Сень (СИ) - Номен Квинтус

— От капитализма — отсутствием частной собственности на средства производства, — практически машинально ответил Станислав Густавович.

— Чушь говорите, и говорите чушь даже не задумываясь. Я вам простой пример приведу: средства производства, на которых сейчас трудится почти миллион человек, являются мой собственностью. Личной, или, если хотите, частной. Все станки, всё оборудование более чем сотни крупных артелей и тысяч мелких принадлежит лично мне — и что, у нас в стране капитализм приключился? Нет, потому что главное отличие социализма от прочих «измов» заключается в способе распределения материальных благ для населения. При социализме каждый может получить этих благ ровно столько, на сколько он заработал.

— И при капитализме тоже…

— А вот нет. При капитализме человек — рабочий человек — получает благ столько, сколько считает нужным ему выделить капиталист, а все остальное капиталист себе забирает. При коммунизме человек получает…

— При коммунизме получает по потребности!

— Слава, а вот тут действительно веди себя, как товарищ Сталин сказал. То есть слушай молча, я скажу, когда вопросы можно будет задавать. Если у меня возникнет потребность установить дома ванну из литого золота…

— Но ведь такая потребность не является жизненно важной!

— Вот и я об этом: потребности человека в этом случае будет ограничивать государство. Но государство — это всего лишь организация, состоящая из людей, и вот вполне определенные люди будут решать, что твоей потребностью является, а что нет. Не сам человек это будет решать, а кто-то другой. А при социализме каждому гарантируется, что каждый получит ровно столько, сколько заработал, потому что социализм — по определению — является строем, когда все материальные блага распределяются строго по себестоимости

— Но ведь государству ведь тоже требуются какие-то средства для существования. На ту же оборону, или на социальные нужды.

— Слава, ты же экономист. Хреновый, но основы-то понимаешь… должен понимать. Затраты на оборону, поддержание общественного порядка, здравоохранение и тысяча прочих затрат государства являются частью себестоимости производства любого продукта в этом государстве. Да, точный подсчет себестоимости в таком случае — дело не самое простое, но скоро ты получишь уже приличные вычислительные мощности и сам все сто раз пересчитать сможешь. А пока — просто поверь: потребности государства, которое, среди всего прочего, гарантирует то, что любое производство сможет нормально функционировать, являются частью, причем неотъемлемой, этого самого любого производства. Буржуи этого посчитать не могут, да и не хотят: им проще отбирать необходимые на это средства, причем с запасом, в виде разных налогов — а потом все, что получилось не потратить, снова обратить в прибыль.

— Складно излагаешь…

— А главное — правильно. Но недостаток буржуинского подхода заключается в том, что денег в обращении становится больше, чем произведенных товаров, и эти деньги требуется куда-то вкладывать. На них приобретается всякая действительно ненужная дрянь, вроде картин за безумные деньги, или — чем занимаются те, кто на самом деле стремится править миром — незаменимые ресурсы. Земли, месторождения всякого нужного…

— То есть ты хочешь сказать, что миром правят банкиры.

— Это сейчас банкиры думают, что они правят миром. Но когда деньги превращаются в никому ненужные бумажки — а при капитализме они неизбежно в них превращаются — то те, кто купил именно ресурсы, с огромным удовольствием этих банкиров спускают в унитаз. Во время Всемирной революции этих банкиров развешивали по фонарным столбам, и не только их: практически всех их соплеменников уничтожили. Но собственность на ресурсы не тронули, так как эту революцию собственники и организовали чтобы народ пар выпустил. После этого изобрели новые деньги, назначили новых банкиров — и ничего в общем-то не изменилось. Разве что народ стал жить много хуже — но ведь народу уже объяснили, что в этом виноваты были прошлые банкиры…

— Интересно… — тихо проговорил Иосиф Виссарионович.

— Тебе интересно? — удивился Станислав Густавович. — Нам в деталях рассказывают что мы делаем в корне неверно, описывают, как целые народы уничтожались…

— Как целые народы могут быть уничтожены если мы не приложим все силы для избегания такого сценария.

— Мы и прилагаем, но что толку-то?

— Толку много, — как-то свирепо ухмыльнулась Таня. — Англосаксы уже потерпели серьезное тактическое поражения в Азии. Корея сейчас — наш достаточно серьезный союзник, а в моей истории большая часть Кореи попала под управление американцев. Китай не разделился на части… правда, нужно будет слегка поправить направление их развития, но, надеюсь, Аньин и Аньцин нам в этом деле сильно помогут. Сам Мао, конечно, тот еще козел, но сыновья у него получились достаточно умными и, главное, обучаемыми. И если я им немного помогу — там, в Пекине…

— Фея, — внимательно посмотрел на нее Лаврентий Павлович, — я в общих чертах понимаю, как ты… помогала нам в Европе. Но в Китае… — и он замолчал, с изумлением глядя на преобразившуюся девушку.

— Это, конечно, всего лишь гримаса, но я же врач-регенератор второй категории. Потребуется — я дней за десять превращусь в китаянку, а волосы покрасить — вообще не проблема.

— Ага, а с языком…

— Сейчас я могу говорить на двух китайских диалектах. Нужно будет — мне на изучение языка потребуется пара недель. Этого, конечно, делать мне не хочется: язык трудно забыть, а засорять мозг ненужной информацией мне все же не стоит…

— Про социализм в целом понятно, и когда эту порцию мы усвоим, тогда и продолжим. А теперь расскажи, как ты все так быстро запоминаешь? Я тоже так хочу, что-то ждать по две недели между вопросами надоедает.

— Когда что-то нужное нужно запомнить, я тоже жду. Если говорить очень упрощенно, то в человеческом мозгу существует три основных блока памяти: кратковременная, куда складывается, после определенной фильтрации конечно, все, что человек видит и слышит. И это — основной канал поступления новой информации. Потом содержимое этой памяти перерабатывается — как раз в течении восемнадцати суток, и перекладывается — в очень компактном виде, без малозначимых деталей, в память уже долговременную. Но и та, и другая память работает с абстракциями, которые, в первом приближении, я формируют человеческий разум. Есть еще третий блок, мы его называ… ли, если перевести на русский, памятью эмоциональной, в ней люди запоминают запахи, вкусы, осязательные впечатления, а так же базовые эмоции, с этим связанные. Причем эмоции положительные. Никто, например, не вспоминает вкус, скажем, хины или боль. То есть люди помнят, что хина — горькая, а огонь жжется, но восстановить эти ощущения в памяти, как, скажем, вкус жареной картошки, люди не могут. И вот эта память очень интересная: ее емкость огромная, но запоминается лишь что-то исключительно положительное. А все плохое — забывается напрочь, и этот процесс забывания плохого продолжается, в зависимости от личных свойств человека, от двадцати пяти до примерно тридцати девяти суток. У нас были специальные обучающие машины, которые могли в эту память записывать любую информацию — и она там сохраняется практически без искажений, но лишь очень ограниченное время. Я как раз в этой памяти все мне нужное сюда и перетащила… Да, еще есть память рефлексов, но она в спинном мозге, не в головном.

— Нет, все же медицина — это не моё, — усмехнулся Станислав Густавович. — Может, вернемся к вопросам победы социализма? Ты знаешь как Китай смог стать самой мощной державой? Возможно и мы так же сможем сделать?

— Очень примерно знаю. Так что я вам сейчас что знаю, расскажу, а дальше вы сами подумайте, что из сказанного можно здесь и сейчас проделать, что стоит отложить на не самое далекое будущее, а что вообще чушь несусветная.

— Ну что, время еще есть, — высказал свое мнение Берия, поглядев на часы. — Рассказывая, Фея.