Золото шаманов - Юрий Гаврюченков

– Как чувствуешь себя?

Гольдберг смотрел на нас тусклыми глазами. Лицо у него было совсем бледное.

– Поднимайся, Вадик, – сказал я.

Гольдберг пошевелился, но встать не сумел.

– За ночь задубел, – предположил Слава. – Сейчас ему много не надо.

Стискивая «макаров», я прислушался, но никаких опасных шумов снаружи не наблюдалось. Убийство часового никто не заметил.

– Ты давай, эй, слышишь меня? Вставай! Нам побегать придётся.

Вадик с видимым усилием заворочался и сел.

– Уже лучше, – одобрил Слава, подхватывая его под здоровую руку. – Давай, подъём!

Сделав с его помощью несколько шагов, Вадик слегка ожил. Во всяком случае, смог идти без посторонней помощи, когда Слава его отпустил. Разумеется, это не сильно повысило наши шансы выжить, но всё-таки было лучше, чем таскать на себе раненого товарища.

– Ну-ка, стой, Ильюха, – придержал меня за плечо Слава, когда я собрался выглянуть в дверной проём. – Я сам.

Корефан внимательно изучил обстановку. Мы с Вадиком жались в пропахшем сыростью и древесной гнилью тамбуре. Вадик был взъерошен и тощ. Скулы выпирали, кадык нервно бегал по горлу. «Пить, наверное, хочет. Надолго его не хватит,» – отметил я и тут афганец скомандовал:

– Пошли!

Острое чувство, что все мосты сожжены и отступать некуда, накрыло меня, едва мы вышли из будки. После убийства часового нас не будут брать в плен. Разве что для быстрой и мучительной казни за погибшего товарища.

Отчаянно хотелось жить. А именно это мы только что свели к минимуму.

Биржа была пустынной. Прокурорские с охраной добирали сна по баракам, кроме дежурного, который сидел в будке возле ворот. Во времена ГУЛАГа там помещалась вахта. Однако, пока мы находились под прикрытием барака, спецназовец нас видеть не мог. Готовые выстрелить в первого встречного, мы двинулись к запретке. План был прост: скрыться в тайге и пешком дойти до трассы на Красноярск. В городе Вадик свяжется с Гольдбергом-старшим, который обеспечит нам стол и дом, там у Давида Яковлевича были какие-то влиятельные знакомые.

Мы были на полпути к ограждению, когда я увидел грузовик. «Урал» одиноко стоял возле следовательского барака. Золото было в кузове! Я очень чётко ощутил его присутствие и остановился как вкопанный.

– Стойте! – шепнул я.

– Чё?

– Золото, – я указал пальцем на машину.

– Хрен с ним! – отрезал Слава. – Уходим.

– Нет, – я не мог бросить Золотые Врата. – Надо проверить.

– Чё, крыша поехала? Щас засекут. Валим!

– Уйдём на машине! – осенило меня. – Пробьёмся сквозь ворота и помчим.

– На рывок хочешь? – засомневался было корефан, но затем посеянные мной рациональные зёрна дали всходы. – А чё, давай попробуем.

– Как вы её без ключа заведёте? – подал голос Вадик.

– Не ссы, – хмыкнул афганец, – это же армейская машина. Там кнопка вместо ключа.

– Это хорошо, – с неожиданным пониманием одобрил Вадик и сообщил: – У меня ноги подкашиваются.

Мы со Славой переглянулись. Путь с биржи был один – на колёсах.

Поминутно оглядываясь на барак, из дверей которого мог появиться вооружённый автоматом боец, мы подкрались к грузовику.

– Что это? – спросил вдруг Вадик.

– Где?

– Слышите?

Я навострил уши и уловил знакомый гул винта:

– Вертолёт!

Звук нарастал. На биржу кто-то летел. Сейчас шум услышат спецназовцы и выйдут встречать.

– В кузов! – скомандовал Слава.

Стараясь не греметь по железу, я схватился на задний борт, подтянулся и закинул ногу в кузов. Нырнув под тент, первым делом отыскал золотые пластины. Чутьё не обмануло, Врата были на месте, и это меня сразу успокоило.

– Ильюха, принимай, – Слава подсадил Вадика, я схватил Гольдберга за здоровую руку и мы совместными усилиями затащили товарища в машину.

В следующее мгновение афганец сноровисто взлетел под тент. Вадик сразу лёг, экономя силы, а мы с корефаном прокрались к вентиляционным окошкам возле кабины. Отогнули плотную ткань, заглянули в щёлочки.

Из-за деревьев появился вертолёт. Небольшой пузатый Ми-2 с красным крестом на боку.

«Всё, – подумал я. – Крандец!» Мы оказались в ловушке. Надо было сразу садиться в кабину и таранить ворота, тогда остались бы шансы уйти. А сейчас собровцы обнаружат нас и расстреляют в этой мышеловке, куда мы сами сдуру забились.

Из будки КПП выскочил боец и уставился в небо. Сзади послышались голоса – это высыпали из барака прокурорские, а потом их заглушил грохот движка. Ми-2 завис над биржей и опустился рядом с нашим Ми-8. Мы со Славой отпрянули от окошек и пригнулись. Брезентовые клапана било тугим ветром, затем пилот сбросил обороты, винт остановился и мы снова приникли к смотровым щелям, не опасаясь быть замеченными.

К вертолёту подтянулся оставшийся на бирже резерв – пятеро собровцев. Значит, гостей не ждали и были они непрошеными. Дверца Ми-2 открылась. Кряжистая, словно налитая свинцом фигура в зелёном кителе тяжело спрыгнула на траву.

Проскурин!

Следом вылезло нелепое существо в парке с накинутым капюшоном. Я узнал Лепяго. Покойный директор краеведческого музея злой волей сибирских богов превращался во что-то загадочное.

На санитарном вертолёте к нам прилетели мертвецы. В кабине недвижно сидел пилот, и я бы не удивился, окажись он мёртвым.

Собровцы и трое в синих прокурорских кителях приблизились к Проскурину. Тот заговорил, слов отсюда не было слышно, но люди подались вперёд и стали выстраиваться в шеренгу. Что с ними делал проклятый шаман, забалтывал? Или…

Мы пропустили появление харги. Медведь вышел из «слепой зоны», от нас его скрывал тент, но не могли же его не видеть бойцы! А они, похоже, не видели, стояли, зачарованные словами злокознённого колдуна. Только сейчас я разглядел, какой медведь здоровый. Не с дом размером, конечно, однако в холке он достигал плеча самого рослого собровца и был чёрный, словно сгущённый из тьмы.

Адская клыкастая кабарга зашла с другой стороны строя. Древние демоны собирались на поживу.

В руке Проскурина блеснул клинок Сучьего ножа. Люди в шеренге не шевельнулись. То харги обездвижили их, то ли им уже неведом был страх смерти.

Проскурин приблизился к правофланговому – рослому бойцу с безвольно поникшими плечами и что-то спросил. Боец отрицательно покачал головой. Из-за его спины ножа не было видно, но плечи Проскурина быстро двинулись и спецназовец упал. Хозяин был строг и деловит. Шагнув вдоль застывшего строя, полковник обратился к следующему бойцу. Снова отрицательное движение, на землю валится ещё одно тело. Третий собровец оказался покорнее. Кивок. Проскурин что-то говорит, боец опускается на колени и целует клинок Сучьего ножа в руке шамана.

– Он обращает их в свою веру! – шёпотом вырвалось у меня.

Слава зыркнул в мою сторону и снова прилип к окошку. Вадик вяло заворочался на плитах, мягко, негромко лязгая золотом.

Проскурин меж тем продвинулся до конца строя, и ещё трое легли, а остальные приняли позу покорности. Наблюдать за этим было невыносимо. Харги караулили пленных, своими демоническими чарами вводя в оцепенение. Пару раз испытав его, в пещере и в скиту, я догадывался, насколько сейчас тошно красноярцам. Мне стало их жалко. И ещё – страшно: что примутся творить харги, покончив с ними? Разыскивать остальных, уцелевших и спрятавшихся, чтобы перекрестить Сучьим ножом?

Зэковский артефакт, обильно политый кровью сотен несчастных и впитавший их силу, снова был использован на злое дело.

Шаманский гипноз Проскурина дотянулся не до всех собровцев. Возле ворот бухнуло, и вертолёт, возле которого казнили бойцов, исчез в ярко-оранжевой вспышке. Тент, словно поддутый ветром парус, хлопнул мне по морде. На секунду в глазах потемнело. Я очухался на полу. Пистолет был зажат в руке. В спину упиралось вадиково колено и давило так, что я испугался за позвоночник. Сломан?! Это было первое сильное ощущение. Пошевелившись, я отметил, что могу двигаться, значит, с хребтом всё в порядке. Источником второго сильного ощущения стал нормальный дневной свет и небо над головой. Тент исчез. Его сорвало и унесло что-то массивное, пролетевшее над кузовом. Стойки были погнуты. Не одной ли из них меня дополнительно приложило?

– Все живы? – славин командный голос вывел меня из ступора.

– Живой! – откликнулся я.

– Жив, – простонал Вадик и выдернул из-под меня ногу.

– Целы?

– Вроде, да.

– Осмотреться.

– Вроде, нормально, – ничего не болело и кровь не текла. – Что это было, Слава?

– С КПП из «Мухи» саданули. Молодцы, обустроились, – спокойно и рассудительно произнёс афганец.

Я приподнялся и сел. Посмотрел на вертолёт. Вертолёты кончились. Санитарный Ми-2 развалился, а Ми-8 опрокинулся на бок и горел. Горели раскиданные дюралевые обломки, горели пятна керосина, горели тела. Ни одно из них не двигалось.

– Сейчас баки взорвутся, наш Ми-восемь совсем пустой! – сообразил я. – Слава, заводи машину!