Солнце восемь минут назад - Анна Витальевна Малышева

нет, – пробормотала она. И двинулась кругами по комнате, освещая каждую половицу, комментируя на ходу: – Здесь много. И вот тут. А вот здесь уже ничего.

Она внимательно проверила порог, пристально исследовала крыльцо, с которого Жора счистил снег и сколол лед. Вернулась в комнату, где стояла тишина, нарушаемая только потрескиванием прогорающих углей в камине.

– Кровотечение остановилось здесь – Нина указала на участок пола, примерно на полпути к двери.

– И что это значит? – хрипловато спросила Александра, не узнавая собственного голоса.

– Это значит, что оно по какой-то причине остановилось, – холодно ответила девушка. – Может, тугая повязка сработала. Так или иначе, тряпки потом оказались на кухне.

– Но… Кто тут был привязан?! – выдавил Жора.

– Спроси своего брата, – бросила Нина, возвращаясь к камину и продолжая осмотр.

– Максим никого не мог привязать! – запальчиво возразил парень. – Я знаю его, он не мог! Он очень хороший, он знаете какой добрый! Да здесь и не было никого!

– Кто-то был, – лаконично ответила девушка.

Она принялась светить на стены, на кладку каминной трубы. Поднявшись на цыпочки, осматривала кирпичный выступ над очагом, на стыке с трубой. В своем шале Александра держала на таком выступе спички, каждый раз напоминая себе, что это небезопасно – коробок мог вспыхнуть от нагрева.

– Есть! – вдруг произнесла девушка, не сводя глаз с выступа. Сделала несколько снимков телефоном. Порывшись в карманах, вынула пачку бумажных носовых платков. Достав несколько, с величайшей осторожностью сняла с полки плоский черный предмет, по форме – вытянутый узкий прямоугольник. Продемонстрировала его зрителям, затаившим дыхание.

– Есть, – повторила Нина, продолжая держать в руках черный разделочный нож. Черными были и лезвие, и рукоятка. На лезвии в свете фонаря блестели серебряные японские иероглифы.

– Какого черта? – только и смог вымолвить Жора.

– Все вопросы к твоему доброму брату, – повторила Нина. – Так ты абсолютно уверен, что здесь никого, кроме него, не было? Ты все время контролировал ситуацию? Никогда не спал? Не было приступов? Насколько я помню, ты месяц назад слез с метадона. По моему разумению, первую неделю ты должен был валяться в постели, и, вероятно, связанный.

Жора ответил ей мрачным взглядом.

– А вообще, помнишь первую неделю? – допытывалась Нина. – Нет? Неудивительно. Удивительно то, что ты выжил без капельниц, без врачей. Но без последствий такое не останется, уж поверь! Сердце, сосуды – все пострадало. Как у тебя легкие не отекли! Максим вел себя как садист и палач, как убийца, а ты его выгораживаешь!

Парень сделал неопределенный жест и уставился в угол, на Масленицу-Марену.

– Если не ты извивался тут на полу, привязанный к решетке, истекая кровью, то это был кто-то другой, – закончила Нина. – Тот, о ком ты не знаешь.

Жора покачал головой:

– Я уверен, Максим все сможет объяснить.

– Когда у человека столько денег, он все может объяснить! – парировала Нина. – У богатых людей возникает ощущение безнаказанности. Подбрось дров, воняет еще хуже!

Жора, не пытаясь больше спорить, выполнил приказание. Александра, стоявшая рядом с камином, привалилась плечом к медленно теплеющей трубе. Нина была права, в самом деле отвратительный гнилостный запах никуда не исчез. Художнице казалось, что вся ее одежда теперь пахнет так же.

Положив нож на пол перед камином, Нина вновь закружила по комнате с фонарем. Новых следов крови девушка не нашла, но ее внимание вновь привлекла соломенная кукла.

– Такое ощущение, что воняет от нее, – морщась, заявила Нина.

– Она ничем не воняла, – с обидой ответил Жора. – Я сам скосил траву в сентябре, высушил под навесом, и сено пахло очень хорошо. Здесь, в лесу, разнотравье.

– Это чучело… – начала девушка и осеклась, выхватив из кармана парки зазвонивший телефон. – Ваня? Да, что? Ничего?.. Вы еще не дома?

Нина с минуту выслушивала ответ, возбужденно жестикулируя свободной рукой, в которой сжимала зажженный фонарь. Луч света хаотично выхватывал из полутьмы то дощатый потолок, то пол, то край каминной решетки… Внезапно в правом углу очага, внутри, прямо под решеткой, под одним из узлов, что-то неярко блеснуло. Это можно было заметить, только стоя лицом к входной двери, как стояла Александра.

– Я тоже об этом подумала, – сказала Нина, в очередной раз взмахнув фонарем. Луч попал в глаза ей самой, она сощурилась и выключила свет. – Мама могла оставить машину где угодно. На заправке. На стоянке у гипермаркета, их на шоссе полно. А оттуда – автобус, такси… Следов аварии нигде не заметили? Три аварии видели?!

Иван снова говорил, Нина слушала с понурым видом. Огонь поднялся выше, и в его свете Александра внимательно рассматривала заинтересовавший ее объект – нечто вроде круглого, черного уголька, откатившегося в угол очага.

– Ну, хорошо, не дергайтесь, езжайте прямо домой, – наконец прервала излияния брата Нина. – Надеюсь, мама давно там. Обиделась на всех нас и трубку не берет. А что отец? Что сделает отец? Он в Москву уехал. С Леной и Сергеем, да, закупаться. Работать пытается, между прочим. Я не язвлю. Нет, не язвлю.

Девушка, скривив губы, нажала кнопку отбоя.

– Все понятно, да? – сердито обратилась она к Александре и Жоре. – Ничего они не нашли.

– Ну, это, можно сказать, хорошо? – несмело предположил парень.

Нина вспыхнула:

– Да, это прекрасно, человек без прав уехал неизвестно куда и на звонки не отвечает! Слушай, это твоя кукла воняет, я уже уверена! Могла крыса забраться в нее и там подохнуть?

– Тогда здесь должна быть нора, – воодушевился Жора. – Водяные крысы все могут, у них зубы как напильники. Я одну нору жестью забил, в два слоя, так жесть прогрызли! Дай фонарь.

В отличие от Нины он осматривал только углы и стыки пола, потолка и стен. Не найдя норы, Жора положил фонарь перед жуткой соломенной куклой и, обхватив ее руками, осторожно переместил вдоль стены. Из-под тряпок немедленно посыпалась соломенная труха.

– Здесь тоже норы нет, – сообщил Жора, пробежавшись лучом фонаря по полу и стене. И сокрушенно добавил: – Значит, сдохла под полом. Придется весной вскрывать и чистить.

– Смотри-ка. – Нина приблизилась к нему. – Похоже, пол уже вскрывали.

– Это почему? – озадачился парень и тут же присвистнул: – Точно! Гляди, что с досками!

Нина обернулась к Александре, перегнувшейся в этот момент за каминную решетку, чтобы поближе рассмотреть «уголек»:

– Идите сюда, посмотрите!

Александра спрятала свою находку в кулаке и опустила в карман.

Вблизи Масленица выглядела еще более устрашающе, но на куклу больше не обращали внимания. Жора светил фонарем на доски пола – широкие, неструганые. Две доски в углу, на которых и сидела соломенная кукла, заметно выделялись. Их края, примыкавшие к стене, были иссечены словно лезвием топора. На одной из досок виднелась глубокая продольная трещина. Наклонившись ниже, Александра увидела, что гвозди, державшие доски на лагах, вбиты вкривь и вкось, шляпки погнуты и вдавлены в дерево. Это были иероглифы чьей-то безмерной ярости.

– Что это за номер? – пробормотал Жора. – Максим лично принимал у всех работу, прежде чем рассчитаться.

– Я тебе еще раз повторяю – все вопросы к твоему брату! – Нина взяла у него фонарь и еще раз осмотрела доски. – Крови тут нет. Вся кровь возле камина, с внешней стороны, и на половицах до середины комнаты, по направлению к двери.

Она выключила фонарь, вернулась к камину, присела на корточки, глядя на узлы.

– Соберем вместе все, что мы знаем, – проговорила девушка. Обращалась она, казалось, к каминной решетке. – В начале декабря ты, Жора, был совсем плох и ничего не мог контролировать. Не пытайся убедить меня в обратном. Максим мог приезжать и уезжать без твоего ведома. Один или с кем-то. И так вышло, что в этом коттедже оказался привязанный к решетке человек. Он был жив, когда его привязали. Узлы затянуты намертво, он пытался вырваться. Скорее всего, был и кляп, чтобы исключить крики, хотя тут все равно никто не услышит.

Жора,