лучшее лекарство от истерики. Ничто так не успокоит выведенную из себя женщину, как добрая вишневка.

– Все, это конец, – цокала она зубками о стакан. – Ты для меня умер. Даже не пытайся объяснять, что это запах родной сестры! Я не желаю ничего слышать. Ни единого слова.

Я молчал, как рыба. Мое лицо приобрело такое выражение, словно мне только что сообщили, что все мои рукописи сгорели. Написанная на лице трагедия – непременное условие успеха.

– Ты не поверишь, а ведь я любила тебя, – прохныкала она, шмыгая носом. – Это были искренние чувства, и ты убил их.

Я мгновенно примерил маску раскаявшегося палача и на всякий случай точно так же шмыгнул носом – иногда женщины на это ловятся. Но сейчас был не тот случай. Вера ушла в комнату и захлопнула за собой дверь. Я выдохнул наэлектризованный воздух и залез в ванну. Любовь на природе преподносит нам иногда досадные сюрпризы. Лежа в ванне, я задумался над сегодняшним безумным днем. Он просто не мог закончиться иначе и завершился именно так, как того требовали тайные предписания судеб. Так, может, Марьяна была права?

2

Когда я вылез из ванны, Вера смотрела ту же мыльную оперу.

– Даже не приближайся ко мне, – сказала она каменным голосом.

– Хорошо, – сказал я, снимая рубашку и укладываясь рядом. Главное не перечить женщинам.

– Даже не прикасайся ко мне, – сказала она еще тверже.

– Упаси Бог, – ответил я и обнял ее.

Тело ее выгнулось дугой, и ладони уперлись в мою грудь.

– Прекрати, уйди от меня, я тебя ненавижу, ты все, все разрушил, ты негодяй…

Дальше она не могла говорить, я начал ее целовать, и слова оказались просто излишни. Умолк и телевизор, оттуда доносилось лишь прерывистое дыхание Шерон Стоун.

Я стянул с Веры халат и почувствовал, как под моими руками закипает ее горячее тело, она была страстной, как никогда прежде, не отрываясь от моих губ, перевернула меня на спину, оседлала и начала двигаться с такой энергией, словно собиралась истолочь меня в порошок, а спустя минуту выпрямилась и выгнулась назад, давая возможность охватить ладонями ее грудь, она постанывала и жадно облизывала губы, вскрикивая, как раненая птица, захлебываясь от избытка воздуха, и гнала, мчала, наяривала, доводя меня до бешенства. Я закрыл глаза и, чтобы не кончить раньше Веры, начал думать про Марьяну, но мои мысли о ней были лишены эротики, я лишь вспоминал о том, что она мне говорила, в чем пыталась убедить меня, и чем больше я о ней думал, тем дальше откатывалась волна оргазма, так что, когда Вера наконец начала прерывать тихие стоны криками, я вынужден был в мыслях оторваться от Марьяны и сосредоточиться целиком на Вере, дожидаясь, пока она с диким воплем не рухнула, сползая с меня.

После этого мы выпили мартини. Вера прижалась ко мне и спросила:

– Признайся, ты был с ней?

Интересно, кого она имеет в виду?

– Да.

– Я так и думала.

– Видишь ли…

– Не надо… Не надо слов. Ты ведь уже сказал, что у тебя с ней все кончено.

Боже мой, с кем? Когда я это говорил? Неужели у нас с ней шла речь о Лиде или Лесе? Нет-нет, это невозможно, она хочет поймать меня на слове, выведать, но я не должен поддаваться на провокацию.

– Это было прощание.

– Прощание?

– Последний раз на прощание.

– Она тебя об этом просила?

– В какой-то мере.

– Обещай, что это больше не повторится.

– Оно и не может повториться, ведь мы распрощалились.

– Где это произошло?

– На Погулянке… Там есть такое озеро и островок.

– Завтра же поведи меня туда.

– Зачем?

– Я так хочу.

Мне не хотелось спорить. Все же я чувствовал вину за собой.

– Ты меня любишь? – спросила Вера.

– Люблю.

– А если ты бросишь меня… Я тебя убью.

– Я никогда тебя не брошу.