Все время мира - Сара Пурпура

Я держу Анаис за руку, и она следует за мной. Между нами еще есть напряжение, но я не собираюсь отпускать ее.

– Ух ты! Я никогда не забиралась сюда. Как же здесь красиво! – восторженно произносит Анаис.

С крыши дома открывается вид на светящийся в ночи город, но свет фонарей достаточно далеко и не мешает насладиться звездным небом.

Я расправляю плед и жестом предлагаю Анаис сесть на него. Затем растягиваюсь рядом. Анаис смотрит на меня и мгновение спустя тоже ложится.

Наши тела очень близко, и там, где они соприкасаются, я чувствую жар. Теперь Анаис кажется более спокойной. Я же – наоборот. Я гляжу на ужасный синяк, который темнеет на ее щеке, и внутри меня бушует ураган ярости и желания, угрожая разорвать меня надвое.

Чувствует ли это и Анаис?

21

Анаис

Потому что ты внутри. Другая часть меня.

Утрата любви ведет к тому, что мы теряем самих себя.

Она ранила меня и Дезмонда, словно тысяча острых лезвий.

Интересно, чувствует ли он то же самое?

– Это единственное зрелище, от которого у меня перехватывает дыхание, – медленно произносит он.

Дез смотрит в небо. Его голос звучит спокойно. Это странно: обычно он беспокоен и яростен, то и дело его гнев вырывается наружу.

– Не так уж и много тебе нужно, – замечаю я. Увлеченно я рассматриваю очертания его лица. Мой взгляд задерживается на его полных губах, и мою фантазию уже не остановить.

Я гляжу ему в глаза и понимаю, что Дез внимательно смотрит на меня.

– Это не так, Нектаринка. Напротив, мне нужно многое…

Дез говорит обо мне. В этом я уверена.

Мгновение мы смотрим друг на друга, но не более. Затем Дез сглатывает и снова переводит взгляд на звезды.

– Смотри, вон там, – показывает он на точку в небе, – это созвездие Андромеды. Можно хорошо разглядеть Цефея и Кассиопею. Там куча звезд. Видишь?

Я уверена, что смогла бы разглядеть их, но сейчас я так сосредоточена на эмоциях Дезмонда, что не могу оторвать взгляд от его лица.

– Похоже, ты разбираешься в астрономии. Где ты этому научился?

Дез пожимает плечами.

– Там, где я вырос, было мало развлечений, а крыши нравились мне всегда. Особенно по ночам.

Я слышу нотку печали в его словах и хотела бы узнать больше, но боюсь, что если спрошу у него, то Дезмонд снова закроется в себе.

– У нас с Брейденом было свое любимое место.

К счастью, он продолжает.

– Брейден? Это кто? – спрашиваю я.

– Мой брат.

Ох!

– По правде говоря, не родной. Но кажется, что мы действительно родные друг другу. Мы… мы братья.

То, что Дез рассказывает мне об этом, – это важно. Его привязанность к Брейдену проявляется очень явно, и здорово знать, что в прошлом Дезмонд не был один.

– Расскажешь мне о своем детстве? – спрашиваю я.

Я знаю, что рискую, но мне нужно узнать больше о Дезмонде Вэрде, чтобы разгадать его. Потому что чувствую себя настолько близкой ему. Я не испытывала ничего подобного ни с кем другим.

Он подкладывает руку под голову, а другой касается меня. Как дурочка, я воображаю, что Дез сделал это нарочно.

– Я расскажу тебе что-нибудь, только если ты сделаешь то же самое.

Это будет сложно, но мое любопытство берет надо мной верх, так что я согласно киваю.

– Мои родители были опустившимися людьми, – с глубоким вздохом начинает Дез. – Не знаю, как им удалось растить меня до семи лет, чтобы социальные службы не обратили на это свое внимание. Мне кажется, что в каком-то смысле цветочный магазинчик, который они открыли, прикрывал их неспособность воспитывать ребенка.

Я молча слушаю. Не перебиваю. Я хочу узнать больше.

– Отец лупил меня, – голос Деза становится тише. – Постоянно. Боже, я не помню ни единого раза, когда он бы приласкал меня. Только побои.

Меня разбирает ярость. Как можно причинять боль ребенку?

– А твоя мать?

– Мать всегда была слишком измотана. Она не подозревала, что происходит. Или это ее не волновало. Не знаю. Теперь твоя очередь.

Я делаю глубокий вдох. Мне трудно говорить о себе настоящей. Куда проще показывать себя такой, какой меня хотят видеть другие, но сейчас я с Дезом. С ним я чувствую силу быть кем угодно, и он всегда будет смотреть на меня все тем же взглядом, полным желания. Как если бы он видел прекраснейшее создание.

– Для моих родителей я невидимка, – начинаю я свой рассказ. – Не помню ни единого объятия или поцелуя. Они всегда покупали нашу с Евой любовь дорогими подарками. У меня были фантастические праздники на день рождения, однажды они даже подарили мне пони… Кэнди. Я так привязалась к ней. Потом она сломала ногу, и больше я ее не видела. В тот день отец запретил мне плакать. «Это всего лишь глупое животное», – сказал он. И больше ничего. А она была моим единственным другом помимо Евы. В то время я еще не понимала отцовскую манию доводить все до совершенства.

Я делаю еще один глубокий вдох и продолжаю:

– Я знаю, что видят люди, когда смотрят на меня. На их месте я думала бы про такую, как я, то же самое. Избалованная девица, которая родилась с серебряной ложкой во рту. Но я не такая, какой меня видят, Дез.

– Я вижу тебя настоящую, – произносит он.

Я.

Вижу.

Тебя.

Настоящую.

И мой мир разбивается вдребезги. Я ловлю его взгляд, но с большим трудом удерживаю этот зрительный контакт.

Он смотрит на меня все тем же глубоким взглядом, от которого мне почти страшно. Я хотела бы утонуть в его глазах, потому что знаю, что Дез сможет вытащить меня из любой тьмы.

– Я знаю, – коротко отвечаю я и сажусь, обнимая колени. Я оценила его чуткость еще при нашей первой встрече.

Прохладный ночной воздух пощипывает мне губы, затем я ощущаю дыхание Деза рядом со своим ухом и его руку, которая ласкает мои волосы. Он зажимает несколько прядей между пальцев, и по моему телу пробегает дрожь, но я дрожу не от холода.

– Я обожаю твои волосы, – признается Дез, зарываясь в них лицом и вдыхая их запах. – Проклятие, я без ума от них!

Смешок слетает с моих губ.

– Не смейся над моими слабостями, Нектаринка.

Он тоже улыбается, но затем его улыбка гаснет.

– Почему ты вызываешь у себя рвоту, Анаис? Зачем ты режешь себя?

Черт, он бьет по самому больному!

Я отвожу взгляд в