Затылоглазие демиургынизма - Павел Кочурин

Дедушка, когда разговор пошел веселей, попросил ребят-мастеров, чтобы доильные аппараты для моховской фермы они устанавливали под присмотром Глеба Федосеевича. Руки у него талантливые, и сами у него кое-что переймете. Назвал кузнеца "нашим инженером". Он во всех тонќкостях разных механизмов разбирается.

В сером костюме, ладно сидевшем на его костлявых плечах, кремовой рубанке с галстуком, он и впрямь походил на инженера, застрявшего каким-то чудом в деревенской глуши. Подсел к голубоглазому парню, старшему мастеров. К ним присоединился другой парень. И протолковали остаток вечера, будучи навеселе.

В застолье ребята согласились передать доильные аппарату Глебу Федосеевичу Галибихину. А на другой день заявили Павлу Семеновичу, что им отчитываться надо, могут и проверить. Все должно быть по проекту. Павел Семенович польстил старшему, расхвалил работу. Проверка будет от МТС, все за новаторство и сойдет. Сам он это дело и уладит. А на

Моховской ферме коровы племенные, особый подход к ним нужен. Пообещал подписать бумаги, какие потребуется, качество работы отменить, деньги за установку полностью начислить. И доверьтесь нашему инженеру.

После с шуткой, а скорее с горечью в душе и скорбной иронией, признался дедушке покаянно, что пошел на сделку с совестью. И все для "пользы дела". А там такая "польза" примется ребятами, как за "дозволенное"… Бедой и обернется, к дурному, к аферам и будет подталкивать. И все потому, что ты не хозяин своего дела. Почему бы официально не заявить, что сами все смонтируем… Но… самим не положено.

Анна видела, как дедушка страдальчески морщился. Бередились и без того кровоточащие раны его души. Неправду видишь, а пресечь ее не можешь. Сам по неправде поступаешь.

Павел Семенович упрашивал Агашу Лестенькову перейти на Большесельскую ферму-комплекс старшей дояркой, а Веру Смирнову — дояркой. Они обе — ни в какую: "Не уйдем от своих коров". Отпугивало еще и то, что там надо быть под началом Авдюхи-Активиста… Когда в начале пятидесятых укрупнили Большесельский колхоз, Авдюху отстранили от председательства, заменили "Тысячником" из города. С тех пор он бессменно руководил молочно-товарной фермой, а затем все животноводческим комплексом. Неподвластной ему оставалась только Моховская ферма.

К дедушке Авдюха относился свысока, как к не коммунисту. Прежнего парторга, молодого парня. Считал своим долгом поучительно наставлять, как себя вести с председателем не коммунистом. Как же — коммунист с Гражданской войны. Этим и держался на должности. Старика Соколова Якова Филипповича остерегался. Помнил — брат Николай с этой староверской Бородой был в дружбе. От них Авдюхе-Активисту частенько "влетало" за перегибы. Но вот не он, Авдюха, стал первым председателем Большесельского колхоза, а его брат Николай…

И в райкоме видели, что при Авдюхе, заведующим животноводством, колхозное стадо хиреет. Но что с Авдюхой сделаешь — прописной активист. Павел Семенович и решил перевести на Большесельскую ферму моховских доярок. Агаша Лестенькова и заменит Авдюху Ключева, человека уже пожилого. Привык больше распоряжаться без знания дела, к корове боится подойти.

Агаша и Вера, расстроенные, что попадут под начало Авдюхи-Активиста, прибежали к дедушке. Дедушка выслушал их и рассудил: колхоз един, трудодень одинаковый. И на Большесельской ферме коровы моховского стада. И о будущем обеим им надо думать. Избы у Агаши и у Веры худые. В селе пустуют ладные дома. Выберут себе какие надо, колхоз и поможет откупить и подремонтирует. Не век же ютиться в убогих халупах. Агаша Лестенькова и станет заведовать комплексом.

Тем же летом Агаша и Вера переехали в Большое село в свои новые дома. Завел разговор о своем доме и дед Галибихин. Одному бы и ничего жить в избе Поляковых, но запросилась на родину дочка, Ольга. Тоже пришел к дедушке за советом. Как вот тут быть-то?

Муж Ольги, Валентин Кринов, погиб на фронте. Был тоже из раскулаченных, в Хибинах и поженились. Остались сын Костя и дочь Лена. Ольга вторично вышла замуж, но муж умер от пьянства. Ольга позор скрывала, отписывала отцу, что скоропостижно скончался. Приезжала к отцу в Мохово на побывку. И ее, так и не прижившуюся на чужбине, тянуло в родные места. Детство помнилось, все же высланной себя считала. О доме своем Глебу Федосеевичу она мысль и подала. "Не в чужом же доме и тебе жить?" — написала, и тем смутила отца, считавшего, что раскулаченному или высланному, какой свой дом?

Глеб Федосеич колебался, жизнь тут в деревне не сахар, но и там дочери не житье. дедушка посоветовал построить свой дом в Большом селе и дочь с внуками перевезти домой. И старый крестьянин рода Галибихиных внял совету. Тут в земле отчей не одно поколение родичей покоится. А что до жизни, так и верно, перетерпится, не век в зуде будем. И то в расчет взял: его самого тут уважают, прошлым не корят. Сын приезжал. Тоже по родине тосковал. Да и от хозяина избенки, Андрейки Полякова весть пришла — сулится. Хоть и родня им Поляковы, но лучше освободить загодя чужие полати.

Пока помогал Агаше и Вере устраиваться на новом месте, пригляделся к селу. Место кузнецов Галибихиных пустовало. Печище заросло бурьяном и крапивой. В старом колодце торчали колья, чтобы ненароком скотина или пьяный не завалился. Яблони одичали, обломаны. На меќсте берез, росших под окнами, — обомшелые пни. По правую сторону кособочился пятистенный дом, с пристроенной избой и поветью. Тайком проник внутрь, отстукал топориком. Стены ядреные, перебрать постройќку так и можно бы поставить на прежнем Галибихинском месте. Подзуживало и самолюбие — кузнецы и на Галибихинском пепелище отстроятся, пуще других дорожат своим пределом.

В разговоре с дедушкой Глеб Федосеич не удержался и на свою судьбу-долю вроде как предреченно сослался. Не должно кузнецов Галибихиных место неопамятованным оставаться. Н вот тоже вроде как судьбой наречен вернуться сюда. И тут же пожаловался:

— Неужто, Игнатьич, и помирать бездомным, как изгнаннику. Быть не прощенным не знамо и за какую вину?.. И худо, да дома.

Дедушка поговорил со Стариком Соколовы Яковом Филипповичем. И он взялся помогать деду Галибихину, заторопил его. Но тут вдруг выясниќ лось с помощью Авдюхи-Активиста, что дед не колхозник, а не колхозниќку не положено дом на колхозной земле строить. Такое разъяснение последовало из района. От Федосьи Жоховой, не без подсказав Саши Жожова, сына, пошли разные разговоры кругами, обвиняли дедушку в нарушении законов. Купить дом "частнику" разрешения особые требуются. За ними лучше и не ходи. На недели и месяцы, а год впустую прохлопочешь. Покаќтилось не без злорадства, будто бывший кулак дачку для сына и дочери промышляет. Да вот не тут-то было.

Пришлось парторгу колхоза. Старику Соколову Якову Филипповичу доказывать самому "Первому", что Глеб Федосеич Галибихин в колхозе с войны работает. Дочь с детьми на жительство хочет переехать, на ферме будет работать. И Павел Семенович включился в хлопоты. Смешное деќло в колхозе людей нет, а работящих крестьян домой не допускают: "кулаки", вишь, навредят?.. Но "установки" их не перепрыгнешь. Впору тут и председателю, и парторгу руками развести: что поделаешь?.. А Павлу Семеновичу м подавно, ему-то о чем печься: он не колхозник, в колхозе от МТС. Будь прежний парторг и прежний председатель, так бы все и вышло.

Глеб Федосеич написал заявление о приеме его и дочери в колхоз. Подписи поставили. И тут совсем неожиданно поднялась новая буча. Кому-то из памятливых насмешливых стариков пришло в голову для смеху подзудить ярого колхозного активиста Авдюху Ключева. Возьми да и выскажи на полном серьезе: ''Вот, Авдей Федорович, выслали вы в двадцать девятом на берег ледяного моря под белую волну кузнецов Галибихиных, а теперь в колхоз их принимать будешь, поди ведь проголосуешь, греќхи свои тем и замолишь. Авдюха взбеленился: "Не быть тому, не место бывшим мироедам недобитым в колхозе". Написал гневную жалобу на председателя и парторга, как неразоблаченных в свое время подкулачников. Но в райкоме секретарь Сухов ему объяснил, что прием в колхоз общим со-бранием решается.

На собрании Авдюху-Активиста осмеяли, не щадя его "заслуг". "Не активничал бы как бес, не зорил село, не позорил хороших людей, не кулачил, так и жили бы теперь по-людски". Мужики по-своему насмешничали: " Чего тебе теперь, Авдюха, противиться-то? Под твое начало доярки, мать с дочерью придут. Ты их и сделаешь пролетариями. А захочешь так и снова упечешь под белую волну".

Старик Соколов Яков Филиппович пресек, как он потом сказал, "казни непримиримого активиста". Чего душу человеку травить прошлыми грехами. А собранию сказал:

— Мы хороших работников в колхоз принимаем. Глеба-то Федосеича, мехаќника-кузнеца инженерного склада кто не знает. Всей семьей своей идет в колхоз.

Глеба Федосеича и дочь его Ольгу Глебовну с детьми — Леной, Костей и малолетним Сашей приняли в колхоз.