Воспоминания еврея-красноармейца - Леонид Котляр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К. Браунинг довольно тонко заметил, что если при нападении на Польшу расправа с польскими евреями еще могла подождать до того момента, когда закончится истребление польской национальной интеллигенции, то в случае нападения на СССР ни евреям, ни большевикам уже не приходилось «ждать» друг друга: «И за теми, и за другими «айнзатцкомманды» охотились с одинаковым энтузиазмом, ибо и те, и другие являлись для них биологической и политической манифестацией все одного и того же — а именно «жидобольшевистского заговора»[137]
8 июня свой приказ, соответствующий «Приказу о комиссарах» (но с грифом: «Приказ ОКВ»), выпустил и главнокомандующий ОКХ фельдмаршал фон Браухич, спустив его тем самым до армейских групп, армий и танковых групп (далее предусматривалось только устное оповещение).[138] Он сделал в нем два существенных пояснения, призванных удержать возможный произвол войск хоть в каких-то рамках: первое предусматривало со стороны военнопленного действия или отношение, однозначно направленное против вермахта, а второе предписывало осуществлять экзекуции, по возможности, вне зоны боя и только по приказу офицера. 10 и 11 июня Мюллер собрал офицеров отдела «1C» и войсковых судей уровня групп армий и армий у себя, вручил им копии приказа фон Браухича и проинструктировал (далее им предстояло самим инструктировать нижестоящих).[139]
Тем не менее, даже с учетом пояснений ОКХ, из текста «Приказа» многое оставалось так и не ясным. Например: в какой степени распространялась сфера его действенности и на гражданских партийных руководителей, которых рекомендовалось расстреливать лишь в том случае, если они участвовали в боевых действиях, актах саботажа и т. д.? Другой неясный вопрос: до какого войскового уровня дотягивалось, в немецкой интерпретации, понятие «комиссар»? Ведь на уровне рот, батарей и эскадронов существовали не комиссары, а политруки, и на них действие «Приказа о комиссарах» было распространено только в августе 1941.[140] Важнейшим признаком установления комиссарства считалось наличие на рукавах гимнастерок красных звездочек с золотистыми серпом и молотом, но точно такие же звездочки носили и военные корреспонденты, начальники клубов и домов офицеров, армейские артисты и музыканты.[141] Как тут быть?
Склонность трактовать этот приказ расширительно проявилась и в распространении его в некоторых случаях на всех евреев вообще.[142] Так, известно, что офицер отдела «1C» 22-й пехотной дивизии инструктировал 20 июня адъютантов командиров нижестоящих соединений — и чему? — «Обхождению с политическими комиссарами, евреями и прочими пленными».[143]
Другой пример. Начальник Отдела по делам военнопленных Данцигского военного округа генерал-лейтенант в отставке К. фон Остеррайх показывал после войны, что 24 июня 1941 года он получил из ОКВ «Приказ о комиссарах», подписанный начальником управления по делам военнопленных генералом Рейнекке, в котором, как ему помнилось, немецким войскам и администрации лагерей для военнопленных приказывалось поголовно расстреливать русских военнопленных, принадлежащих к политическому составу Красной Армии, коммунистов и евреев. То, как запомнился ему этот приказ, куда важнее того, что в нем действительно было или чего не было.[144]
Точно такая же «ошибка» зафиксирована и в следственном деле Вернера Фридриха, бывшего члена штаба 17-й Армии. Его обвинили в дальнейшей передаче нижестоящим частям 17-й Армии «Приказа о комиссарах» от 6 июня 1941 года, обозначенного тут же как Приказа о селекции и казни советских военнопленных еврейского происхождения, политкомиссаров и так называемых «невыносимых элементов» в лагерях. На это же указывал в своих показаниях 1948 года и штурбаннфюрер СС Курт Линдов, в 1942–1944 гг. возглавлявший реферат IVA «1C» в Имперском Главном управлении безопасности (RSHA): занимавшемся вопросами военнопленных. Именно его реферат готовил приказы и расстрельные списки на военнопленных, уходившие потом в шталаги и концлагеря за подписью начальника Отдела IV Генриха Мюллера.[145]
Все это показания, сделанные уже после войны, но аналогичные признания известны и для собственно военного времени. Так, ефрейтор 14 роты 670 пехотного полка 371 пехотной дивизии Эрнст Краузе, взятый в плен весной 1943 года, сообщил на допросе о существовании приказа о расстреле на месте политруков и евреев.[146]
Впрочем, идея официального распространения смертоносности «Приказа о комиссарах» на всех советских военнопленных еврейской национальности, как говорится, витала в воздухе. И если тут еще и возможна дискуссия, то не чересчур длительная, ибо уже в июле евреи были отчетливо названы в перечне не подлежащих пощаде жертв!
В «Боевом приказе» руководителя РСХА Р. Гейдриха № 8 от 17 июля 1941 года все это было прописано с подобающей четкостью. В добавлениях к «Приказу о комиссарах», выпущенных всего двумя днями позже, то есть 8 июня, уточнялось, что расстреливать на месте следует не всех комиссаров, а только тех из них, кто вел себя по отношению к вермахту явно или нарочито враждебно. Это поправка была спасительной, но не для евреев, а лишь для части нееврейских политкомиссаров.
Интересно, что в «Указаниях по использованию русских военнопленных», изданных Кейтелем также 8 июля, в конце сообщается: «…Особенности обращения с военнопленными в зависимости от их национальности настоящими [указаниями] не затрагиваются».[147] Это можно интерпретировать двояко: или эти «особенности» еще предстоит сформулировать в самом ближайшем будущем, или они считаются уже сформулированными, например, в той же «Инструкции о поведении войск в России» или в «Приказе о комиссарах».
Полностью нельзя исключать и существование какого-то иного, неназванного, приказа. Ведь то обстоятельство, что тот или иной документ не обнаружен, еще не означает того, что его и не было. Так что не стоит исключать и отдачу приказа или инструкции устным образом, как это часто практиковалось в Рейхе в особо деликатных случаях.
Из четырех первоначальных начальников АГ живым и дееспособным до Нюрнбергского трибунала дотянул один лишь Отто Олендорф (АГ «D»). Выступая 3 января 1946 года на Главном Нюрнбергском процессе в качестве свидетеля, он показал, что за 3–4 дня до отправки на восток в Претш приехал его начальник, руководитель I отдела РСХА бригадефюрер СС Бруно Штрекенбах и, собрав начальников АГ и АК, объявил им устный приказ Гитлера общего характера об убийстве всех евреев, какие только попадутся в СССР на пути (а также некоторых других частей советского населения). Олендорф, и не он один, указывал также и на встречу 17 июня в Берлине, на которой Гейдрих дал общую установку относительно их действий в предстоящей войне.[148] Впрочем, Огоррек полагает, что такого публичного собрания могло и не быть, но что все старшие офицеры были заблаговременно поставлены в известность относительно круга своих задач иначе — во время частых поездок в Берлин, в штаб РСХА. Пусть даже и так, — но что от этого, собственно говоря, меняется?
В самые первые дни войны не только евреи, но и любые другие советские военнопленные, в том числе и перебежчики, формально-юридически стали жертвами не столько «Приказа о комиссарах», сколько «Инструкции о поведении войск в России». Только в области группы армий «Центр» на территории Белоруссии известны случаи расстрела рядовыми и унтер-офицерами вермахта многих сотен военнопленных, не оказывавших им при этом ни малейшего сопротивления.
Но выморочное право на бесконтрольное и бессмысленное убийство было чревато потерей боевой дисциплины, и наиболее дальновидные старшие офицеры иногда приказывали их прекратить. Так поступил, например, 25 июня 1941 года командир XLVI1 танкового корпуса генерал И. Лемельзен. Но при этом он оговорил, что его приказ не распространялся на две категории неприятеля — на партизан и на комиссаров.[149] Поскольку никаких партизан 22–25 июня еще и в помине не было, то в качестве единственных «легитимных» жертв, — причем с первого же дня и первого боя, — фигурировали одни «комиссары». Последние же, напомним, пропагандистски ассоциировались и отождествлялись именно с евреями. Недаром в листовках Министерства пропаганды усиленно муссировался тезис, что в Красной Армии три политкомиссара из четырех — евреи![150]
Так что идея официального распространения смертоносности «Приказа о комиссарах» на всех советских военнопленных еврейской национальности, как говорится, витала в воздухе. И уже в «Боевом приказе» руководителя РСХА Р. Гейдриха № 8 от 17 июля 1941 года невнятности или двусмысленности не оставалось места, здесь все это было прописано с подобающей четкостью.