Море серебряного света - Тед Уильямс

Да, головоломка. Вроде замкнутой комнаты наоборот, как в загадочных историях — но не как войти в закрытую на замок комнату, а как выйти из никуда в куда-то… куда угодно.

А у нее есть только клочки одежды, сделанные из костюма Орландо и зажигалка. И зажигалка не хочет открывать ворота, хотя именно для этого и предназначена. Быть может можно ее использовать как-нибудь иначе?

«Если бы у меня была сигарета, я бы ее закурила»,— угрюмо подумала она.

И тут ей пришла в голову внезапная мысль. Бледная пустота вокруг, неестественная и вероятно бесконечная — не может ли это быть Белым Океаном, о котором говорили Пол Джонас и другие? Сетевые дети говорили о нем, как о таинственном месте, которое надо пересечь, чтобы добраться до Земли Обетованной. Не означает ли это, что по ту сторону пустоты что-то есть? Ободряющая мысль. Но даже если это правда, у нее нет никаких мыслей, как туда попасть.

Она вытащила зажигалку, лежавшую между грудями, и подняла ее вверх. Прежде чем уйти из Дома, она, !Ксаббу и Мартина провели много времени, изучая ее, и все таки узнали не слишком много о ее настоящих возможностях — как если бы инопланетяне обнаружили автомобиль и, после многих экспериментов и ошибок, научились включать поворотные огни.

Дальнейшие эксперименты многому научили ее, и, быть может, это и есть выход из нынешней дилеммы, но осмелится ли она рискнуть? Поначалу она смеялась над опасениями Жонглера — главным образом из-за ненависти к этому человеку. Но когда из зажигалки донесся мурлыкающий голос Дреда — шепчущий из того, что давило ее кожу несколькими мгновениями раньше — она почувствовала себя так, как если по ней поползли жуки. Стоит ли ей рисковать и объявлять о себе, используя коммуникатор, встроенный в устройство? Единственным человеком, помимо Дреда, обладавшим таким же устройством, была Мартина, а она, судя по всему, вовсе не в том положении, чтобы помочь кому бы то ни было.

«Допустим я добралась до нее. Что мне ей сказать? „Мартина, найди меня, я посреди серого тумана“».

Она подняла зажигалку и повернула ее, рефлекторно пытаясь поймать свет, который в этом мире не падал ни под каким углом. Она взглянула на витиеватое «Я», букву, образованную переплетенными виноградными лозами и листьями, как если бы это была статуя в забытом саду. Жонглер вроде бы называл имя этого ублюдка. А, да, Якубиан. Тот самый, которого убил Орландо. В ее животе поднялась настоящая буря. «Надеюсь, Т-четыре-Б воздал Якубиану по его грехам. Надеюсь, он никогда не получит и мгновение покоя».

Она спросила себя, не слушает ли и Дред коммуникатор, молча, выжидая, что она обнаружит себя. Неприятная мысль, но тут же ее воображение нарисовало еще более худшую картину: Дред, где-то там, сидит и ждет ее, как кот, стерегущий мышь, ждет, когда она покажет свои усики.

«Просто слушает мертвый воздух и ухмыляется…»

В следующее мгновение ее осенило. Рени вскочила на ноги, немного отбежала от Клемента, остановилась и — из-за некоторого необъяснимого чувства порядочности — сказала ему: 

— Сейчас я отойду от тебя. Недалеко. Мне нужна тишина. Не говори ничего, вообще ничего. Я вернусь, очень скоро.

Он посмотрел на нее, невозмутимый, как корова жующая траву.

Она отошла достаточно далеко, но так, чтобы видеть его расплывающийся силуэт. Теперь, когда она была относительно одна, Рени снова достала зажигалку. Уже в Доме она обнаружила, как пользоваться встроенным коммуникатором, но она не была уверена, что вспомнит всю последовательность движений. Она посмотрела со смутным страхом на устройство, но выполнила всю комбинацию касаний, которую помнила. Закончив она осмотрелась. Ничего не произошло, вообще ничего. Зажигалка осталась молчаливой и инертной, окрестности вокруг не изменились.

Аккуратно, почти не дыша, она поднесла устройство к уху, потом вытянула руку с ним перед собой и описала медленную дугу. Тишина. Она затаила дыхание и вслушалась. Ничего. Она повернулась на несколько градусов направо и повторила процесс.

«Лозоискательство,— подумала она, весело и немного раздраженно.— Если я попытаюсь объяснить это кому-нибудь, придется использовать более научные термины».

Но все-таки это было не суеверие и не отчаяние, а поиск, и примерно на полдороги через медленное вращение он что-то услышала. Настолько слабое, что для нее это показалось скорее немного более шумным молчанием коммуникатора, и, тем не менее, она могла поклясться, что слышит шипение, очень и очень тихое, которого раньше не было.

Она провела зажигалкой чуть-чуть дальше, и звук исчез. Она описала весь круг, чтобы удостовериться. Как только она вернулась туда, где была раньше, звук опять появился.

Если она собирается рискнуть жизнью, то надо быть уверенной настолько, насколько возможно. Рени взглянула назад и удостоверилась, что Клемент сидит там, где она оставила его, почти невидимая тень быть может метрах в пятнадцати от нее. Она быстро сняла с себя грудную повязку, сделав из нее стрелку длиной в метр, обозначила найденное направление. Потом закрыла глаза, несколько раз повернулась, чтобы дезориентировать себя, потом начала медленно поворачиваться, использую зажигалку как стрелку компаса. Уверившись, что она слышит мягкое шуршание, она открыла глаза.

Кусок бледной одежды лежал прямо перед ней.

— Отлично! — Она обрадовалась за себя, и еще тому, что теперь есть что-то, о чем можно подумать. Она опять надела грудную повязку и уже собиралась идти вперед, когда вспомнила о Клементе и повернулась к нему. Он не шевелился и сидел настолько спокойно, что, казалось, разучился ходить.

«Я должна оставить этого ублюдочного убийцу здесь,— подумала Рени. Позже я навернобуду ругать саму себя, если я возьму его с собой». Но сама мысль — оставить похожего на ребенка Клемента посреди смертельного ничто — показалась ей неправильной, хотя она и не могла сказать, почему.

— Я собираюсь идти в том направлении, — крикнула Рени. — Обратно не вернусь. Если ты хочешь идти со мной, присоединяйся.

Уверенная, что только что сморозила глупость, и тем не менее чувствуя себя намного лучше, чем последние несколько часов, она пошла вдогонку за шепотом.

Идя через бесконечный серебристо-серый туман, Сэм решила, что в некотором отношении это даже хуже, чем сидеть в нем. Тащиться черепашьим шагом плохо само по себе — она любила спорт, но ненавидела бег и ходьбу, где надо было просто долго двигаться, ставя одну ногу перед другой — но здесь к тому же не было ни ориентиров, ни погоды, неизвестно откуда бравшийся свет никогда не менялся, и все это было предназначено специально для того, чтобы пытать Сэм Фредерикс и довести ее до белого каления. В первый раз с того мгновения, когда она вошла в сеть, ей захотелось есть, не из-за голода, но чтобы отметить проходящее время.

«Ни воды, ни еды, ни остановки». Прошли первые часы, и эти слова постоянно крутились у нее в голове, как рекламный слоган какой-нибудь совершенно ужасной экскурсии. Она слегка преувеличивала, потому что время от времени они останавливались и отдыхали, пока !Ксаббу слушал непонятно что, которое вело его вперед, но эти остановки ненамного улучшали дело. На каждой остановке она оставалась наедине с молчаливым Жонглером, а это было все равно, что остаться одной в комнате с недружелюбной собакой: прямой угрозы нет, но намек на нее есть всегда. Собрав все свои силы, Сэм отбросила в сторону мысли об Орландо и родителях, которые были так далеко, что ей с трудом верилось, что ее отец и мать, в отличии от Орландо, все еще живы и может настать день, когда она их увидит.

Феликс Жонглер шел с мрачной решимостью средневекового паломника. Сэм, молодая и сильная, догадывалась, что ему не слишком просто идти наравне с нею, но он отказывался показать это; наоборот, он делал вид, что ему не терпится идти дальше, когда они останавливались, чтобы дать !Ксаббу «понюхать воздух». В менее неприятном человеке такой стоицизм мог бы вызывать восхищение, но для Сэм это только делало его еще более холодно-далеким от нормального человека. Она обнаружила, что не может вслух пожаловаться на усталость, потому что не хочет показать ему свою слабость.

Феликс Жонглер мог сколько угодно стараться держаться наравне с Сэм, но было ясно, что !Ксаббу специально шел позади, чтобы не оставить их далеко за собой.

Все это время она видела его в симе бабуина, и только начала привыкать к его новому облику. В некотором смысле настоящее тело !Ксаббу было даже большей экзотикой, чем обезьяна. Совсем маленький человек — меньше ростом и худее самой Сэм, которая была среднего роста и совсем не толстой — он, казалось, вообще не уставал, двигаясь с такой ленивой грацией, что, казалось, если понадобится, мог бы идти во сне.

— Откуда взялись бушмены? — внезапно спросила она. !Ксаббу не ответил сразу, и она почувствовала острый укол совести. — Ой, это не слишком грубый вопрос?