Кровь драконов - Робин Хобб

«Если смогут?» – повторил Лефтрин.

Ему не понравился тон «Смоляного». Он считал, что достаточно привезти младенца сюда, чтобы кто-нибудь из драконов его вылечил, – и дело будет сделано. Единственная трудность, по его мнению, заключалась в том, что драконов надо умасливать и уговаривать.

«Ты считаешь, что они не согласятся?»

«Нужный дракон должен быть здесь».

Ответ пришел не сразу, и Лефтрин почувствовал, что его кораблю трудно передать свою мысль капитану. Он решил не задумываться об этой проблеме. В прошлом самым общительным из драконов был Меркор. Вероятно, он захочет поболтать о Кельсингре, о Старших, плавно сменит тему и займется младенцем. Однако Лефтрин не очень-то и хотел передавать это известие Малте. Напоследок он решился задать кораблю еще один вопрос.

«Не лучше ли было младенцу оставаться на борту? Ты не мог и дальше ему помогать?»

«Смоляной» минуту молчал.

«Все, что можно было сделать, я сделал».

«И мы тебе благодарны».

Лефтрин сосредоточился, но не почувствовал от корабля ответа. Их контакт прервался. Но «Смоляной» всегда вел себя таким образом, и Лефтрина радовало то, что его корабль молчаливее собратьев. Вряд ли ему понравилось бы общаться с трещоткой «Офелией» или с ветреным позером вроде «Совершенного». Но, возможно, здесь все обстоит точно так же, как с детьми. Каждый родитель считает своего ребенка самым лучшим – и, несомненно, каждый капитан предпочтет свой живой корабль всем прочим.

«Я самый лучший. Самый старший, самый мудрый, самый лучший», – откликнулся «Смоляной».

«Конечно! Я никогда в тебе не сомневался».

И это замечание Лефтрина снова осталось без ответа. Впрочем, иного он и не ожидал.

Ошеломленная Малта осмотрелась. Длинный коридор уходил куда-то в мягко освещенный полумрак. Малта заметила двери: большинство из них были закрыты, но некоторые оставались приотворенными.

– Любую открытую дверь? – устало спросила она.

– Да, – подтвердила Элис Финбок. – Если кто-то из хранителей комнату уже занял, то дверь будет закрыта. Многие оказались запертыми бывшими хозяевами, а мы так и не нашли способа проникнуть внутрь. Зато последние три двери в самом конце коридора поддались. За ними находятся помещения побольше: ты увидишь апартаменты, состоящие из нескольких спален. Мы считаем, что они, возможно, предназначались для делегаций, приезжавших из других городов. Конечно, у нас нет никаких подтверждений, просто ничего другого никто придумать не смог.

– Спасибо вам.

Малта с трудом смогла произнести даже эти два коротких слова. Ее тело до сих пор было распаренным после горячей ванны, влажные волосы свисали вдоль спины. В драконьих купальнях они провели время в одиночестве. Малта смутно понимала, что в любой другой момент была бы поражена громадным залом с высоченными сводами и волшебством текущей горячей воды. Сейчас же печаль и усталость прогнали из ее сердца изумление. Пребывая в полуоцепенении, она смыла с себя накопившийся за многие дни солоноватый пот. Горячая вода унесла с собой всю боль из костей, но вместе с ней исчезла и упрямая стойкость Малты.

Элис была так добра, что подержала плачущего Фрона, пока Малта принимала ванну. Сейчас сын тихо лежал у нее на руках, но Малта ощущала, что его тельце обмякло от усталости, а не от сонной истомы. Он выплакался в объятиях Элис и вернулся к матери безвольным, будто тряпичная кукла. Он казался спящим, когда она осторожно опустила его в воду. Однако очутившись в этой стихии, он сразу же распахнул глаза, и Малта с удовольствием увидела, как он потягивается и шевелит ножками и ручками. Фрон похлопал ладонями по поверхности воды и сначала удивился, а потом развеселился тем, как она плещется. Малта улыбнулась тому, что он ведет себя, как обычный ребенок. Но при виде того, как цветные чешуйки на его теле порозовели, а потом приобрели более темный цвет, она ощутила волну тревоги.

– С ним что-то происходит!

– У хранителей была такая же история, – поспешила успокоить ее Элис. Она сидела на краю гигантской ванны и держала наготове полотенце для Фрона.

Малта кивнула. Элис изменилась не так сильно, как остальные члены экспедиции. Только очень внимательный взгляд позволял заметить чешую у ее бровей и на тыльной стороне рук. Говорила она по-прежнему с интонациями исследователя.

– Благодаря горячей воде драконы выросли, да и боли у них затихли. Буквально у нас на глазах по их крыльям растекалась яркая краска. Они вытягивались, а затем их тела приобрели другие пропорции. И они росли – некоторые просто поразительно. Тиндер из бледно-лилового стал темно-фиолетовым с золотыми узорами. У Плевка хвост был коротковат, а теперь его фигура абсолютно пропорциональна. Пара дней в теплой купальне – и почти все драконы смогли взлетать с ровной поверхности. А теперь, конечно, каждый способен парить в воздухе и проделывать разные фокусы. У хранителей произошли подобные изменения, связанные с кожей и конечностями. Они выросли и окрепли. А крылья Тимары действительно потрясающие!

– Крылья?

– Да, – подтвердила Элис. – А у Сильве, по-моему, на лбу появляется гребень.

– А как насчет меня? – поинтересовалась Малта.

– Я полагаю, что вы прямо-таки сияете. Но, наверное, этот вопрос лучше задать вашему мужу, который лучше знает, как вы обычно выглядите.

Элис руководилась соображениями вежливости. Она не захотела говорить то, что было известно самой Малте. Из-за непрерывного бдения над малышом Малта настолько себя запустила, что Элис уже не смогла определить, были ли трансформации в чешуе женщины связаны с тем, что теперь она чистая, или это являлось развитием ее драконьих характеристик. Малта поняла все с полуслова и устало улыбнулась. «Вот и подточено твое девичье тщеславие! – подумала она. – Достаточно поставить под угрозу жизнь твоего сына, и остальное тотчас перестало иметь значение».

Она склонилась к Фрону. Он молчал, но не спал. Его облик был совершенно не таким, как у всех тех младенцев, каких ей случалось видеть прежде. Ротик у него был болезненно сморщен, дыхание с тихим шелестом прорывалось сквозь узкие ноздри. Малта попыталась посмотреть на него непредвзято: может, он – уродливый ребенок, от которого будут отворачиваться другие дети? Она обнаружила, что не может ничего толком определить. Он – просто Фрон, ее маленький мальчик, а его особенности были частью его самого. Фрона не следует сравнивать с другими. Указательным пальцем Малта провела по мелкой чешуе, шедшей вдоль бровей сына, и он зажмурился. Она передала малыша Элис, та завернула его в полотенце, и Малта вылезла из ванны.