Золото шаманов - Юрий Гаврюченков

Андрей Николаевич не подавал признаков жизни. Я опустился на корточки и попытался нащупать пульс. Рука его была ватной, я знал, что это такое. Опасение Лепяго оправдалось: нас обнаружили и до Усть-Марьи он не долетел.

– Умер? – участливо спросил Лёша, присев рядом на корточки.

– Да, – вздохнул я. – Понесли в вертолёт.

– Зачем? – Лёша наклонился ко мне и быстро зашептал: – Зачем с ним возиться, давай улетим. Нас же застрелят, к бесу. Лучше смоемся.

Сидевшая на хвосте Ми-8 ворона с хриплым карканьем слетела к нам.

«Чует поживу», – я покосился на птицу. Была она большой и, по-видимому, очень старой. Обтрёпанные перья неряшливо торчали из спины, но не это было самым отталкивающим. На месте левого глаза у неё помещалась глубокая воронка, выложенная шелушащимися розовыми струпьями. Трудно представить, как птица выжила с таким увечьем и какоё клюв его нанёс, но занимающая полголовы впадина наглядно доказывала, что природа-матушка способна на чудеса. Ворона вытянула шею, раскрыла клюв, исторгла отвратительный вопль.

– Во падаль, – деланным тоном возмутился Лёша. – Слышь, Илья, выстрелов-то нет. Твоих уже повязали, наверное. Давай поднимемся и с воздуха осмотримся. Тогда и решим, что делать. А, Илья?

Не выпуская вялой руки Лепяго, я перевёл взгляд на пилота. Тот мгновенной осёкся. Подумал, наверное, невесть что. Я же вовсе не хотел, чтобы Андрей Николаевич оставался тут, на поживу доходягам птичьего царства. Труп должен быть похоронен как положено в цивилизованном обществе.

– Понесли.

Лёша сник. Ему страсть как не хотелось быть арестованным в компании с кладоискателями. Милиция пугала его ничуть не меньше харги. Но единственным выходом для него была встреча с родным лётным начальством, причём безо всяких сомнительных спутников, не дающих спокойно спать. А спать Лёша хотел, по возможности, дома и с женой, а не на тюремной шконке в объятиях татуированных уголовников. Не согласиться с ним было сложно. Поэтому спорить я не стал. И так жизнь ему изгадили сверх всякой меры.

– Понесли, – только и повторил я.

Мёртвый Лепяго был тяжёлый, как каменный. Мы едва доволокли тело до вертолёта, когда из леса появился Слава, тащивший за собою едва перебирающего ногами Вадика. Рубашка слева изрядно побагровела от крови.

– Аптечку давай, – заорал он, когда мы, оставив труп, бросились к ним.

– Что случилось? – потеря Вадика не входила в мои планы. Печальный опыт общения с родственниками погибших компаньонов уже имелся и я хотел доставить Давиду Яковлевичу двоюродного братца живым, дабы не возникало никаких осложнений.

– В плечо зацепило, – буркнул Слава.

Мы опустили Вадика на траву. Он часто и неглубоко дышал, закатывая глаза. Слава быстро расстегнул на раненом рубашку. Вадик застонал.

– Счас шок пройдёт, орать будет, – сквозь зубы сказал корефан. – Ну, где там эти грёбанные медикаменты!

– Может, лучше сначала взлететь, а перевязать в воздухе? – предложил я.

– А кого бояться? – бросил Слава, озабоченно изучая рану. Вопросы касаемо засады у меня отпали. Боевой офицер вывел ментов из строя.

Лёша принёс чемоданчик с красным крестом и Слава занялся перевязкой. Мы с пилотом усадили Гольдберга и поддерживали, пока афганец затыкал рану тампонами и бинтовал. Крови из крошечной дырочки вытекло чуть-чуть. Пуля прошла через мякоть, но Вадик изрядно ослабел.

– Готово, – Слава зафиксировал повязку. – Сам идти сможешь?

Энтомолог кивнул.

– Тогда встаём, – сделал нам знак Слава. – Ак-куратно.

Мы подняли Вадика и повели к вертолёту. С каждым шагом Гольдберг всё больше бледнел. Рана вроде была лёгкой, но раскис он быстро. Когда мы затянули его в грузовую кабину, он потерял сознание.

– Готово, спёкся, – констатировал Лёша, помогая мне опустить Гольдберга на откидную пластиковую скамейку.

– Давай, заводи, – оборвал его Слава, запрыгивая следом. Он кинул на пол аптечку и снял с шеи автомат. – Нечего тут больше торчать.

Лёша поспешил в кабину.

– Андрея Николаевича надо забрать, – сказал я. – Глупо всё получилось. Его Димыч завалил, цирик, он в вертолёте сидел.

– И ещё трое в кустах, – угрюмо добавил Слава. – На моторке приплыли, опергруппа, засаду устроили. Я как чувствовал! Надо рвать, пока другие не набежали.

– В какую сторону?

– Сторону? – Слава наморщил лоб. – Домой, куда же ещё? Ладно, ты посиди с Вадимом, а я за летуном присмотрю. Что-то он долго возится.

– А Лепяго?

– Что Лепяго?

– На борт возьмём, чтобы похоронили по-человечески. Не лежать же тут, чтобы всякая падаль его клевала, – омерзительную ворону я забыть не мог.

– Его и без нас похоронят, – корефан сочувственно глянул на меня. – Скоро новые менты приплывут, всех найдут, даже звери не успеют попортить, а нам возиться нет нужды.

– Оно конечно, – вздохнул я в спину уходящему корефану. Слава скрылся в кабине и покрыл пилота трёхэтажным матом. Загудела турбина, закрутился винт.

Я задвинул дверь и, наступая на измазанные кровью золотые листы, вернулся к Вадику. Он сидел, прислонившись затылком к вибрирующей стене, и скрипел зубами.

– Ты как? – спросил я.

– Терпимо, – едва слышно за гулом винтов отозвался Вадик.

Машину качнуло. Ми-8 взлетел. В блистере я увидел расходящуюся кругами рябь на воде и отплывающую от берега пустую лодку. Затем Марья исчезла из вида, вертолёт набрал высоту и под нами растянулся взъерошенный зелёный ковёр, испещренный залысинами вырубок.

Гольдберг, малость оклемавшийся, наклонился к моему уху.

– Я вообще ничего не ждал здесь найти, – неизвестно к чему сказал он. – Думал, что мы приедем, потыкаемся бесполезно и вернёмся в Питер.

– Тогда зачем же ты поехал?! – изумился я.

– Из-за отца. Я был совсем маленький, когда его не стало. Мне о нём только рассказывали, и я старался представить, каким был отец. Я думал, что если побываю на месте его гибели, то узнаю, каков он на самом деле.

Таким Вадик был для меня в новинку. И вовсе не потому, что события изменили нас, просто я почти не знал его раньше. Вот значит на чём сыграл Давид Яковлевич, чтобы заставить брата отправиться в гиблую тайгу. Таскать руками родственников каштаны из огня было у Гольдбергов в крови.

– Путём отца не боишься пройтись? – вопрос с моей стороны был довольно рискованный, но Вадик не обиделся.

– Я обязательно вернусь, что бы ни произошло, – твёрдо сказал он. – Теперь я в этом уверен.

– Тоже мне Рэмбо, – крикнул я, перекрывая грохот агрегатов. – А если свалишься с температурой, кто тебя потащит? Лично я ни в чём не уверен. Раньше не был уверен, а теперь уж тем более.

– Вертолёт, – слабым голосом сказал Вадик.

– И всё же зря ты бабочек оставил, – заключил я.

– Вертолёт!..

Заметив, как испуганно встрепенулся Вадик, я приник к блистеру, и сердце моё упало. Параллельным курсом с нами шёл боевой вертолёт Ми-24 в камуфляжной пятнистой раскраске.

Я метнулся в кабину.

– Слава, вертолёт!

Сидевший на месте радиста корефан не обратил внимания. На голове его был одет шлемофон, афганец напряжённо вслушивался и что-то произносил в ответ. Переговоры с Ми-24 шли без моего участия.

Наконец, Слава повернулся к пилоту и недвусмысленно ткнул большим пальцем вниз – садимся. Подобным жестом римляне выносили смертный приговор потерпевшему поражение гладиатору. Мы пошли на снижение, блеснула серебряной полоской на солнце Прима. Ми-24 висел на хвосте, готовый расстрелять из автоматической пушки конвоируемого, вздумай он заерепениться. Впереди показались разбросанные по берегам строения. Меж ними стояли грузовики, сновали многочисленные фигурки. Туда мы и приземлились.

Вышки, три ряда колючки. Да здесь просто смердело зоной! Это был заброшенный объект ГУИН, вероятнее всего, та самая старая лесобиржа, о которой упоминал Андрей Николаевич. Неудивительно, что «регулировщики» нам не поверили – здесь была их база. Здоровяки в коричневом спецназовском камуфляже встретили нас сурово.

– Руки за голову, – скомандовал гигантский боец, когда я спрыгнул на землю. – Ноги расставь!

Закинув за спину автомат, боец сноровисто обшарил меня, извлёк из кармана «макаров». Рядом обыскивали пилота и Славу. Позади раздался стон, из грузовой кабины вытащили раненого Гольдберга. Пилота Лёшу, беспорядочно лепетавшего что-то в своё оправдание, отделил от нашей компании и увёл с собой приземистый крепыш с южными чертами лица и чёрными усами, похожий на турка.

– Не крутись, – пробасил гигант.

Я утратил интерес к судьбе Вадика и уставился на реку, протекавшую через биржу. Там, где течение преграждала вбитая в дно решётка, вода кипела белыми бурунчиками. Зона… Снова я в зоне. Сердце ныло. Гладиаторы проиграли бой и теперь должны умереть. Но смерть бывает разной, и от лап демонов ещё не самый худший вариант. Скорее всего, нас ждал остров Огненный, где находится тюрьма для приговорённых к пожизненному заключению. На каждом из нас висело немало эпизодов по расстрельным статьям, но нынче пошла мода вышку не давать, так что можно было рассчитывать на помилование. Главное, чтобы нас не прикончили сейчас, на месте.