Золотой перстень с рубином (СИ) - Добрынина Елена

Гнездилов же приказал всем расходиться и сам отправился с докладом прямиком на Галерную. К счастью, с недавних пор он мог совместить партию в шахматы после ужина с докладом самому министру.

***

Лилит нервничала. Сегодня все решится. Об этом сообщил мальчишка, принёсший записку от недавнего визитера. Ей непременно хотелось участвовать в процессе, но мужик, назвавшийся Цыганом, уверял, что её партия будет разыграна позже. Она переживала, что это происки недругов, не доверяла, так как привыкла сама контролировать процесс, но именно сейчас ради своей цели ей пришлось смириться.

Как заверил Цыган, сегодня ночью к ней заявится Николай. И дальше только от княгини зависят дальнейшие обстоятельства. Оставалось дело за малым - исчезнуть из дома незаметно для мужа. Князь приезжал поздно, порой вообще под утро, а в последнее время он игнорировал покои Лилит, что несомненно играло ей лишь на руку. Но осторожность не помешает. Всё обязательно будет так, как ей хотелось. Лилит Оболенская всегда добивается своего!

Глава 51.

Ане, постучавшей в сумерках в дверь избы в деревне под Стрельной, открыла девчушка лет десяти с малышом на руках. На румяной, круглолицей девушке с тяжелой, тугой косой был простой крестьянский сарафан. На плечи накинут шерстяной пуховый платок. Она явно не ожидала увидеть на пороге хорошо одетую даму с узлом в руках. Девчонка удивленно поздоровалась, впуская барышню в сенцы.

- Откудова вы тут, барышня? – Спросила, судя по всему, сестра Глаши.

Аня положила узел на лавку, прикрыла за собой дверь и собралась представиться, как из комнаты вдруг услышала женский голос.

- Кто пришел, Настька?

- Здравствуйте, - громко, чтобы в избе точно услышали, представилась гувернантка. – Я – Анна Терепова, хозяйка вашей дочери Глафиры.

В дверном проеме показалась женщина чуть старше средних лет с усталым, замученным жизнью лицом. На ней была кофта, длинная, в пол, юбка. Голову покрывал платок. Руки женщины были перепачканы в муке. Наверное, именно поэтому встречать Аню вышла не сама хозяйка дома, а дочь-подросток.

Женщина с опаской окинула взглядом Аню, потом узел, лежащий на лавке у входа и осторожно сказала:

- Что ж вы стоите в дверях-то? Проходите в горницу. – И скрылась за дощатой, грубо сколоченной дверью.

В избе было чисто и на удивление уютно. В большой русской печи горел огонь, со стороны кухни на ней что-то скворчало в котелке и неимоверно вкусно пахло. Аня вдруг испытала острый приступ голода. Немудрено, она вдруг поняла, что сегодня не обедала, а уже смеркалось. Со стороны комнаты на печной лежанке на ватных одеялах и овечьих полушубках устроились еще двое ребятишек. Они играли с какими-то самодельными игрушками – то ли свистульками, то ли петушками – Аня не разглядела. На столе теплилась лучина, она давала очень мало света. От этого в избе было темновато, но судя по всему, это было нормальным. Зимой день короток и крестьяне рано ложатся спать. А еще на столе Аня разглядела книжку, какую-то самую простую, с крупными, примитивными картинками. Лубок, догадалась она. Настасья читала младшей сестренке, тем самым развлекая ее. В красном углу за вышитыми занавесками виднелись иконы.

Аня прошла на кухню, которая была отделена от основной части комнаты дощатой перегородкой. Там был еще один стол, поменьше, чем в горнице, на нем видимо и готовили пищу. Мать Глаши тяжело опустилась на табурет у стола, приглашая девушку присесть, и зашлась нехорошим, лихорадочным кашлем.

-Меня зовут Анна, я служу гувернанткой в доме Ильинских. – Повторила девушка. Откуда-то взялось волнение. – И… в последнее время Глаша помогала мне. Я привезла ее вещи.

Смотреть в глаза этой женщине Ане было тяжело. Почему-то она почувствовала свою вину, будто это она не уберегла камеристку.

- Глашка говорила, что вы добрая барышня. Вижу, то - правда. – Женщина незаметно смахнула слезу и вдруг засуетилась, выбивая лежащее на столе тесто.

- Я привезла вещи, подумала, что они вам пригодятся. – Тихо сказала гувернантка.

Беседа не клеилась, взаимная неловкость не давала говорить открыто. Ане казалось, что все, что бы она не сказала матери Глаши, все будет глупым и пустым – все слова соболезнования или жалости. А женщина отнеслась к ней настороженно. Она не могла взять в толк, что привело эту хорошо одетую городскую барышню в их крестьянскую избу.

- Конечно, сгодятся. Перешью ейные платья на наряды для Настьки. – Согласно кивнула женщина.

Аня почувствовала, что больше говорить не о чем. Дурацкая ситуация: уйти – значит, добираться пешком по метели к железнодорожной станции. А напрашиваться на ночь было неловко.

Аня встала и вынула из кармана платья ассигнации. Собрала накануне все, что ей давал с собой Порфирий Георгиевич. От той стопки денег мало что осталось, так как на них девушка покупала себе платья и книги, но все, что не потратила, она решила отдать этой семье – всяко помощь. Положила купюры на стол:

- Вот, возьмите, пожалуйста. Я не забирала расчет. Как будете в Петербурге, придите к хозяйке, она посчитает. А это… - Аня запнулась. – Моя вам помощь. Тут немного, но может, и они будут полезны.

У женщины полезли на лоб глаза. Никогда она не видела, чтобы люди просто приходили и отдавали деньги. В жидкой стопке было немного, как думала Аня, но для крестьянской семьи с четырьмя ребятишками и без кормильца – все подмога. Женщина вдруг зарыдала, бросилась Ане в объятия. То ли не смогла больше держать в себе горя, то ли так благодарна была. Девушка обняла мать Глаши и разревелась сама. Так и стояли они, оплакивая одно большое горе. Не было больше неловкости, недосказанности. Только слезы, которые облегчали их души, освобождали от тяжести.

За перегородкой притихли ребятишки. Они еще мало понимали, почему мамка и неизвестная барышня обнимаются и рыдают на кухне у печки.

Потом, когда и матушка Глаши, и Аня немного успокоились, завязалась беседа. Женщина рассказывала о старшей дочери, иногда ругалась на нее, иногда хвалила, иногда гордилась. Казалось, сейчас откроется дверь и в горницу заглянет всегда веселая камеристка, пошутит и улыбнется. Аню оставили на ночь, не пуская в мороз и метель брести невесть куда. В ответ она попросила разрешить ей помочь с тестом. И вот уже она в переднике сидит и лепит пирожки, а мать Глаши рассказывает ей о камеристке добрые истории. Потом ей налили тарелку щей – жидких, пустых, но к ним были пироги вкусные, хоть и простые. Постелили Ане на лавке в красном углу под образами. На широкую лавку был наброшен овечий тулуп, одеяло. Спать было непривычно жестко, но вполне удобно. Сама хозяйка забралась на полати.

Все уже спали, а Аня все лежала в темноте, слушала потрескивание дров в печке и завывание метели за окном и вдруг почувствовала себя так уютно, как будто дома у бабушки в глубоком детстве. Под эти звуки простой крестьянской жизни она и уснула.

Глава 52.

Из канцелярии Николай вышел в приподнятом настроении, несмотря на сгущающиеся сумерки и усиливающуюся метель. Снега уже знатно насыпало, но природа не хотела угомониться. Ветер бросал горсти снега прямо в лицо, завывал, заносил сугробами улицы.

Насилу граф добрался до Галерной.

- Замёрзли, Николай Павлович? - Участливо спросил Кузьмич. - Вон как кружит!

- Ничего, - стряхивая снег с полушубка, улыбнулся Николай. - Зима как-никак.

Он отдал одежду швейцару и хотел уже подниматься по лестнице, как Кузьмич его окликнул.

- Николай Палыч, батюшка, я забыл совсем, старый дурень! Письмо, ведь, вам.

- Мне? - Обернулся удивлённый офицер. - От кого же?

- Не знаю, ваше сиятельство, мальчонка-посыльный принёс. - Старик протянул ему конверт. - Хотел я его спросить, так он скрылся в мгновение ока.

Пожав плечами Николя взял конверт, поблагодарил Кузьмича и стал подниматься по ступеням. В последнее время ему писала только Лилит, но это было письмо не от неё. С неприкрытым любопытством Николай вошёл в переднюю и сразу же направился в кабинет.Вскрыв конверт ножом для писем, он вынул сложенный вчетверо лист хорошей плотной бумаги. На нём размашистым, незнакомым почерком было написано: "Сегодня вечером за три часа до полуночи в доме на Пятой Рождественской некоторые пикантные подробности о жизни одной милой девицы. Доброжелатель". Это было пошло. В письме намекали на Анну Алексеевну. Липкое, тошное ощущение подкатило к горлу. Николай налил воды из графина и залпом выпил, пытаясь соображать. Кто-то хотел ему что-то показать, что связано с Аннушкой? А может, это она сама назначила ему встречу? Но почерк был скорее мужским, да и приглашение на свидание так не пишут. Николай задумался. А внутри росла тревога, смешанная с ревностью и дурным предчувствием.