Зоя - Даниэла Стил

— О боже, Зоя! Твоя бабушка убьет меня! — Она засмеялась, когда он вскочил с постели сам и поднял ее. — Одевайся… а я ведь даже не накормил тебя!

— Я даже не заметила. — Она прыснула смехом, как школьница, и он снова привлек девушку к себе.

— Я люблю тебя, безумица! Знаешь ты это? Я, такой старый, обожаю тебя.

— Вот и хорошо. Потому что я тоже люблю тебя, и ты не старый, ты мой! — Зоя нежно погладила его отливающие серебром волосы и притянула его лицо к своему. — Запомни: что бы ни случилось с нами, я очень люблю тебя! — Это был урок, рано преподанный ей жизнью: никогда не знаешь, какое горе может свалиться завтра. Мысль эта глубоко тронула его, и он крепко прижал ее к себе.

— Ничего не случится, малышка; ты теперь в безопасности.

Он наполнил огромную ванну, и на мгновение ей почудилось, что она снова в особняке на Фонтанке, и, только вновь натянув свое мрачное серое шерстяное платье и изношенные черные туфли, она поняла, что это не так. На ней были черные шерстяные чулки, чтобы не мерзли ноги, и в зеркале она увидела сироту из приюта.

— О боже, я выгляжу ужасно, Клейтон. Как ты можешь любить меня такую?

— Ты прекрасна, глупышка. Каждая твоя клеточка, каждый твой огненно-рыжий волосок… все в тебе великолепно, — прошептал он, зарывшись в ее волосы, которые, ему мнилось, пахли цветами. — Я обожаю тебя.

Они с трудом заставили себя покинуть особняк, но он понимал, что должен проводить ее домой. Зоя никак не могла остаться здесь до утра, и, поднявшись на четвертый этаж, Клейтон в последний раз поцеловал ее в мрачной, темной прихожей. Зоя открыла дверь своим ключом, и они увидели, что Евгения Петровна заснула в кресле, дожидаясь внучку. Зоя наклонилась и поцеловала бабушку в щеку.

— Бабушка?.. Прости, что я так поздно, но тебе не стоило меня ждать…

Старушка улыбнулась им в полусне. У них был такой счастливый вид. Казалось, в мрачную, промозглую комнату заглянула весна, и бабушка поняла, что не может сердиться.

— Я хотела убедиться, что с тобой все в порядке. Вы хорошо провели время? — Она смотрела на них обоих, изучая глаза Клейтона, но в них она увидела только доброту и любовь к Зое.

— Мы прекрасно провели время, — ответила Зоя, не чувствуя вины. Теперь она принадлежала ему, любимому, и это было так же естественно, как дышать. — Ты обедала?

— Я съела остатки вчерашнего цыпленка и яйцо, которое принес капитан. Спасибо, — сказала графиня, с трудом поднявшись. — Так мило с вашей стороны, капитан.

Клейтон пожалел, что не принес еще чего-нибудь, но он так торопился сегодня утром. И вдруг он снова вспомнил, что так и не накормил Зою ужином, и подумал, что она, вероятно, так же голодна, как и он. Они забыли обо всем на свете на долгие счастливые часы, но теперь капитан умирал от голода. И, как бы читая его мысли, Зоя с нескрываемой усмешкой взглянула на него и протянула ему плитку шоколада. С чувством вины он проглотил кусочек, а другой положил ей в рот; она улыбнулась и пошла отвести бабушку в спальню.

Вскоре она вернулась, и они снова поцеловались.

Ему ужасно не хотелось возвращаться в свой одинокий дом, но он знал, что это необходимо.

— Я люблю тебя, — радостно прошептала Зоя на прощание.

— Но я люблю тебя вдвое больше, — ответил Клейтон также шепотом.

— Как ты можешь такое говорить?

— Потому что я старше и мудрее, — пошутил он и тихо закрыл за собой дверь, а Зоя осталась стоять, помолодевшая, счастливая и свободная. Постояв с минуту, она погасила свет.

Глава 22

На следующее утро Клейтон пришел безукоризненно одетый, с огромной корзиной съестного. На сей раз он нашел время для покупок.

— Доброе утро, милые дамы! — У него было прекрасное настроение, что Евгения Петровна подметила с некоторым беспокойством.

Капитан принес мясо, фрукты, сыр двух сортов, пирожные и шоколад для Зои. Он нежно поцеловал ее в щеку, пожал руку Евгении Петровне и настоял, чтобы графиня поехала с ними на прогулку. В Булонском лесу они прекрасно провели время, и даже Евгения Петровна, казалось, забыла о своих недугах.

Они вместе пообедали, на сей раз в «Клозери де Лила», а затем отвезли графиню домой. Она так устала, что не могла сама подняться по лестнице, и Клейтон чуть ли не на руках донес ее на четвертый этаж, и она с благодарностью улыбнулась ему. Она чудесно провела время и на какое-то мгновение забыла о бедности, войне и горестях.

Они долго все вместе сидели в гостиной и пили чай, а потом Зоя с Клейтоном поехали в дом Миллзов на рю де Варенн, где снова предавались страстной любви. Но на этот раз Клейтон настоял, чтобы они поехали ужинать. Он отвез ее к «Максиму», а затем, к своему сожалению, домой, и, когда они вошли, Евгения Петровна уже спала. Влюбленные на цыпочках ходили по гостиной, ели шоколад, шептались, целовались при свете камина и делились мечтами. Зое хотелось быть с капитаном вместе всю ночь, но она не представляла, как это можно осуществить. Уходя в тот вечер и пообещав прийти утром, Клейтон чувствовал себя двадцатилетним юношей.

Однако на следующее утро он не появился, ив одиннадцать часов Зоя начала волноваться. У них не было телефона, и она не могла позвонить, но в половине двенадцатого капитан пришел с огромным свертком в оберточной бумаге, взгромоздил его на кухонный стол и с загадочным видом сообщил Зое, что это — подарок бабушке. Когда старая графиня присоединилась к ним, Клейтон отошел в сторону и стал следить, как она разворачивает бумагу. Вскоре показался чрезвычайно красивый серебряный самовар с выгравированными инициалами русских владельцев, которые привезли его в Париж, но были вынуждены продать. Клейтон даже не мог представить, как это они умудрились довезти его сюда, но когда он сегодня утром увидел самовар в магазине, то тотчас понял, что должен купить самовар для Евгении Петровны.

У нее перехватило дыхание, и она отступила, глядя на самовар с удивлением, на мгновение ее пронзила острая боль от сознания того, насколько ей были дороги ее собственные сокровища и как она переживала, когда вынуждена была продавать их. Ей до сих пор было очень жаль портсигара и табакерок, которые ей пришлось продать перед самым Рождеством. Но сейчас она могла только, не отрываясь, смотреть на самовар и на их благодетеля, который преподнес его.

— Капитан… вы слишком добры к нам… — Ее глаза наполнились слезами, и она поцеловала Клейтона, слегка коснувшись морщинистой старческой щекой его загорелого лица, напомнившего ей лица ее сына и мужа. — Вы так добры.

— Что вы, такие пустяки.

Он подарил Зое белое шелковое платье, и у нее широко раскрылись глаза от изумления и восторга, когда она развернула его. Платье было выполнено маленькой модельершей, которую звали Габриэль Шанель.