Инженер Петра Великого – 3 - Виктор Гросов

Эта вертихвостка, похоже, задалась целью вытянуть из меня все секреты «лапландского изумруда». Она буквально по пятам за мной ходила на ассамблеях, заваливая вопросами. Я отмахивался общими фразами, ссылался на гостайну, но она и не думала отставать, глазенки так и сверкали от азарта, как у гончей, учуявшей лису.

Мария Гамильтон, в отличие от прямолинейной, как оглобля, Арсеньевой, подкатывала куда хитрее. Эта девушка, с ее ангельским личиком и тихим голоском, вызывала у меня какую-то особую симпатию. И оттого ее интерес был вдвойне приятен. Она вкрадчиво интересовалась тонкостями, и самим «изумрудом», и мифическим «стабилизатором», без которого, по моей же легенде, и фейерверк был бы так себе, и цвета не такие забористые. Она выспрашивала о его составе, о способах хранения, о том, насколько он летуч и опасен. Вопросы были настолько в точку, что нет-нет да и закрадывалось неприятное подозрение: уж не химик ли она сама, или кто-то очень грамотный ей на ухо шепчет, что спрашивать? Я гнал от себя эти мысли, надеясь, что это просто живое любопытство, а в худшем случае — кто-то умело ее использует. Делал вид, что польщен ее тягой к науке, и, как бы по большому секрету, сливал ей какую-то чушь, еще больше запутывая следы. Пусть покопаются, может, и сами что-нибудь интересное надумают.

Чтобы подогреть их любопытство и направить его в нужное мне русло, я провернул один фокус. В своей Инженерной Канцелярии, где теперь вечно терлись какие-то люди — от моих «академиков» до просителей и поставщиков, — я «случайно» оставил на столе, в приемной, несколько листков с «заметками». Там были нацарапаны какие-то формулы, чертежи непонятных агрегатов и, самое главное, несколько фраз о «стабилизаторе», его «уникальных свойствах» и «способности усиливать свечение металлов при высоких температурах». Бумажки пролежали на видном месте ровно столько, чтобы их успели заметить и, может, даже срисовать, а потом «исчезли». Яков Вилимович, которому я рассказал об этой маленькой диверсии, только ухмыльнулся.

— Отлично, капитан, — протянул он. — Пусть думают, что на золотую жилу наткнулись. Шведы сейчас, как цепные псы, рыщут в поисках любых новинок.

И приманка сработала. Да еще как! Через пару дней Брюс, с таким мрачным удовлетворением, будто кота сметаной накормил, сообщил мне новость. Одна из фрейлин, особенно вхожая к Марте Скавронской, некая Аграфена Лихачева, попыталась подкупить моего молодого писаря, шустрого дьячка по имени Гаврила. Предлагала ему кругленькую сумму за доступ к моим личным бумагам, которые, по ее данным, хранились в Игнатовском. Она конечно, врала, что ее интересуют исключительно «забавные опыты с огоньками», и ничего больше. Гаврилка, уже проинструктированный Брюсом на такой случай, сделал вид, что ломается, набил цену и тут же настучал обо всем куда следует.

Эта новость меня расстроила. Аграфена Лихачева славилась своей болтливостью и, мягко говоря, невеликим умом. Сама она до такого бы не додумалась, мозгов бы не хватило. Значит, за ней кто-то стоял и этот «кто-то» был очень близок к Марте. Неужели неужели сама Марта, такая, вроде, добрая, так искренне привязанная к Государю, могла вляпаться в эти грязные игры? Или ее просто использовали втемную, пользуясь ее доверчивостью и патологической неспособностью держать язык за зубами?

Одно дело — ловить матерых шведских шпионов, и совсем другое — подозревать в предательстве тех, кто сам станет императором через десятки лет. Игра становилась все более непредсказуемой. Как бы не доиграться до цугундера. А еще больше не хотелось думать, что к этому может быть причастна Мария Гамильтон, даже если ее используют вслепую.

Снег, который было подтаял во время короткой оттепели, замерз ледяной коркой, хоть коньки надевай. По улицам Питера гулял такой пронизывающий ветер, что, казалось, до самых костей пробирал. Ажиотаж вокруг моего выдуманного «стабилизатора для лапландского изумруда», достиг, похоже, апогея. Яков Вилимович, этот паук, плетущий свои невидимые сети, решил выжать из этой ситуации максимум. «Стабилизатор» стал чем-то вроде детектора лжи, позволяющего выявить самых активных и неосторожных игроков в этой шпионской партии. Его люди взяли под колпак всех, кто хоть как-то крутился вокруг «потерянных» бумаг или пытался что-то вынюхать о моих делах в Игнатовском. Под подозрением оказались фрейлины из окружения Марты Скавронской, некоторые придворные чинуши, и даже, что было особенно хреново, несколько моих «академиков» из Инженерной Канцелярии. Брюс был непреклонен: в таких делах доверять нельзя никому, даже собственной тени. Уж он-то знал толк в этих играх.

Мои капсюли, несмотря на январский прорыв, все еще были далеки от идеала. Гремучая ртуть, зараза, никак не хотела вести себя предсказуемо: то вспышка еле-еле, то, наоборот, такой «чих», что ствол или затвор могли разлететься. СМ-0.1Ф была еще слишком сырой и опасной для того, чтобы запускать ее в серию. Я прекрасно понимал, что Государь ждет от меня надежного оружия для армии.

Поэтому, не бросая работы над улучшением капсюлей и бездымного пороха — это была стратегическая задача, от которой зависело будущее, — я начал судорожно обмозговывать второй вариант — СМ-0.1К, крепостной штуцер. Это должна была быть тяжеленная, крупнокалиберная дура с нарезным стволом из самой лучшей стали, какая только найдется, предназначенная для того, чтобы бить точно и далеко с упора. Для нее не нужна была такая скорострельность, как для полевой фузеи, зато точность и убойная сила выходили на первый план. Может, с таким оружием, где требования к стабильности пороха и капсюля были бы чуть пониже, мне удалось бы быстрее получить что-то путное. Я засел за чертежи, ломая голову над тем, как сконструировать максимально прочный и простой затвор, способный выдержать бешеную отдачу от пироксилина. Дни и ночи превратились в одну бесконечную карусель расчетов, эскизов и яростных споров с моими лучшими мастерами, которые иногда смотрели на мои идеи, как на бред сумасшедшего. Ну да, привыкли одно и то же клепать, а тут какие-то допуски, новые материалы, невиданные конструкции.

В один из таких напряженных вечеров, когда я, сгорбившись над чертежной доской, бился над очередной головоломкой с механизмом запирания ствола, в мою комнату вихрем влетел Орлов. Лицо у него было серьезное. У меня было какое-то дежавю от ситуации. Неужели опять беда?

— Петр Алексеич, новости из Игнатовского, — без предисловий выпалил он. — Только что гонец прискакал. Сегодня ночью кто-то пытался влезть в вашу лабораторию.

Да чтоб тебя!

— Что⁈ Поймали кого-нибудь? Что-нибудь пропало?

— Слава богу, караульные не спали, — продолжал Орлов. — Спугнули гадов, те успели в темноте удрать. Похоже, ничего стащить не успели, но наследили изрядно. Самое паршивое,